Мастер усмехнулся.
— Пока что я не заметила в вас ни талантов воина, ни способностей любовника, милорд, — огрызнулась Мэйрин, и рыцарь расхохотался. — Какое искусство вы предпочитаете, чтобы я продемонстрировал первым? — сквозь смех проговорил он. Мэйрин залилась румянцем смущения.
— Ох, вы невыносимы! — воскликнула она, пустив коня в галоп, чтобы не слышать очередной взрыв хохота. Мэйрин чувствовала себя неуютно рядом с рыцарем. Она была вынуждена признать, что Жосслен привлекателен, хотя и не обладает ни изысканной красотой Василия, ни смазливостью Эрика. Лицо Жосслена де Комбура скорее можно назвать суровым. Но когда он улыбался, черты его смягчались.
У рыцаря было вытянутое лицо. Темно-русые волосы коротко подстрижены, челка наполовину прикрывала широкий и высокий лоб. Большой нос со слегка расширенными ноздрями нависал над полными губами. Под густыми бровями блестели зеленовато-золотые глаза с тяжелыми веками. Казалось, он вечно пребывает в мечтательной полудреме, тогда как в действительности всегда начеку. Мэйрин решила, что имеет дело с опасным человеком. Поравнявшись с ней, Жосслен извинился:
— Мне не следовало так шутить, миледи. Во всяком случае, в такой двусмысленной ситуации, в которой мы с вами оказались. Впрочем, я нахожу наше положение забавным. Думаю, другие мужчины, столь же очарованные вашей красотой, как я, тоже позволяли себе некоторые вольности. Может быть, станем друзьями?
Я не считаю нас с вами врагами.
— Я не могу с уверенностью сказать, кем мы друг другу приходимся, милорд, — ответила Мэйрин, глядя ему в лицо. — Мой опыт отношений с мужчинами слишком беден. Когда я приехала в Византию и привлекла внимание моего будущего мужа, я была еще почти ребенком. До Василия за мной никто не ухаживал. У меня не было близко знакомых мужчин, кроме родственников и Дагды, который для меня как родной. Мужчины всю жизнь опекали и заботились обо мне. В детстве — мой родной отец. Когда он умер — Дагда. Потом — приемный отец, потом — муж. А теперь — снова Дагда. В Константинополе Василий не позволял мне появляться при дворе, поскольку полагал, что придворные нравы чересчур порочны, и боялся, что меня испортят. Я всю жизнь прожила вдали от света. У меня просто не было возможности узнать мир. Что же до вас, милорд, то единственный мотив, который вами движет, — отнять мои земли. А без поместья я — ничто. Даже крепостной более ценен, чем безземельная дворянка. Мы с вами оба претендуем на Эльфлиа. Разве этого мало, чтобы сделать нас врагами, милорд?
— Ну что вы! — воскликнул Жосслен, с испугом обнаружив, что меньше всего на свете хотел бы видеть Мэйрин в числе своих врагов. — Король справедлив и честен, миледи. Когда он узнает о вашем существовании и о том, что вы — наследница Олдвина Этельсберна, он наверняка примет справедливое решение. Вы не останетесь без приданого!
— Милорд, я ни при каких условиях не хочу, чтобы у меня отняли родной дом! Я хочу сохранить Эльфлиа, — ответила Мэйрин. Слова ее были суровы, но голос звучал мягко. Помолчав немного, она озорно рассмеялась:
— Мы с вами никогда не сможем уладить это дело между собой, милорд. Ни один из нас не уступит того, что считает своим по праву. Пусть решает король! Ведь по его вине мы попали в такое положение!
— А если он отдаст Эльфлиа мне? — ехидно спросил рыцарь.
— Не отдаст! — с пылкой убежденностью воскликнула Мэйрин.
— Но до тех пор, пока король не принял решения, мы будем друзьями?
— Да, — без колебаний отозвалась Мэйрин. — А мастер Жилье пусть продолжает работать над планом крепости. Какая разница, милорд, кто ее построит — вы или я? В любом случае королю необходима эта крепость для охраны границ.
Жосслен улыбнулся, услышав эти слова.
— Чтобы построить крепость, нужно очень много золота, миледи Мэйрин. Король поручил мне это задание потому, что я богат.
— Я тоже богата, — беспечно откликнулась Мэйрин. — Не забывайте, Жосслен де Комбур, что я — вдова византийского принца. Одних только моих драгоценностей хватило бы, чтобы оплатить все расходы вашего короля в войне с Гарольдом Годвинсоном.
