как-никак двадцать восемь — возраст довольно солидный! Но, видимо, дело не в возрасте — женщине, вступающей в первый брак, должно быть, в любом случае необходимо время, чтобы освоиться со своим новым положением, будь ей двадцать восемь или восемнадцать…
В то же время Элоиза не могла не признать, что жизнь ее резко перевернулась и уже никогда не будет прежней. В одночасье она стала не только женой и хозяйкой большого дома, но и матерью двоих детей. Обычно же на женщину, вступившую в брак, эти две роли не обрушиваются одновременно.
Но Элоиза должна с этим справиться. В конце концов, она знала, на что идет.
* * *
Элоиза гордо расправила плечи и посмотрела на свое отражение в зеркале. Она была из семьи Бриджертонов, и хотя и носила теперь другую фамилию, по сути своей она всегда останется одной из Бриджертонов. И если она хочет быть счастливой в браке, ей самой надо позаботиться об этом.
Элоиза начала поправлять перед зеркалом прическу, но в этот момент раздался стук в дверь. Она пошла было открывать, но дверь оказалась незапертой, и Филипп (а кто еще это мог быть?) уже вошел. Однако он не спешил приближаться к Элоизе — очевидно, для того, чтобы дать ей время привыкнуть к его присутствию.
— Может, позвать служанку, чтобы она тебе помогла? — спросил он.
— Я отпустила ее на сегодняшний вечер. Мне хотелось побыть с тобой наедине.
Филипп откашлялся и нервно оттянул свой шейный платок, словно тот его душил — жест, видеть который для Элоизы стало уже привычным. В роскошном свадебном наряде Филипп, обычно носивший удобную, не стесняющую движений рабочую одежду, явно чувствовал себя немного не в своей тарелке.
Элоиза никогда не думала, что выйдет замуж за человека, для которого его дело или увлечение будет не менее важным, чем жена. Для Филиппа же, судя по всему, его занятия ботаникой были чем-то гораздо большим, чем цросто бегством от скуки, как для большинства светских бездельников, вынужденных чем-то заполнять свои дни.
Тем не менее, Элоиза не ревновала Филиппа к его увлечению. Более того, ей даже нравилось, что у мужа есть какая-то цель в жизни. По крайней мере, все лучше, чем скачки или игра в карты…
Это даже вызывало у Элоизы уважение к Филиппу, что было для нее большим облегчением. Какой бы мукой стал для Элоизы брак, если бы она не уважала своего мужа!
— Ты готова? — спросил Филипп. — Если нет, я подожду…
— Нет-нет, — помотала она головой, — я готова.
Филипп пробормотал себе под нос “слава Богу!” (впрочем, возможно, Элоизе это только показалось), и через мгновение она уже была в его объятиях, и он страстно целовал ее. И если еще секунду назад у Элоизы все-таки оставались последние сомнения, этот поцелуй окончательно развеял их.
Как ни старался Филипп во время брачной церемонии и позже, во время свадебного обеда, сосредоточиться на том, что происходило вокруг, мысли его неизменно возвращались к тому, что ему предстоит, когда он, наконец, останется наедине с молодой женой. Перед мысленным взором его все время стояло дразнящее тело Элоизы, и, хотя он еще не видел ее целиком, мужское воображение живописно дорисовывало детали. Филиппу казалось, что все вокруг пропитано запахом Элоизы — этот запах пробивался даже сквозь обилие духов присутствующих на свадьбе дам…
“Скоро, очень скоро!..” — пытался успокоить себя Филипп, но эта мысль лишь еще сильнее возбуждала его.
И вот, наконец, долгожданный момент наступил. Как хороша она сейчас, с ее распущенными каштановыми волосами, лежащими по плечам естественной волной! Филипп и не представлял, что волосы у Элоизы такие длинные — до сих пор он видел их лишь уложенными в аккуратный пучок на затылке.
— И зачем только женщины делают прически? — проворчал он. — Распущенные волосы только добавляют вам соблазнительности!
— Этого требует мода, — улыбнулась Элоиза.
— Думаю, дело не в моде. Это делается для того, чтобы мужчины не возбуждались сверх меры.
— Быстро же ты возбуждаешься! — рассмеялась она.
— Только не вздумай появляться в таком виде перед кем-нибудь еще! Если я узнаю об этом, то умру от ревности!
— Филипп! — нахмурилась Элоиза, хотя на самом-то деле слова его ей польстили.
— Ни один мужчина, если увидит тебя в таком виде, не сможет устоять перед тобой. Да что в таком виде — думаю, что в любом…
— До сих пор смогли устоять, — скромно улыбнулась она.
— Ну и дураки! — поморщился он. — Впрочем, это, должно быть, потому, что они не видели тебя во всей красе. Ты всегда носила этот пучок?
