Я пел французскую песнь, сочиненную Гийомом Аквитанским:
Желаньем петь я вдохновлен
О том, как горем я сгорблен:
Не к милым дамам в Лимузен —
В изгнанье мне пора уйти!
Унылая песнь, да и на душе у меня не лучше. А ведь до вчерашнего дня я был всем доволен. Пока не появился граф, и я не испытал горечь разочарования. И вот — сижу, извлекая из лютни скорбные стоны, сна нет, хотя уже утро и все отсыпаются после вчерашнего дня празднества.
Я продолжал напевать:
А я в содеянных грехах
Пред вами каюсь. Жалкий прах,
В молитвах и в простых словах
Взываю ко Христу: прости!..
Из-за занавеси алькова, где стояло мое ложе, я видел у противоположной стены Эйвоту. Она кормила девочек — свою дочь и дочь госпожи, оттого и сидела отвернувшись, лишь порой оборачивалась и рассержено хмыкала. Слов этой песни на южно-французском она не разумела, но сама мелодия, медлительная и печальная, говорила о том, что лежало у меня на душе. А Утрэд, спавший на лежанке, нарочито натягивал на голову одеяло, чертыхался и просил меня не надрывать душу и дать добрым людям передохнуть.
Да какое мне в конце концов дело до всех этих простолюдинов, что обращаются со мною чуть ли не как со своим приятелем только потому, что я живу из милости у их госпожи! Я рыцарь, и не им указывать мне!
И все-таки я отложил лютню. Самое время подумать о моем положении и о том, как теперь жить. Но мысли разбегались, как перепуганные мыши, поэтому я откинулся на волчий мех и погрузился в воспоминания.
В благодатных долинах провинции Дофине во Франции, в замке, где прошло мое детство, матушка часто рассказывала мне удивительные истории о том, как прекрасная дама ухаживала за раненым рыцарем и кончалось тем, что она влюблялась в него. Позже, уже на службе при различных дворах, я также слышал подобные истории от трубадуров — там были и прекрасная врачевательница, и вверенный ее заботам мужественный рыцарь. И вот в моей собственной жизни случилось нечто подобное: я стал предметом забот нежной и благородной леди, однако не моя спасительница воспылала безумной страстью, а я сам потерял голову от любви к ней.
О, это была мучительно сладкая, возвышенная и заведомо обреченная любовь — тем более, что предмет моего обожания с самого начала не скрывал, что любит другого. Считая своим долгом сделать мою возлюбленную счастливой, я пошел даже на то, чтобы спасти ее избранника от беды. Истинное и бескорыстное благородство должно было принести мне облегчение — но не принесло.
Тогда я остался в Тауэр Вейк — леди Гита, понимая, что податься мне некуда, сама предложила мне пожить в башне. И я преклонил перед ней колено, прося позволения стать ее рыцарем, защищать ее и заботиться о ней.
Гита выглядела смущенной.
— Мне приходилось кое-что слыхивать об этой модной новинке — рыцарском служении даме. Но у нас, саксов, эти обычаи не в ходу. И тем не менее мне действительно нужен помощник, а моя репутация настолько испорчена, что никакие слухи ей уже не повредят. Однако я хочу, чтобы вы, сэр Ральф, ясно представляли, какого рода помощи я от вас жду. Мне нужен образованный и благородный человек, который представлял бы мои интересы в различных делах. Кроме того, мне понадобятся ваши связи и знакомства с нормандской знатью. И если вас устроит такое служение, я скажу только — сам Господь послал мне вас.
Непривычно и странно, когда слабая и нежная леди обращается с тобой, как вельможа, нанимающий управляющего на службу. И все-таки я согласился. Главное — остаться рядом, а там, глядишь, она и поймет, что более преданного возлюбленного ей не найти во всем подлунном мире.
Сейчас я дивился собственной наивности. Хотя в чем же тут наивность? Я был сильным пригожим парнем, пользовавшимся благосклонностью дам, а Гита одинока и всеми оставлена. Когда такая пара проводит целые дни бок о бок — рано или поздно наступает момент, когда взаимная симпатия и дружеские чувства перерастают в нечто большее.
Однако случилось вовсе не так, как я рассчитывал. Я не просто проводил время рядом с Гитой. Я работал — и работал так, как никогда в прежней жизни.
Сказать по чести — я невероятно ленив. Служба у того или иного сеньора устраивала меня до тех пор, пока не шла вразрез с моей ленью. Если же приходилось утруждаться, я покидал одного господина и принимался искать другого. От природы я неприхотлив, и мог многим поступиться ради того, чтобы иметь возможность побездельничать всласть или развлечься тогда, когда мне этого хотелось.
Именно поэтому служба у леди Бэртрады меня вполне устраивала. Вот где была настоящая жизнь: упражнения с оружием, турниры, охоты, верховые выезды. Прибавьте к этому шумные пиры, где мое умение петь и музицировать снискало мне большую популярность. К тому же все мы были немного влюблены в красавицу Бэрт, хотя порой она бывала просто невыносима. Во всяком случае я постоянно находился среди равных себе, в обществе веселых и мужественных друзей.
Гм… Друзей Тех самых, которые проткнули меня не моргнув и глазом. Но об этом я не хочу вспоминать. Я уже пережил боль от этого предательства.
И вот я вновь в услужении у красивой леди, в которую влюблен. Настолько влюблен, что готов даже работать. И ее доброта, внимание, мягкость в обращении со мной вселяют в мое сердце надежду. Что с того, что она любит другого, — думалось мне тогда. — Эдгар Норфолкский женат и даже появление на свет дочери не заставит его проявлять больше внимания к Гите. Свою супругу он простил, их часто видят вместе, граф даже позволил ей заседать в совете.
Меня радовало, что жизнь графской четы пошла на лад. При таких обстоятельствах Гита все больше сближалась со мной. И мне не было никакого дела до того, что она опорочена — ведь от этого ее земли не стали меньше, а я, как бы безумно ни был влюблен, сознавал, что добившись брака с Гитой, немало приобрету, став их владельцем. А в придачу получу малышку Милдрэд, которая так мила, что я сердечно привязался к ней. Разве может женщина не испытывать теплое чувство к тому, кто так нежен с ее ребенком?
Но чтобы получить Гиту Вейк или хоть немного продвинуться на этом пути мне приходилось работать, работать и работать. Прощай, моя сладостная лень! Выполняя все новые и новые поручения моей прекрасной дамы, я узнавал, как ведутся в этих краях полевые работы, каковы здешние нравы и обычаи, с чем приходится считаться и чем можно с легкостью пренебречь. Я старательно постигал всю эту премудрость, дивясь собственному усердию. Правда, как выяснилось, одного усердия мало — но леди Гита только молча закусывала прелестную губку, когда я то и дело попадал впросак.
Уж мне эти овцы, эта шерсть — будь они неладны! Никогда бы не подумал, сколь это сложное и хлопотное дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178