И это правильно для столь чистой и невинной девушки, как ты. Я никогда не причиню тебе боли, Мэйрин. Поверь мне и доверься, любимая моя.
Мэйрин проглотила комок в горле. Щеки ее пылали.
— Я верю вам, господин.
Он снова приподнял ее подбородок и, улыбнувшись, еще раз поцеловал в губы.
— Первого мая ты станешь моей женой, моей принцессой.
— Бельтан, — проговорила она. — Праздник посевов, праздник цветения. Кельты всегда играли свадьбы в этот день.
— Значит, ты довольна, что мы поженимся первого мая?
— Да, господин мой. Вы избрали этот день, не зная обычаев моего народа, и для меня это — счастливое предзнаменование.
— Ты будешь жить в Буколеоне, Мэйрин. Этот дворец, конечно, не принадлежит мне безраздельно. Я владею только апартаментами в нем, как и множество других родственников и приближенных императора. Этим летом я построю для тебя дворец за Босфором — драгоценный самоцвет на зеленом холме над морем. Там мы окончательно станем мужем и женой, там родятся наши дети, и там мы когда-нибудь умрем после долгой и счастливой жизни друг с другом. Ты довольна?
— О да, господин мой, — отозвалась Мэйрин, и ее губ впервые коснулась легкая улыбка. — Императорский дворец с этими садами очень красив, но мне бы хотелось жить в своем собственном доме. Чтобы мы могли уединиться со своей семьей подальше от чужих глаз.
— Тебя не прельщают блеск и интриги придворной жизни, Мэйрин?
— Нет, господин мой, это не по мне. Мое счастье — в семье и уютном доме.
— Уверен, тебе понравятся и другие вещи, Мэйрин. Ты слишком умна, чтобы все твои интересы сводились к семье и дому. Я научу тебя всему, что тебя заинтересует.
— Я люблю музыку, господин мой. И еще люди говорят, что у меня есть дар целительства. Я много знаю о травах.
— Природный дар целительства — это признак особого человека, — заметил принц.
— Но больше ничего особенного я о себе сказать не могу. Я вела простую и скромную жизнь. Англия — красивая страна, но ее красота заключена в природе. Там нет такого великолепия, как здесь, в Византии. Сколько нового я здесь смогу узнать! В ваших библиотеках хранится мудрость веков. У меня уйдет целая жизнь только на что, чтобы прикоснуться к ней.
— Ты умеешь читать?! — Принц был потрясен.
— А что, это плохо? — обеспокоилась Мэйрин.
— Нет, — медленно приходя в себя, ответил принц. — Я просто слегка удивился. Я не думал, что женщин в Англии учат таким вещам.
— Моя мать говорила, что мужчинам не нравятся ученые женщины, потому что ученость делает женщину мужеподобной. Но отец считает — женщина должна уметь читать и писать, хотя бы для того, чтобы проследить за бейлифом. Потому-то я стала учиться вместе с моим братом Брэндом и наш учитель, брат Бай-ярд, быстро понял, что я пойду в науке дальше Брэнда. Он всегда сокрушался о том, что я не родилась мальчиком.
— Тебе нравилось учиться? — Василий пришел в полный восторг, узнав Мэйрин с этой новой стороны. Он просто не ожидал от нее ничего подобного: ведь по сравнению с просвещенной Византийской империей Англия считалась полудикой страной.
— Да, — ответила Мэйрин. — Признаться честно, господин мой, мне очень нравилось учиться.
— Я найду тебе наставника! — взволнованно воскликнул он. — Когда мы поженимся, ты сможешь много времени уделять наукам, любовь моя. Если тебе это будет доставлять удовольствие, ты сможешь учиться всему, чему захочешь. В Константинополе ценят ученых женщин. Вообще мы поощряем ученость.
Василий едва сдерживал свой восторг. Прежде он никогда не задумывался о том, женщина какого типа может сделать его счастливым. Ему нравились все красивые женщины подряд, но сейчас он понял, что в этом заключалась его ошибка. Он никогда прежде не видел глубже красивого лица и фигуры; возможно, потому, что большинство женщин его круга были просто ленивые, распущенные красотки, которых не интересовало ничто, кроме нарядов и украшений. А те, кого занимало что-то помимо косметики и платьев, встречались крайне редко и, как правило, оказывались недостаточно красивы или богаты, но достаточно умны, чтобы понять — нужно компенсировать эти недостатки чем-то другим. Впрочем, почти всегда они обращались к церковной жизни или становились известными учеными, у которых не оставалось времени на мужа и семью.