— С шестнадцати лет.
— Что ж, мне остается только поблагодарить судьбу за то, что ты ни разу не появилась с распущенными волосами перед другими мужчинами. Иначе бы ты не досталась мне — кто-нибудь из них уже давно бы…
— Господи, неужели одни мои волосы так возбуждают тебя?
— Ты права, но не одни волосы. Руки, губы, глаза… Черт побери, меня все в тебе возбуждает, Элоиза!
Притянув Элоизу к себе, Филипп поцеловал ее. Он знал, каковы ее губы на вкус — он целовал ее раньше, целовал всего минуту назад. Но сейчас, от этого поцелуя, все его тело словно охватило огнем.
Пальцы Филиппа нащупали застежку ее платья — ряд маленьких белых пуговок на спине.
— Повернись, — попросил он.
Филипп не был особо искушен в искусстве раздевания женщин, к тому же он слишком горел страстью. Филипп боялся из-за своего нетерпения порвать платье или оторвать пуговицу. Поэтому он стал очень аккуратно расстегивать пуговицу за пуговицей, наслаждаясь каждым новым дюймом открывавшегося из-под платья такого желанного тела.
Элоиза теперь навсегда принадлежит ему, только ему. Филипп не знал, за что Бог наградил его таким счастьем, но он ни за что на свете не согласился бы расстаться с ним.
Бережно, осторожно Филипп дотронулся до ее тела. Элоиза слегка вздрогнула.
Наконец, Филипп расстегнул последнюю пуговицу. Собственно, все их расстегивать не было нужды — платье снялось бы и без этого, — но Филиппу нравилось раздевать Элоизу, наслаждаться близостью ее тела и хотелось продлить это удовольствие.
Платье бесшумно упало к ее ногам. Элоиза стояла нагой, дрожа не от холода, а от предвкушения.
Филипп наклонился к ней, поцеловав ее сзади в шею. Несмотря на то что он с трудом сдерживал страсть, Филипп понимал, что с невинной Элоизой нужно действовать медленно, щадя ее девичью скромность, постепенно, шаг за шагом вводить в неведомый ей восхитительный мир чувственности.
В то же время Филипп говорил себе, что Элоиза — его жена и сама сейчас с нетерпением ждет от него решительных действий. Элоиза не Марина, которую мог вывести из равновесия малейший пустяк и которая не была способна ни на какие сильные чувства. Элоиза — вся из страсти и огня.
Элоиза вообще не была похожа на Марину — в любой ситуации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
В то же время Элоиза не могла не признать, что жизнь ее резко перевернулась и уже никогда не будет прежней. В одночасье она стала не только женой и хозяйкой большого дома, но и матерью двоих детей. Обычно же на женщину, вступившую в брак, эти две роли не обрушиваются одновременно.
Но Элоиза должна с этим справиться. В конце концов, она знала, на что идет.
* * *
Элоиза гордо расправила плечи и посмотрела на свое отражение в зеркале. Она была из семьи Бриджертонов, и хотя и носила теперь другую фамилию, по сути своей она всегда останется одной из Бриджертонов. И если она хочет быть счастливой в браке, ей самой надо позаботиться об этом.
Элоиза начала поправлять перед зеркалом прическу, но в этот момент раздался стук в дверь. Она пошла было открывать, но дверь оказалась незапертой, и Филипп (а кто еще это мог быть?) уже вошел. Однако он не спешил приближаться к Элоизе — очевидно, для того, чтобы дать ей время привыкнуть к его присутствию.
— Может, позвать служанку, чтобы она тебе помогла? — спросил он.
— Я отпустила ее на сегодняшний вечер. Мне хотелось побыть с тобой наедине.
Филипп откашлялся и нервно оттянул свой шейный платок, словно тот его душил — жест, видеть который для Элоизы стало уже привычным. В роскошном свадебном наряде Филипп, обычно носивший удобную, не стесняющую движений рабочую одежду, явно чувствовал себя немного не в своей тарелке.
Элоиза никогда не думала, что выйдет замуж за человека, для которого его дело или увлечение будет не менее важным, чем жена. Для Филиппа же, судя по всему, его занятия ботаникой были чем-то гораздо большим, чем цросто бегством от скуки, как для большинства светских бездельников, вынужденных чем-то заполнять свои дни.
Тем не менее, Элоиза не ревновала Филиппа к его увлечению. Более того, ей даже нравилось, что у мужа есть какая-то цель в жизни. По крайней мере, все лучше, чем скачки или игра в карты…
Это даже вызывало у Элоизы уважение к Филиппу, что было для нее большим облегчением. Какой бы мукой стал для Элоизы брак, если бы она не уважала своего мужа!
