— Глупые горничные суетятся, словно это Майклмас[ 12]. Бедняжка миссис Пичем, вряд ли от глупых девчонок будет какой-то толк сегодня на кухне, придется ей готовить самой! Да, кстати, ваша светлость! Принести вам что-нибудь поесть или вы предпочитаете вначале немного вздремнуть? Должно быть, вы с ног валитесь от усталости после такого долгого путешествия, бедненькая вы моя! Ну, надеюсь, вы хорошо провели время, — продолжала Роули. Слова лились из неё могучим потоком, казалось, её уже не остановить.
— Я сейчас вряд ли усну, отец, — улыбнулась Рея, по-прежнему сжимая руку матери, — Мне хочется увидеть остальных.
— А я, если честно, в первый раз за много дней чувствую волчий голод, — со смехом призналась герцогиня.
Рея Клер бросила на мать встревоженный взгляд, впервые заметив, как сильно она исхудала. Герцогиня сидела, перекинув на грудь темные, густые волосы и выглядела такой хрупкой и беззащитной, что у Реи защипало глаза. Она поняла, что минувший год дорого обошелся родителям.
— Ох, ну что может быть приятнее! Мое старое сердце того и гляди, разорвется от радости! — воскликнула Роули и Рея заметила, как та тайком перекрестилась от радости.
— Передайте миссис Пичем и Мейсону, что мы будем завтракать здесь. А я пойду предупредить Робина и Френсиса, что их сестра вернулась. Был бы вам весьма признателен, Роули, если бы вы проследили, чтобы нам никто не мешал, по крайней мере, полчаса.
— Слушаюсь, ваша светлость, — кивнула Роули, поклявшись в душе, что не позволит никому даже близко подойти к двери. — Страшно сказать, ваша светлость, но, похоже, Мейсон уже не тот, раз уж вам удалось войти в дом, а он не караулил вас возле дверей. Вот что бывает, когда у человека разбито сердце. А ведь он свято верит, что хранит семейные традиции герцогов Камаре. Да и слух у него совсем не тот, с вашего позволения, — продолжала брюзжать старая Роули, направляясь к двери.
— А теперь сядь возле меня, Рея, чтобы я могла насмотреться на тебя, девочка, — сказала герцогиня. Она была совершенно уверена, что могла бы вечно смотреть в дорогое лицо. Сколько же времени она мечтала о том, что этот миг, наконец, настанет! — Старушка Роули права, моя дорогая! Я никогда не видела, чтобы ты выглядела такой прелестной! А ты как считаешь, Люсьен? А слушая Элис, я ожидала, что ты вернешься больше похожей на скелет! — с печальной улыбкой сказала герцогиня. Боль в сердце напомнила ей о всем том ужасе, что мог выпасть на дою обожаемой дочери во время плавания по морю.
— Отец сказал мне, что вы оставили Элис жить здесь, в Камаре. Спасибо, мама, — искренне сказала Рея. Она снова вспомнила те ужасные дни, когда они с Элис во время плавания стали подругами по несчастью.
— Я была счастлива сделать все, что угодно, для несчастного ребенка. Если бы не она, мы бы даже и не подозревали, что ты осталась в живых и не узнали бы об этом жутком путешествии в колонии. Даже услышать обо всех этих несчастьях было благом для нас, ведь, по крайней мере, мы знали, что ты осталась в живых. Бедная девочка рассказала мне, как вы подружились и как ты часами рассказывала ей о нашем замке и всех нас. Когда её привезли сюда, она была так напугана вначале, но потом так привязалась к Камаре и всем нам, что у меня не хватило решимости отослать её в Лондон. У неё ведь нет никого на свете, а у нас здесь сколько хочешь свободных комнат, — бормотала герцогиня, стесняясь того, что она считала слабостью, и что на самом деле было добротой и великодушием.
— Знаешь, я иногда просто из себя выходила, когда она засыпала меня бесконечными вопросами о замке и всех вас. Только потом я поняла, что осталась жива и не сошла с ума именно благодаря воспоминаниям. Когда я голодала или умирала от холода, они напоминали мне о вас и я продолжала бороться, потому что больше всего на свете боялась, что умру и не смогу вернуться к вам, — пробормотала Рея, все ещё погруженная в воспоминания.
— Элис у нас хорошо, Рея. У девочки с детства талант ухаживать за больными, так что она прямиком попала под крылышко Роули. И ей хорошо известно, что теперь это её дом.
— Когда-то я пообещала, что помогу ей достать какие-нибудь документы, если мне удастся вернуться домой и рассказать вам о ней, — пробормотала Рея, до глубины души растроганная тем, как родители приютили у себя потерявшую родных девочку.