Поэтому Мэйрин показалась Василию просто невероятным созданием. Господь наделил ее и ослепительной красотой, и разумом, способным усваивать знания. И Василий понял, что именно такую женщину он искал всю жизнь. Он сможет, как скульптор, вылепить из этой податливой глины непревзойденную статую. Мэйрин станет не только прекраснейшей, но и мудрейшей женщиной Византии. И это будет творением его рук! Внутреннее чувство подсказывало принцу, что эта девушка добродетельна. Он будет любить ее так нежно и страстно, что она никогда не польстится на другого мужчину. Она станет великолепным образцом совершенства, примером для других женщин. Прекрасная. Образованная. Добродетельная. Недоступная. И безраздельно принадлежащая ему одному!
— Подойди ближе, — сказал Василий и усадил ее к себе на колени. Одной рукой он нежно обнял ее за талию, другой — повернул к себе ее разрумянившееся от смущения личико. Его глаза невероятного цвета персидской бирюзы окинули ее собственническим взглядом.
— Я люблю тебя, — произнес он. Голос его звучал хрипло и почти жестко. — И научу тебя любить меня. Между нами никогда не встанет третий. Ты будешь счастливее всех женщин на свете. А теперь поцелуй меня!
Слова его прозвучали так повелительно, что Мэйрин смутилась. Она покраснела еще сильнее. Закусив губу, она попыталась отвернуться, чтобы скрыть смущение. Но Василий не отвел глаз от ее лица.
— Покорность — первая заповедь жены, Мэйрин. Ты еще молода и неопытна. Я понимаю твою застенчивость. И на сей раз прощаю тебе это непослушание, но в будущем хочу рассчитывать на совершенную покорность. А теперь поцелуй меня.
Мэйрин подумала, что он, должно быть, очень властный человек. Он так строго говорил о послушании! Но ведь он будет ее мужем. Она сама дала согласие и понимала, что о таком женихе можно только мечтать. Отогнав прочь сомнения, Мэйрин потянулась губами к его рту; ресницы ее, затрепетав, опустились. Когда губы их слились в поцелуе, сердце ее снова бешено забилось: на сей раз Василий не был таким нежным, он жадно и пылко впился в ее податливую плоть с таким напором и силой, что Мэйрин задохнулась от неожиданности.
— О-о-о, — выдохнула она, когда принц наконец оторвался от ее губ. Василий усмехнулся, заметив, что в ее темно-синих глазах блеснуло новое понимание. Она начинала учиться страсти. Он бережно приподнял ее с колен и, поднявшись, вышел из сада, не сказав больше ни слова. Мэйрин осталась стоять, словно приросла к земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
Мэйрин проглотила комок в горле. Щеки ее пылали.
— Я верю вам, господин.
Он снова приподнял ее подбородок и, улыбнувшись, еще раз поцеловал в губы.
— Первого мая ты станешь моей женой, моей принцессой.
— Бельтан, — проговорила она. — Праздник посевов, праздник цветения. Кельты всегда играли свадьбы в этот день.
— Значит, ты довольна, что мы поженимся первого мая?
— Да, господин мой. Вы избрали этот день, не зная обычаев моего народа, и для меня это — счастливое предзнаменование.
— Ты будешь жить в Буколеоне, Мэйрин. Этот дворец, конечно, не принадлежит мне безраздельно. Я владею только апартаментами в нем, как и множество других родственников и приближенных императора. Этим летом я построю для тебя дворец за Босфором — драгоценный самоцвет на зеленом холме над морем. Там мы окончательно станем мужем и женой, там родятся наши дети, и там мы когда-нибудь умрем после долгой и счастливой жизни друг с другом. Ты довольна?
— О да, господин мой, — отозвалась Мэйрин, и ее губ впервые коснулась легкая улыбка. — Императорский дворец с этими садами очень красив, но мне бы хотелось жить в своем собственном доме. Чтобы мы могли уединиться со своей семьей подальше от чужих глаз.
— Тебя не прельщают блеск и интриги придворной жизни, Мэйрин?
— Нет, господин мой, это не по мне. Мое счастье — в семье и уютном доме.
— Уверен, тебе понравятся и другие вещи, Мэйрин. Ты слишком умна, чтобы все твои интересы сводились к семье и дому. Я научу тебя всему, что тебя заинтересует.
— Я люблю музыку, господин мой. И еще люди говорят, что у меня есть дар целительства. Я много знаю о травах.
— Природный дар целительства — это признак особого человека, — заметил принц.
— Но больше ничего особенного я о себе сказать не могу. Я вела простую и скромную жизнь. Англия — красивая страна, но ее красота заключена в природе. Там нет такого великолепия, как здесь, в Византии. Сколько нового я здесь смогу узнать! В ваших библиотеках хранится мудрость веков. У меня уйдет целая жизнь только на что, чтобы прикоснуться к ней.
— Ты умеешь читать?! — Принц был потрясен.