— Не стоит хвастаться, миледи, — предостерег ее Жосслен.
— Вы мне не верите? Что ж, спросите у моей матери.
— Не думаю, что вы способны солгать, миледи Мэйрин. Но если ваше состояние действительно столь велико, что вы должны быть осторожны. Найдутся люди, которых ваше богатство привлечет сильнее, чем вы сама. Вы легко можете пасть жертвой какого-нибудь бесчестного рыцаря. Так что будьте начеку! Счастье, которым вы наслаждались с принцем, было кратким. А несчастье, которое принесет вам неверный выбор нового мужа, может оказаться бесконечным.
— И это сделало бы несчастным вас? — к своему удивлению, спросила Мэйрин.
Протянув руку, Жосслен придержал ее коня и остановился сам.
— Да, — тихо ответил он. — Если вами будет обладать другой мужчина, это сделает меня крайне несчастным.
И в этот момент Жосслен понял, что хочет эту девушку сильнее, чем Эльфлиа. Сильнее ее денег. И даже сильнее королевских милостей.
И Мэйрин, пораженная этим неожиданным признанием, тоже поняла это.
— Милорд, — с легким испугом прошептала она, — что с нами происходит?
— Не знаю, — откровенно сказал Жосслен. — Уверен, что ты — настоящая колдунья, Мэйрин. Ты слишком быстро похитила мое сердце.
Он взял ее руку и поднес к губам для поцелуя. Мэйрин показалось, что губы Жосслена выжгли на ее прохладной коже раскаленное клеймо. Жар поцелуя чувствовался даже сквозь перчатку. Сердце ее на мгновение замерло, тело странно обмякло. Она даже испугалась, что сейчас упадет с коня и опозорит себя. Вырвав руку, она воскликнула:
— Когда вы так делаете, милорд, я не могу ни о чем думать!
— Жосслен, — хриплым голосом поправил он ее. — Меня зовут Жоссленом, колдунья. Повтори!
Мэйрин снова взяла в руки поводья и пустила Громовика шагом.
— Жосслен, мы уже почти на вершине холма. По-моему, это место прекрасно подойдет для крепости. Не смотрите же на меня так! Мастер Жилье уже почти догнал нас. Вы хотите, чтобы он стал распускать недостойные слухи?
— Сегодня ночью, колдунья моя, — проговорил Жосслен, — ты от меня не ускользнешь. Клянусь! — Сердце его неровно стучало, то пускаясь вскачь, то замирая в груди. Когда Мэйрин смотрела на него своими огромными аметистовыми глазами, он был не в силах даже перевести дыхание. Это колдовство! Наверняка колдовство! Иначе как объяснить столь неожиданное и сильное влечение к этой женщине?
Мастер подъехал ближе. Они втроем поднялись на самую вершину холма, где Мэйрин указала на большой, почти квадратный участок, поверхность которого представляла собой сплошную скалу.
Мастер Жилье пришел в восторг: крепость, построенная на таком фундаменте, никогда не рухнет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135
— Пока что я не заметила в вас ни талантов воина, ни способностей любовника, милорд, — огрызнулась Мэйрин, и рыцарь расхохотался. — Какое искусство вы предпочитаете, чтобы я продемонстрировал первым? — сквозь смех проговорил он. Мэйрин залилась румянцем смущения.
— Ох, вы невыносимы! — воскликнула она, пустив коня в галоп, чтобы не слышать очередной взрыв хохота. Мэйрин чувствовала себя неуютно рядом с рыцарем. Она была вынуждена признать, что Жосслен привлекателен, хотя и не обладает ни изысканной красотой Василия, ни смазливостью Эрика. Лицо Жосслена де Комбура скорее можно назвать суровым. Но когда он улыбался, черты его смягчались.
У рыцаря было вытянутое лицо. Темно-русые волосы коротко подстрижены, челка наполовину прикрывала широкий и высокий лоб. Большой нос со слегка расширенными ноздрями нависал над полными губами. Под густыми бровями блестели зеленовато-золотые глаза с тяжелыми веками. Казалось, он вечно пребывает в мечтательной полудреме, тогда как в действительности всегда начеку. Мэйрин решила, что имеет дело с опасным человеком. Поравнявшись с ней, Жосслен извинился:
— Мне не следовало так шутить, миледи. Во всяком случае, в такой двусмысленной ситуации, в которой мы с вами оказались. Впрочем, я нахожу наше положение забавным. Думаю, другие мужчины, столь же очарованные вашей красотой, как я, тоже позволяли себе некоторые вольности. Может быть, станем друзьями?
