Повторное венчание должно поставить раз и навсегда крест на любых попытках её отца аннулировать их брак.
— Я так рада. И наш священник тоже будет счастлив, ведь его так расстроило известие о вашей свадьбе. В конце концов, именно он когда-то крестил тебя, дорогая, и я подозреваю, что добрый старик и не мыслил себе, что кто-то другой будет тебя венчать. Он так расстроился, что я даже испугалась, — герцогиня всегда с большой теплотой говорила об их приходском священнике, который был духовным пастырем всей семьи Домиников ещё со времен блаженной памяти последней вдовствующей герцогини. Правда, та, к величайшему сожалению духовного отца, громогласно объявила, что не нуждается в его советах.
— Я бы хотела так же устроить по этому поводу грандиозный бал и представить моего зятя всему здешнему обществу по всем правилам и с законной гордостью, — заявила герцогиня. — Я хочу, чтобы все знали о том, что мы вполне одобряем мужа, которого избрала себе наша дочь и гордимся тем ребенком, которого она вскоре произведет на свет.
— Дорогая моя, — заметил Доминик со слабой улыбкой, которая чуть искривила его тонкие губы, — Если ты считаешь необходимым, чтобы наша дочь и лорд Джейкоби повторили свои клятвы перед нами и нашим священником в надежде положить конец сплетням, так тому и быть. Тем не менее я совершенно уверен, что устроив большой прием, позвав полный дом гостей, уже и так взбудораженных глупой болтовней, ты добьешься как раз обратного результата — а именно, дашь новую пищу досужим сплетникам. — Впрочем, он прекрасно отдавал себе отчет, что раз Сабрина вбила себе что-то в голову, у него нет ни малейшего шанса.
Поднявшись на ноги, герцог налил себе ещё бокал бренди. Хотелось бы ему знать, о чем в эту минуту думал Данте. Если Рея и он вновь произнесут свои брачные клятвы в их маленькой церкви, бывшей свидетелем венчаний бесчисленных поколений Домиников, включая и его собственное, тогда герцогу ничего не останется, кроме как приветствовать капитана Морского Дракона в качестве нового члена семьи.
Давайте забудем и простим все обиды и оскорбления.
Сервантес
Глава 11
Давно растаял последний снег и в огромном камине тлел только крошечный кусок святочного полена. Как это всегда водилось на Рождество, его сожгли в соответствии с торжественным ритуалом, фейерверк сопровождался веселым пением рождественских гимнов, за которыми последовало празднество. Уже давно исчезли ветки падуба и омелы, украшавшие гигантский холл в замке, армия горничных и лакеев скребла и чистила, наводя везде порядок, как будто мартовские весенние ветры, ревущие и бушующие в окрестных холмах и сотрясающие то и дело оконные рамы, заставляли их суетиться больше обычного.
Это было время, когда зарождается новая жизнь, новые надежды.
Сверкающее золото ослепительных нарциссов и нежная зелень лишь вчера лопнувших почек, ещё даже не успевших развернуться, громко заявляли о близком приходе весны. Скоро холмы и долины покроются пышным разноцветьем полевых цветов, засверкают тут и там звездочки маргариток и невзрачницы, яркие белые пятна на фоне темно-синих, лиловых и розовых облаков вероники, водосбора и пятнистого аронника.
Данте Лейтон, стоя в полном одиночестве у одного из высоких окон замка, вдруг заметил черного дрозда. Ветер тащил птицу к зарослям молодого кустарника по ту сторону маленького пруда, где, окруженная древними кедрами, уединенно стояла крошечная средневековая церковь. Под этими сводами, в свете бледных лучей зимнего солнца, едва пробивающихся через маленькие, цветные стеклышки, он и Рея Клер снова произнесли свои брачные клятвы. За их спиной сбившись в плотную толпу на пышно украшенных скамьях эпохи самого короля Иакова I в молчании застыли все члены семейства Домиников и Флетчеров. Лица их потемнели, когда Данте громко объявил Рею Клер своей женой отныне и навсегда, повторяя без колебаний слова, которые торжественно произносил старенький отец Солли. Вытянувшись во весь рост за своей кафедрой, одетый в черную сутану священник был страшно похож на древнего мага, со своим сморщенным, как печеное яблоко, лицом, освещенным лишь неровным, колеблющимся светом горевших на алтаре свечей .
А теперь легендарный капитан Морского Дракона, сердце которого ни разу не дрогнуло при оглушительном грохоте корабельных пушек, дрожащей рукой попытался пригладить спутанные, торчащие во все стороны волосы. Данте дрожал от страха, дрожал так, как никогда в жизни и с этим страхом он был бессилен справиться.