— А теперь, — сказала герцогиня, пытливым, материнским взглядом изучая каждую черточку дочери, — Расскажи нам обо всем, дорогая. Я сгораю от желания узнать … — внезапная мысль заставила её замолчать на полуслове, и Сабрина Доминик с негодующим видом повернулась к мужу, который по-прежнему безмолвно стоял у изголовья постели, — Люсьен? Как тебе удалось узнать, что Рея вернулась в Англию? Ты ведь и не думал ездить в Бат, не правда ли? Ты солгал мне!
Люсьен Доминик тяжело вздохнул. Он ни минуты не сомневался, что ему ещё придется ответить за это. — Конечно, дорогая моя, я и не собирался в Бат. Я ездил в Лондон. Ну, а теперь, прежде, чем ты окончательно рассердишься на меня, радость моя … — успел вставить герцог, заметив, что жена вот-вот обрушится на него с упреками, — Послушай, я и сам не был уверен в этом. Просто получил весточку, что корабль, на котором могла, по моим сведениям, находиться Рея, прибыл в Лондонский порт. Ты же помнишь, у меня в Лондоне были люди, которым было приказано глаз не спускать с доков и немедленно дать мне знать, как только этот корабль бросит якорь. Ты ведь была больна, милая, а я даже не знал точно, была ли на борту Рея. Мне не хотелось, пробуждать в тебе надежды, которые потом могли быть грубо разрушены, — объяснил Доминик, стараясь, чтобы его слова звучали как можно убедительнее, ведь он хорошо знал жену и был уверен, что на этом она не успокоится.
Но он был поражен до глубины души, когда вместо ожидаемых упреков Сабрина ответила ему улыбкой, — Ну, как можно сердиться на тебя?! Ты всегда в первую очередь думаешь обо мне, любовь моя! И, кроме того, ты сдержал свое слово, ведь ты обещал вернуть домой нашу дочь и сделал это! Никогда в жизни ты не делал мне более драгоценного подарка!
Люсьен Доминик был глубоко тронут словами жены, но на сердце у него скребли кошки, ведь Сабрина ещё далеко не все знала о приключениях Реи.
— А теперь расскажи мне, как это случилось, что ты вернулась в Англию на борту того самого корабля, что увез тебя из Чарльзтауна? И почему плавание было таким долгим? Я слышала, что тебя первой подняли на борт корабля. Один из наших людей в Чарльзтауне прислал письмо о том, что в городе ходили ужасные слухи, будто бы ты взошла на борт корабля по доброй воле? Наглая ложь, вне всякого сомнения! А что же капитан корабля? Как его имя, Люсьен? — требовательно спросила герцогиня у мужа, тот невольно поежился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176
— Я сейчас вряд ли усну, отец, — улыбнулась Рея, по-прежнему сжимая руку матери, — Мне хочется увидеть остальных.
— А я, если честно, в первый раз за много дней чувствую волчий голод, — со смехом призналась герцогиня.
Рея Клер бросила на мать встревоженный взгляд, впервые заметив, как сильно она исхудала. Герцогиня сидела, перекинув на грудь темные, густые волосы и выглядела такой хрупкой и беззащитной, что у Реи защипало глаза. Она поняла, что минувший год дорого обошелся родителям.
— Ох, ну что может быть приятнее! Мое старое сердце того и гляди, разорвется от радости! — воскликнула Роули и Рея заметила, как та тайком перекрестилась от радости.
— Передайте миссис Пичем и Мейсону, что мы будем завтракать здесь. А я пойду предупредить Робина и Френсиса, что их сестра вернулась. Был бы вам весьма признателен, Роули, если бы вы проследили, чтобы нам никто не мешал, по крайней мере, полчаса.
— Слушаюсь, ваша светлость, — кивнула Роули, поклявшись в душе, что не позволит никому даже близко подойти к двери. — Страшно сказать, ваша светлость, но, похоже, Мейсон уже не тот, раз уж вам удалось войти в дом, а он не караулил вас возле дверей. Вот что бывает, когда у человека разбито сердце. А ведь он свято верит, что хранит семейные традиции герцогов Камаре. Да и слух у него совсем не тот, с вашего позволения, — продолжала брюзжать старая Роули, направляясь к двери.
— А теперь сядь возле меня, Рея, чтобы я могла насмотреться на тебя, девочка, — сказала герцогиня. Она была совершенно уверена, что могла бы вечно смотреть в дорогое лицо. Сколько же времени она мечтала о том, что этот миг, наконец, настанет! — Старушка Роули права, моя дорогая! Я никогда не видела, чтобы ты выглядела такой прелестной! А ты как считаешь, Люсьен? А слушая Элис, я ожидала, что ты вернешься больше похожей на скелет! — с печальной улыбкой сказала герцогиня. Боль в сердце напомнила ей о всем том ужасе, что мог выпасть на дою обожаемой дочери во время плавания по морю.