— Ты готова? — спросил Филипп. — Если нет, я подожду…
— Нет-нет, — помотала она головой, — я готова.
Филипп пробормотал себе под нос “слава Богу!” (впрочем, возможно, Элоизе это только показалось), и через мгновение она уже была в его объятиях, и он страстно целовал ее. И если еще секунду назад у Элоизы все-таки оставались последние сомнения, этот поцелуй окончательно развеял их.
Как ни старался Филипп во время брачной церемонии и позже, во время свадебного обеда, сосредоточиться на том, что происходило вокруг, мысли его неизменно возвращались к тому, что ему предстоит, когда он, наконец, останется наедине с молодой женой. Перед мысленным взором его все время стояло дразнящее тело Элоизы, и, хотя он еще не видел ее целиком, мужское воображение живописно дорисовывало детали. Филиппу казалось, что все вокруг пропитано запахом Элоизы — этот запах пробивался даже сквозь обилие духов присутствующих на свадьбе дам…
“Скоро, очень скоро!..” — пытался успокоить себя Филипп, но эта мысль лишь еще сильнее возбуждала его.
И вот, наконец, долгожданный момент наступил. Как хороша она сейчас, с ее распущенными каштановыми волосами, лежащими по плечам естественной волной! Филипп и не представлял, что волосы у Элоизы такие длинные — до сих пор он видел их лишь уложенными в аккуратный пучок на затылке.
— И зачем только женщины делают прически? — проворчал он. — Распущенные волосы только добавляют вам соблазнительности!
— Этого требует мода, — улыбнулась Элоиза.
— Думаю, дело не в моде. Это делается для того, чтобы мужчины не возбуждались сверх меры.
— Быстро же ты возбуждаешься! — рассмеялась она.
— Только не вздумай появляться в таком виде перед кем-нибудь еще! Если я узнаю об этом, то умру от ревности!
— Филипп! — нахмурилась Элоиза, хотя на самом-то деле слова его ей польстили.
— Ни один мужчина, если увидит тебя в таком виде, не сможет устоять перед тобой. Да что в таком виде — думаю, что в любом…
— До сих пор смогли устоять, — скромно улыбнулась она.
— Ну и дураки! — поморщился он. — Впрочем, это, должно быть, потому, что они не видели тебя во всей красе. Ты всегда носила этот пучок?
— С шестнадцати лет.
— Что ж, мне остается только поблагодарить судьбу за то, что ты ни разу не появилась с распущенными волосами перед другими мужчинами. Иначе бы ты не досталась мне — кто-нибудь из них уже давно бы…
— Господи, неужели одни мои волосы так возбуждают тебя?
— Ты права, но не одни волосы. Руки, губы, глаза… Черт побери, меня все в тебе возбуждает, Элоиза!
Притянув Элоизу к себе, Филипп поцеловал ее. Он знал, каковы ее губы на вкус — он целовал ее раньше, целовал всего минуту назад. Но сейчас, от этого поцелуя, все его тело словно охватило огнем.
Пальцы Филиппа нащупали застежку ее платья — ряд маленьких белых пуговок на спине.
— Повернись, — попросил он.
Филипп не был особо искушен в искусстве раздевания женщин, к тому же он слишком горел страстью. Филипп боялся из-за своего нетерпения порвать платье или оторвать пуговицу. Поэтому он стал очень аккуратно расстегивать пуговицу за пуговицей, наслаждаясь каждым новым дюймом открывавшегося из-под платья такого желанного тела.
Элоиза теперь навсегда принадлежит ему, только ему. Филипп не знал, за что Бог наградил его таким счастьем, но он ни за что на свете не согласился бы расстаться с ним.
Бережно, осторожно Филипп дотронулся до ее тела. Элоиза слегка вздрогнула.
Наконец, Филипп расстегнул последнюю пуговицу. Собственно, все их расстегивать не было нужды — платье снялось бы и без этого, — но Филиппу нравилось раздевать Элоизу, наслаждаться близостью ее тела и хотелось продлить это удовольствие.
Платье бесшумно упало к ее ногам. Элоиза стояла нагой, дрожа не от холода, а от предвкушения.
Филипп наклонился к ней, поцеловав ее сзади в шею. Несмотря на то что он с трудом сдерживал страсть, Филипп понимал, что с невинной Элоизой нужно действовать медленно, щадя ее девичью скромность, постепенно, шаг за шагом вводить в неведомый ей восхитительный мир чувственности.
В то же время Филипп говорил себе, что Элоиза — его жена и сама сейчас с нетерпением ждет от него решительных действий. Элоиза не Марина, которую мог вывести из равновесия малейший пустяк и которая не была способна ни на какие сильные чувства. Элоиза — вся из страсти и огня.
Элоиза вообще не была похожа на Марину — в любой ситуации.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81