Наверное, в сотый раз он бросил встревоженный взгляд в сторону спальни, где в полусумраке слабо мерцали все оттенки голубого, бледно-желтого и серебряного, а за высокими окнами, скрытыми тяжелыми шторами из бледно-голубого дамаста, прятались мокрые деревья. Под кроватью с пышным балдахином лежала Рея Клер, давая жизнь плоду их безумной страсти. Данте почувствовал, как судорогой жалости и нежности сжало его горло при воспоминании о её отчаянных криках утром, когда схватки только начались. Он вспомнил, как храбро она попыталась улыбнуться ему, как потемнели и расширились от боли глаза и бледный лоб покрылся каплями пота.
Его тут же выставили из комнаты, на его встревоженные вопросы никто не обращал ни малейшего внимания, Роули с герцогиней поспешили к постели, где стонала Рея, а перед его носом плотно закрыли дверь. Вспомнив, как все это было, Данте сделал большой глоток бренди и тоскливо уставился на стакан, которых он успел осушить уже немало. Вкуса он не почувствовал — коньяк обжег горло, а спустя мгновение по телу разлилось блаженное тепло. Прижавшись к стеклу пылающим лбом, он проклинал себя за то, что осмелился даже коснуться этого такого любимого тела.
Данте рассеянно взглянул на далекие холмы, где, похожее на пылающий, золотой шар, садилось солнце и, обернувшись, встретился глазами со всеми, кто собрался в этой комнате, терзаясь тем же страхом. Теперь они уже не были для него чужими. Как ни странно, но он привык считать их своей семьей. И вот теперь они пришли, чтобы разделить с ним тяжкое бремя ожидания, и его страх стал их страхом.
И глядя в лица членов этой новообретенной семьи, Данте мысленно вернулся на пару месяцев назад и вспомнил, как, почти против собственной воли, он постепенно привязался к этим людям, а потом даже стал искать их дружбы. Для Данте было в диковинку испытывать подобные чувства. Ведь он никогда не знал, что это такое, иметь брата или сестру, и ему были совершенно неизвестны те чувства, что связывают между собой близких людей, например отца с сыном.
К несчастью, они были слишком настроены против него, чтобы неприязнь и настороженность, которую они питали к чужаку, исчезла в один день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176
— Я так рада. И наш священник тоже будет счастлив, ведь его так расстроило известие о вашей свадьбе. В конце концов, именно он когда-то крестил тебя, дорогая, и я подозреваю, что добрый старик и не мыслил себе, что кто-то другой будет тебя венчать. Он так расстроился, что я даже испугалась, — герцогиня всегда с большой теплотой говорила об их приходском священнике, который был духовным пастырем всей семьи Домиников ещё со времен блаженной памяти последней вдовствующей герцогини. Правда, та, к величайшему сожалению духовного отца, громогласно объявила, что не нуждается в его советах.
— Я бы хотела так же устроить по этому поводу грандиозный бал и представить моего зятя всему здешнему обществу по всем правилам и с законной гордостью, — заявила герцогиня. — Я хочу, чтобы все знали о том, что мы вполне одобряем мужа, которого избрала себе наша дочь и гордимся тем ребенком, которого она вскоре произведет на свет.
— Дорогая моя, — заметил Доминик со слабой улыбкой, которая чуть искривила его тонкие губы, — Если ты считаешь необходимым, чтобы наша дочь и лорд Джейкоби повторили свои клятвы перед нами и нашим священником в надежде положить конец сплетням, так тому и быть. Тем не менее я совершенно уверен, что устроив большой прием, позвав полный дом гостей, уже и так взбудораженных глупой болтовней, ты добьешься как раз обратного результата — а именно, дашь новую пищу досужим сплетникам. — Впрочем, он прекрасно отдавал себе отчет, что раз Сабрина вбила себе что-то в голову, у него нет ни малейшего шанса.
Поднявшись на ноги, герцог налил себе ещё бокал бренди. Хотелось бы ему знать, о чем в эту минуту думал Данте. Если Рея и он вновь произнесут свои брачные клятвы в их маленькой церкви, бывшей свидетелем венчаний бесчисленных поколений Домиников, включая и его собственное, тогда герцогу ничего не останется, кроме как приветствовать капитана Морского Дракона в качестве нового члена семьи.
Давайте забудем и простим все обиды и оскорбления.