— А что, это плохо? — обеспокоилась Мэйрин.
— Нет, — медленно приходя в себя, ответил принц. — Я просто слегка удивился. Я не думал, что женщин в Англии учат таким вещам.
— Моя мать говорила, что мужчинам не нравятся ученые женщины, потому что ученость делает женщину мужеподобной. Но отец считает — женщина должна уметь читать и писать, хотя бы для того, чтобы проследить за бейлифом. Потому-то я стала учиться вместе с моим братом Брэндом и наш учитель, брат Бай-ярд, быстро понял, что я пойду в науке дальше Брэнда. Он всегда сокрушался о том, что я не родилась мальчиком.
— Тебе нравилось учиться? — Василий пришел в полный восторг, узнав Мэйрин с этой новой стороны. Он просто не ожидал от нее ничего подобного: ведь по сравнению с просвещенной Византийской империей Англия считалась полудикой страной.
— Да, — ответила Мэйрин. — Признаться честно, господин мой, мне очень нравилось учиться.
— Я найду тебе наставника! — взволнованно воскликнул он. — Когда мы поженимся, ты сможешь много времени уделять наукам, любовь моя. Если тебе это будет доставлять удовольствие, ты сможешь учиться всему, чему захочешь. В Константинополе ценят ученых женщин. Вообще мы поощряем ученость.
Василий едва сдерживал свой восторг. Прежде он никогда не задумывался о том, женщина какого типа может сделать его счастливым. Ему нравились все красивые женщины подряд, но сейчас он понял, что в этом заключалась его ошибка. Он никогда прежде не видел глубже красивого лица и фигуры; возможно, потому, что большинство женщин его круга были просто ленивые, распущенные красотки, которых не интересовало ничто, кроме нарядов и украшений. А те, кого занимало что-то помимо косметики и платьев, встречались крайне редко и, как правило, оказывались недостаточно красивы или богаты, но достаточно умны, чтобы понять — нужно компенсировать эти недостатки чем-то другим. Впрочем, почти всегда они обращались к церковной жизни или становились известными учеными, у которых не оставалось времени на мужа и семью.
Поэтому Мэйрин показалась Василию просто невероятным созданием. Господь наделил ее и ослепительной красотой, и разумом, способным усваивать знания. И Василий понял, что именно такую женщину он искал всю жизнь. Он сможет, как скульптор, вылепить из этой податливой глины непревзойденную статую. Мэйрин станет не только прекраснейшей, но и мудрейшей женщиной Византии. И это будет творением его рук! Внутреннее чувство подсказывало принцу, что эта девушка добродетельна. Он будет любить ее так нежно и страстно, что она никогда не польстится на другого мужчину. Она станет великолепным образцом совершенства, примером для других женщин. Прекрасная. Образованная. Добродетельная. Недоступная. И безраздельно принадлежащая ему одному!
— Подойди ближе, — сказал Василий и усадил ее к себе на колени. Одной рукой он нежно обнял ее за талию, другой — повернул к себе ее разрумянившееся от смущения личико. Его глаза невероятного цвета персидской бирюзы окинули ее собственническим взглядом.
— Я люблю тебя, — произнес он. Голос его звучал хрипло и почти жестко. — И научу тебя любить меня. Между нами никогда не встанет третий. Ты будешь счастливее всех женщин на свете. А теперь поцелуй меня!
Слова его прозвучали так повелительно, что Мэйрин смутилась. Она покраснела еще сильнее. Закусив губу, она попыталась отвернуться, чтобы скрыть смущение. Но Василий не отвел глаз от ее лица.
— Покорность — первая заповедь жены, Мэйрин. Ты еще молода и неопытна. Я понимаю твою застенчивость. И на сей раз прощаю тебе это непослушание, но в будущем хочу рассчитывать на совершенную покорность. А теперь поцелуй меня.
Мэйрин подумала, что он, должно быть, очень властный человек. Он так строго говорил о послушании! Но ведь он будет ее мужем. Она сама дала согласие и понимала, что о таком женихе можно только мечтать. Отогнав прочь сомнения, Мэйрин потянулась губами к его рту; ресницы ее, затрепетав, опустились. Когда губы их слились в поцелуе, сердце ее снова бешено забилось: на сей раз Василий не был таким нежным, он жадно и пылко впился в ее податливую плоть с таким напором и силой, что Мэйрин задохнулась от неожиданности.
— О-о-о, — выдохнула она, когда принц наконец оторвался от ее губ. Василий усмехнулся, заметив, что в ее темно-синих глазах блеснуло новое понимание. Она начинала учиться страсти. Он бережно приподнял ее с колен и, поднявшись, вышел из сада, не сказав больше ни слова. Мэйрин осталась стоять, словно приросла к земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135