— Зачем ты пытаешься соблазнить лорда Вулфгара? — внезапно спросила она, крайне недовольная поведением золовки. — Ведешь себя как потаскуха перед хозяйкой этого дома!
— Сомневаюсь, что Эйслинн когда-нибудь станет здесь госпожой, — огрызнулась Хейлан. — Вулфгар ненавидит женщин.
— Неужели мужчина станет ненавидеть женщину, которая носит в чреве его дитя? — взвилась Мидерд.
— Это не любовь, а похоть, — пожала плечами Хейлан.
— И ты позволишь себе валяться в его постели до тех пор, пока не округлишься точно так же, как леди Эйслинн? — изумленно выпалила Мидерд. — Вчера ты танцевала перед ним, как Саломея перед Иродом! Неужели попросишь в награду голову Эйслинн на блюде?
— Если она уйдет, — улыбнулась Хейлан, — Вулфгар будет моим.
— Она ушла, — с горечью бросила Мидерд. — Теперь ты счастлива?
Темные глаза Хейлан удивленно раскрылись, и Мидерд утвердительно кивнула.
— Да, сейчас она уже далеко. Спешит уехать от него. И ничего не взяла с собой, кроме своего ребенка и тощей кобылы, на которой сидит ее мать.
— А он знает? — медленно выговорила Хейлан.
— Узнает, когда вернется из Крегана, потому что я обязательно скажу ему. Леди Эйслинн умоляла меня молчать, но я боюсь за ее жизнь. В лесах развелась тьма волков. Неужели ей суждено стать добычей диких чудовищ или негодяев, которые не задумаются взять ее, не обращая внимания на ее деликатное положение!
— Кто знает, помчится ли Вулфгар за ней вдогонку? — пожала плечами Хейлан. — Она толстеет с каждым днем и скоро так или иначе ему надоест.
— У тебя ледяное сердце, Хейлан. Неужели ты так бесчеловечна, что покоряешься лишь собственным желаниям?
— Я устала от твоих попреков! — негодующе закричала вдова. — И от назойливой жалости к этой девчонке! Она ничего не сделала для меня! И я ничем ей не обязана!
— Если когда-нибудь тебе придется к ней обратиться, — тихо ответила Мидерд, — молю небо, чтобы у нее нашлось больше сочувствия, чем у тебя.
— Не думаю, что такое случится, — высокомерно бросила Хейлан. — Кроме того, ее уже здесь нет.
— Горожанам будет не хватать леди Эйслинн. Кто станет их лечить?
— Леди! Леди! — передразнила Хейлан. — Никакая она не леди и никогда ею не станет! Но я буду половчее! Заставлю Вулфгара любить и хотеть меня!
— Лорда Вулфгара, — сухо поправила Мидерд. Хейлан улыбнулась и возбужденно облизнула губы, словно в предвкушении веселого пиршества.
— Скоро он будет для меня всего лишь Вулфгаром! Тяжело загрохотали копыта. Мидерд поднялась.
— Он вернулся, и я все расскажу ему. И если лорд не помчится за ней, будь уверена, я стану винить тебя в смерти леди Эйслинн, потому что она скорее всего погибнет в этих диких местах.
— Меня?! — вскричала Хейлан. — Я всего-навсего желала, чтобы она исчезла! И она уехала по собственной воле.
— Да, — согласилась Мидерд, — но все выглядит так, словно ты своими руками вытолкала ее из дома.
Хейлан танцующей походкой подплыла к очагу.
— Мне все равно. А сейчас оставь меня в покое! Я рада, что она убралась!
Мидерд молча вздохнула и направилась к конюшне, где Вулфгар со своими людьми расседлывал коней. Она робко приблизилась к Гунну и с опаской взглянула на Вулфгара. Тот говорил о чем-то с Суэйном и не замечал Мидерд, пока она не коснулась его рукава. Вулфгар похлопал Гунна по спине и, все еще смеясь, обернулся к ней и вопросительно поднял брови.
— Милорд, — тихо пробормотала Мидерд, — боюсь, ваша леди исчезла навсегда.
Улыбка Вулфгара померкла, а глаза похолодели.
— О чем ты? — вскинулся он.
Мидерд судорожно сглотнула, трепеща от страха и почти растеряв решимость, но все же собралась с духом.
— Леди Эйслинн покинула вас, милорд, — повторила она, ломая руки. — Вскоре после вашего отъезда сегодняшним утром.
Вулфгар молниеносно подхватил с земли седло и снова положил его на Гунна, заставив животное недовольно фыркнуть. Вновь затягивая подпругу, Вулфгар спросил:
— Она направилась на север? В Лондон, конечно?
— Да, на север, но не в Лондон. Скорее, немного западнее, чтобы найти убежище у северных кланов. Тех, кто еще не склонился перед норманнами, господин.
Вулфгар цветисто выругался и прыгнул в седло. Заметив, что Суэйн готовится последовать за ним, он остановил викинга:
— Нет, Суэйн, я еду один. Прошу остаться и присмотреть за поместьем в мое отсутствие.
Он на прощание оглядел конюшню и нахмурился, заметив в стойле кобылу.
— Она не взяла ни лошади, ни повозки? Ушла пешком? Мидерд покачала головой.
— Миледи оседлала старую кобылу и захватила с собой лишь несколько одеял и немного еды. Они похожи на бездомных саксонок, скитающихся по Англии в поисках жилья. — С грустью вспомнив собственную судьбу, Мидерд встревожено продолжала: — Я боюсь за нее, милорд. Времена плохие, и всюду полно разбойников и диких зверей. Волки…
Она остановилась, не в силах продолжать, и встревожено уставилась на него.
— Не волнуйся, Мидерд, — успокоил ее Вулфгар, наклонясь вперед. — И будь уверена, что ты навсегда заслужила место у моего очага.
Он подхватил поводья, и Гунн поскакал по северной дороге.
Мидерд еще долго стояла, прислушиваясь к топоту копыт. Покачав головой, она улыбнулась. Несмотря на свирепую наружность рыцаря и любовь к битвам, сердце его оставалось мягким, как у человека, перенесшего много боли. Да, он ворчлив, отрицает собственную доброту и часто клянется, что ни в ком не нуждается. Поэтому и избрал участь воина в надежде, что чей-то меч навечно излечит его от постоянных мук; терзающих душу. Однако сейчас он умчался в ночь за ускользающей любовью, словно за охотничьим соколом, когда-то укрощенным, но однажды познавшим волю и отказавшимся возвращаться на руку сокольничего.
Вулфгар, так и не скинувший доспехов, летел вперед. Плащ развевался по ветру. Он снял шлем, и холодный мартовский ветер прогнал сонную одурь. Если Гунн не замедлит бега, он за несколько часов легко покроет расстояние, которое Эйслинн преодолела за целый день.
Яркий месяц появился на черном небе и, казалось, притягивал туманы из болот и топей. Вулфгар постоянно искал взглядом неяркое сияние умирающего огня, пытаясь осознать, что подтолкнуло Эйслинн к внезапному бегству. Он не мог припомнить ничего особенного, что случилось за последние несколько дней. Что довело ее до этого? Почему она недовольна своей жизнью? Но ведь он почти не знал женщин, кроме разве того, что они недостойны доверия.
Эйслинн покрепче привязала поводья к небольшому дереву и погладила вздымающиеся бока животного.
«Жалкие мы создания, — подумала она. — Пища для волков, и больше ничего».
Она потерла поясницу, в которой ощущалась тупая боль, и подошла к огню, где на влажной земле мирно спала мать, закутанная в потрепанное одеяло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141