Мэйрин отступила от лохани. Жосслен с улыбкой поднялся на ноги, взял из ее рук полотенце и вытерся насухо. В прихожей было прохладно, но, вернувшись в спальню, Жосслен обнаружил, что Мэйрин предусмотрительно закрыла деревянные ставни на единственном окне и развела огонь в небольшом угловом камине. В комнате стоял полумрак. Когда глаза Жосслена привыкли к тусклому свету, он увидел, что Мэйрин уже разделась и уютно устроилась на широкой кровати. — А теперь милорд, исполнив один свой супружеский долг и вымыв вас дочиста, я готова исполнить и другой, если вы того пожелаете.
Взгляд Жосслена задержался на ее соблазнительном теле. Живот ее нежно округлился от беременности; почему-то сейчас она показалась Жосслену даже более желанной, чем прежде. Мэйрин была бесконечно прекрасна, и даже крошечное подозрение, все еще копошащееся где-то в закоулках его души, не могло бы погасить вспыхнувшую в нем страсть.
Мэйрин лежала, опершись на локоть, и глядела на него, явственно различая в полутьме, какие чувства она вызывает в своем вновь обретенном супруге. Фиалковые глаза ее остановились на его горделиво поднявшемся орудии, и она с улыбкой спросила:
— Или вы предпочтете на этот вечер какую-нибудь служанку, милорд?
— О нет, колдунья моя! — с жаром возразил Жосслен и опустился рядом с ней на кровать. Губы их встретились в нежном поцелуе. Бережно перевернув Мэйрин на спину, Жосслен стал ласково целовать ее щеки и глаза, ее подбородок, затем добрался до мочки уха и осторожно сжал ее зубами.
Мэйрин впервые за много месяцев почувствовала, что может вполне расслабиться. Долгой разлуки словно и не бывало. Она вздохнула от нахлынувшего на нее блаженства. Жосслен, услышав этот вздох, тихонько погладил ее по голове.
— Для меня не существует других женщин, кроме тебя, колдунья, — прошептал он ей на ухо. Губы его спустились по ее плечу к груди, ставшей особенно чувствительной от беременности. Он поцеловал напряженные маленькие соски и принялся лизать их по очереди. Затем руки его легли ей на живот и тут, к своему изумлению, Жосслен почувствовал слабое трепыхание ребенка.
— А он уже здорово брыкается, этот малыш! — удивленно проговорил Жосслен.
— Он должен быть сильным, любовь моя, — ответила Мэйрин, взглянув ему в лицо.
— Мы займемся любовью, — сказал Жосслен, — но только если это не повредит ему.
— Мы ведь не повредили Мод! Вообще я думаю, что наша любовь для ребенка только полезна.
Мэйрин раздвинула бедра, и Жосслен, коснувшись пальцами ее лона, обнаружил, что она уже готова принять его. Он проник в нее со всей возможной нежностью, и радостное выражение, появившееся на ее лице, едва не заставило его расплакаться от счастья. Ее фиалковые глаза внезапно показались ему огромными; всмотревшись, Жосслен заметил, что они тоже блестят от слез. Он понял, что Мэйрин переживает их долгожданную встречу так же глубоко, как и он. И они продолжали ласкать друг друга, пока не воспарили в чудесный мир, ведомый лишь тем, кто познал любовь.
Когда Мэйрин уснула, Жосслен еще долго глядел на нее и удивлялся тому, как он вообще мог усомниться в ее словах. Если она говорит, что ребенок от него, — значит, он от него! И все же крошечная тень сомнения не покидала его. Жосслен сам был незаконнорожденным, но по поводу того, кто его родители, ни у кого сомнений не возникало. У его матери не было других мужчин, кроме Рауля де Рохана. Оборвав эти мысли, Жосслен твердо приказал себе забыть обо всех сомнениях. Это необходимо, иначе он потеряет свою жену, а Мэйрин, как он еще раз убедился, значила для него больше, чем кто бы то ни было в целом мире.
Шотландский двор был не настолько изысканным и элегантным, как двор короля Вильгельма, однако Жосслен обнаружил в нем своеобразное грубоватое очарование. Кроме того, начало становиться заметным влияние королевы: жены и дочери придворных старались подражать изяществу и хорошим манерам Маргарет. Впрочем, мужчины, стоило им ступить за порог королевского замка, вновь возвращались к прежним привычкам. Почти все лето Жосслен охотился с Энгусом Лесли и его друзьями на оленей и дичь или ловил лососей и форель.
Каждый вечер он возвращался отдыхать, и Мэйрин купала его, как и в тот первый день. Вечера они проводили в большом зале, ужиная и общаясь с новыми друзьями, слушая диковинные наигрыши волынщиков, от которых даже у сильных мужчин слезы наворачивались на глаза, и глядя на плясунов, исполнявших такие старинные танцы, что подлинный смысл их уже давно затерялся где-то во мгле столетий.
При дворе короля был бард — невероятно высокий старик с белоснежной гривой густых волос и голосом, чистым, как серебро.
— А теперь милорд, исполнив один свой супружеский долг и вымыв вас дочиста, я готова исполнить и другой, если вы того пожелаете.
Взгляд Жосслена задержался на ее соблазнительном теле. Живот ее нежно округлился от беременности; почему-то сейчас она показалась Жосслену даже более желанной, чем прежде. Мэйрин была бесконечно прекрасна, и даже крошечное подозрение, все еще копошащееся где-то в закоулках его души, не могло бы погасить вспыхнувшую в нем страсть.
Мэйрин лежала, опершись на локоть, и глядела на него, явственно различая в полутьме, какие чувства она вызывает в своем вновь обретенном супруге. Фиалковые глаза ее остановились на его горделиво поднявшемся орудии, и она с улыбкой спросила:
— Или вы предпочтете на этот вечер какую-нибудь служанку, милорд?
— О нет, колдунья моя! — с жаром возразил Жосслен и опустился рядом с ней на кровать. Губы их встретились в нежном поцелуе. Бережно перевернув Мэйрин на спину, Жосслен стал ласково целовать ее щеки и глаза, ее подбородок, затем добрался до мочки уха и осторожно сжал ее зубами.
Мэйрин впервые за много месяцев почувствовала, что может вполне расслабиться. Долгой разлуки словно и не бывало. Она вздохнула от нахлынувшего на нее блаженства. Жосслен, услышав этот вздох, тихонько погладил ее по голове.
— Для меня не существует других женщин, кроме тебя, колдунья, — прошептал он ей на ухо. Губы его спустились по ее плечу к груди, ставшей особенно чувствительной от беременности. Он поцеловал напряженные маленькие соски и принялся лизать их по очереди. Затем руки его легли ей на живот и тут, к своему изумлению, Жосслен почувствовал слабое трепыхание ребенка.
— А он уже здорово брыкается, этот малыш! — удивленно проговорил Жосслен.
— Он должен быть сильным, любовь моя, — ответила Мэйрин, взглянув ему в лицо.
— Мы займемся любовью, — сказал Жосслен, — но только если это не повредит ему.
— Мы ведь не повредили Мод! Вообще я думаю, что наша любовь для ребенка только полезна.
Мэйрин раздвинула бедра, и Жосслен, коснувшись пальцами ее лона, обнаружил, что она уже готова принять его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135