Сервантес
Глава 11
Давно растаял последний снег и в огромном камине тлел только крошечный кусок святочного полена. Как это всегда водилось на Рождество, его сожгли в соответствии с торжественным ритуалом, фейерверк сопровождался веселым пением рождественских гимнов, за которыми последовало празднество. Уже давно исчезли ветки падуба и омелы, украшавшие гигантский холл в замке, армия горничных и лакеев скребла и чистила, наводя везде порядок, как будто мартовские весенние ветры, ревущие и бушующие в окрестных холмах и сотрясающие то и дело оконные рамы, заставляли их суетиться больше обычного.
Это было время, когда зарождается новая жизнь, новые надежды.
Сверкающее золото ослепительных нарциссов и нежная зелень лишь вчера лопнувших почек, ещё даже не успевших развернуться, громко заявляли о близком приходе весны. Скоро холмы и долины покроются пышным разноцветьем полевых цветов, засверкают тут и там звездочки маргариток и невзрачницы, яркие белые пятна на фоне темно-синих, лиловых и розовых облаков вероники, водосбора и пятнистого аронника.
Данте Лейтон, стоя в полном одиночестве у одного из высоких окон замка, вдруг заметил черного дрозда. Ветер тащил птицу к зарослям молодого кустарника по ту сторону маленького пруда, где, окруженная древними кедрами, уединенно стояла крошечная средневековая церковь. Под этими сводами, в свете бледных лучей зимнего солнца, едва пробивающихся через маленькие, цветные стеклышки, он и Рея Клер снова произнесли свои брачные клятвы. За их спиной сбившись в плотную толпу на пышно украшенных скамьях эпохи самого короля Иакова I в молчании застыли все члены семейства Домиников и Флетчеров. Лица их потемнели, когда Данте громко объявил Рею Клер своей женой отныне и навсегда, повторяя без колебаний слова, которые торжественно произносил старенький отец Солли. Вытянувшись во весь рост за своей кафедрой, одетый в черную сутану священник был страшно похож на древнего мага, со своим сморщенным, как печеное яблоко, лицом, освещенным лишь неровным, колеблющимся светом горевших на алтаре свечей .
А теперь легендарный капитан Морского Дракона, сердце которого ни разу не дрогнуло при оглушительном грохоте корабельных пушек, дрожащей рукой попытался пригладить спутанные, торчащие во все стороны волосы. Данте дрожал от страха, дрожал так, как никогда в жизни и с этим страхом он был бессилен справиться.
Наверное, в сотый раз он бросил встревоженный взгляд в сторону спальни, где в полусумраке слабо мерцали все оттенки голубого, бледно-желтого и серебряного, а за высокими окнами, скрытыми тяжелыми шторами из бледно-голубого дамаста, прятались мокрые деревья. Под кроватью с пышным балдахином лежала Рея Клер, давая жизнь плоду их безумной страсти. Данте почувствовал, как судорогой жалости и нежности сжало его горло при воспоминании о её отчаянных криках утром, когда схватки только начались. Он вспомнил, как храбро она попыталась улыбнуться ему, как потемнели и расширились от боли глаза и бледный лоб покрылся каплями пота.
Его тут же выставили из комнаты, на его встревоженные вопросы никто не обращал ни малейшего внимания, Роули с герцогиней поспешили к постели, где стонала Рея, а перед его носом плотно закрыли дверь. Вспомнив, как все это было, Данте сделал большой глоток бренди и тоскливо уставился на стакан, которых он успел осушить уже немало. Вкуса он не почувствовал — коньяк обжег горло, а спустя мгновение по телу разлилось блаженное тепло. Прижавшись к стеклу пылающим лбом, он проклинал себя за то, что осмелился даже коснуться этого такого любимого тела.
Данте рассеянно взглянул на далекие холмы, где, похожее на пылающий, золотой шар, садилось солнце и, обернувшись, встретился глазами со всеми, кто собрался в этой комнате, терзаясь тем же страхом. Теперь они уже не были для него чужими. Как ни странно, но он привык считать их своей семьей. И вот теперь они пришли, чтобы разделить с ним тяжкое бремя ожидания, и его страх стал их страхом.
И глядя в лица членов этой новообретенной семьи, Данте мысленно вернулся на пару месяцев назад и вспомнил, как, почти против собственной воли, он постепенно привязался к этим людям, а потом даже стал искать их дружбы. Для Данте было в диковинку испытывать подобные чувства. Ведь он никогда не знал, что это такое, иметь брата или сестру, и ему были совершенно неизвестны те чувства, что связывают между собой близких людей, например отца с сыном.
К несчастью, они были слишком настроены против него, чтобы неприязнь и настороженность, которую они питали к чужаку, исчезла в один день.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176