— Отец сказал мне, что вы оставили Элис жить здесь, в Камаре. Спасибо, мама, — искренне сказала Рея. Она снова вспомнила те ужасные дни, когда они с Элис во время плавания стали подругами по несчастью.
— Я была счастлива сделать все, что угодно, для несчастного ребенка. Если бы не она, мы бы даже и не подозревали, что ты осталась в живых и не узнали бы об этом жутком путешествии в колонии. Даже услышать обо всех этих несчастьях было благом для нас, ведь, по крайней мере, мы знали, что ты осталась в живых. Бедная девочка рассказала мне, как вы подружились и как ты часами рассказывала ей о нашем замке и всех нас. Когда её привезли сюда, она была так напугана вначале, но потом так привязалась к Камаре и всем нам, что у меня не хватило решимости отослать её в Лондон. У неё ведь нет никого на свете, а у нас здесь сколько хочешь свободных комнат, — бормотала герцогиня, стесняясь того, что она считала слабостью, и что на самом деле было добротой и великодушием.
— Знаешь, я иногда просто из себя выходила, когда она засыпала меня бесконечными вопросами о замке и всех вас. Только потом я поняла, что осталась жива и не сошла с ума именно благодаря воспоминаниям. Когда я голодала или умирала от холода, они напоминали мне о вас и я продолжала бороться, потому что больше всего на свете боялась, что умру и не смогу вернуться к вам, — пробормотала Рея, все ещё погруженная в воспоминания.
— Элис у нас хорошо, Рея. У девочки с детства талант ухаживать за больными, так что она прямиком попала под крылышко Роули. И ей хорошо известно, что теперь это её дом.
— Когда-то я пообещала, что помогу ей достать какие-нибудь документы, если мне удастся вернуться домой и рассказать вам о ней, — пробормотала Рея, до глубины души растроганная тем, как родители приютили у себя потерявшую родных девочку.
— А теперь, — сказала герцогиня, пытливым, материнским взглядом изучая каждую черточку дочери, — Расскажи нам обо всем, дорогая. Я сгораю от желания узнать … — внезапная мысль заставила её замолчать на полуслове, и Сабрина Доминик с негодующим видом повернулась к мужу, который по-прежнему безмолвно стоял у изголовья постели, — Люсьен? Как тебе удалось узнать, что Рея вернулась в Англию? Ты ведь и не думал ездить в Бат, не правда ли? Ты солгал мне!
Люсьен Доминик тяжело вздохнул. Он ни минуты не сомневался, что ему ещё придется ответить за это. — Конечно, дорогая моя, я и не собирался в Бат. Я ездил в Лондон. Ну, а теперь, прежде, чем ты окончательно рассердишься на меня, радость моя … — успел вставить герцог, заметив, что жена вот-вот обрушится на него с упреками, — Послушай, я и сам не был уверен в этом. Просто получил весточку, что корабль, на котором могла, по моим сведениям, находиться Рея, прибыл в Лондонский порт. Ты же помнишь, у меня в Лондоне были люди, которым было приказано глаз не спускать с доков и немедленно дать мне знать, как только этот корабль бросит якорь. Ты ведь была больна, милая, а я даже не знал точно, была ли на борту Рея. Мне не хотелось, пробуждать в тебе надежды, которые потом могли быть грубо разрушены, — объяснил Доминик, стараясь, чтобы его слова звучали как можно убедительнее, ведь он хорошо знал жену и был уверен, что на этом она не успокоится.
Но он был поражен до глубины души, когда вместо ожидаемых упреков Сабрина ответила ему улыбкой, — Ну, как можно сердиться на тебя?! Ты всегда в первую очередь думаешь обо мне, любовь моя! И, кроме того, ты сдержал свое слово, ведь ты обещал вернуть домой нашу дочь и сделал это! Никогда в жизни ты не делал мне более драгоценного подарка!
Люсьен Доминик был глубоко тронут словами жены, но на сердце у него скребли кошки, ведь Сабрина ещё далеко не все знала о приключениях Реи.
— А теперь расскажи мне, как это случилось, что ты вернулась в Англию на борту того самого корабля, что увез тебя из Чарльзтауна? И почему плавание было таким долгим? Я слышала, что тебя первой подняли на борт корабля. Один из наших людей в Чарльзтауне прислал письмо о том, что в городе ходили ужасные слухи, будто бы ты взошла на борт корабля по доброй воле? Наглая ложь, вне всякого сомнения! А что же капитан корабля? Как его имя, Люсьен? — требовательно спросила герцогиня у мужа, тот невольно поежился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176