Я не считаю нас с вами врагами.
— Я не могу с уверенностью сказать, кем мы друг другу приходимся, милорд, — ответила Мэйрин, глядя ему в лицо. — Мой опыт отношений с мужчинами слишком беден. Когда я приехала в Византию и привлекла внимание моего будущего мужа, я была еще почти ребенком. До Василия за мной никто не ухаживал. У меня не было близко знакомых мужчин, кроме родственников и Дагды, который для меня как родной. Мужчины всю жизнь опекали и заботились обо мне. В детстве — мой родной отец. Когда он умер — Дагда. Потом — приемный отец, потом — муж. А теперь — снова Дагда. В Константинополе Василий не позволял мне появляться при дворе, поскольку полагал, что придворные нравы чересчур порочны, и боялся, что меня испортят. Я всю жизнь прожила вдали от света. У меня просто не было возможности узнать мир. Что же до вас, милорд, то единственный мотив, который вами движет, — отнять мои земли. А без поместья я — ничто. Даже крепостной более ценен, чем безземельная дворянка. Мы с вами оба претендуем на Эльфлиа. Разве этого мало, чтобы сделать нас врагами, милорд?
— Ну что вы! — воскликнул Жосслен, с испугом обнаружив, что меньше всего на свете хотел бы видеть Мэйрин в числе своих врагов. — Король справедлив и честен, миледи. Когда он узнает о вашем существовании и о том, что вы — наследница Олдвина Этельсберна, он наверняка примет справедливое решение. Вы не останетесь без приданого!
— Милорд, я ни при каких условиях не хочу, чтобы у меня отняли родной дом! Я хочу сохранить Эльфлиа, — ответила Мэйрин. Слова ее были суровы, но голос звучал мягко. Помолчав немного, она озорно рассмеялась:
— Мы с вами никогда не сможем уладить это дело между собой, милорд. Ни один из нас не уступит того, что считает своим по праву. Пусть решает король! Ведь по его вине мы попали в такое положение!
— А если он отдаст Эльфлиа мне? — ехидно спросил рыцарь.
— Не отдаст! — с пылкой убежденностью воскликнула Мэйрин.
— Но до тех пор, пока король не принял решения, мы будем друзьями?
— Да, — без колебаний отозвалась Мэйрин. — А мастер Жилье пусть продолжает работать над планом крепости. Какая разница, милорд, кто ее построит — вы или я? В любом случае королю необходима эта крепость для охраны границ.
Жосслен улыбнулся, услышав эти слова.
— Чтобы построить крепость, нужно очень много золота, миледи Мэйрин. Король поручил мне это задание потому, что я богат.
— Я тоже богата, — беспечно откликнулась Мэйрин. — Не забывайте, Жосслен де Комбур, что я — вдова византийского принца. Одних только моих драгоценностей хватило бы, чтобы оплатить все расходы вашего короля в войне с Гарольдом Годвинсоном.
— Не стоит хвастаться, миледи, — предостерег ее Жосслен.
— Вы мне не верите? Что ж, спросите у моей матери.
— Не думаю, что вы способны солгать, миледи Мэйрин. Но если ваше состояние действительно столь велико, что вы должны быть осторожны. Найдутся люди, которых ваше богатство привлечет сильнее, чем вы сама. Вы легко можете пасть жертвой какого-нибудь бесчестного рыцаря. Так что будьте начеку! Счастье, которым вы наслаждались с принцем, было кратким. А несчастье, которое принесет вам неверный выбор нового мужа, может оказаться бесконечным.
— И это сделало бы несчастным вас? — к своему удивлению, спросила Мэйрин.
Протянув руку, Жосслен придержал ее коня и остановился сам.
— Да, — тихо ответил он. — Если вами будет обладать другой мужчина, это сделает меня крайне несчастным.
И в этот момент Жосслен понял, что хочет эту девушку сильнее, чем Эльфлиа. Сильнее ее денег. И даже сильнее королевских милостей.
И Мэйрин, пораженная этим неожиданным признанием, тоже поняла это.
— Милорд, — с легким испугом прошептала она, — что с нами происходит?
— Не знаю, — откровенно сказал Жосслен. — Уверен, что ты — настоящая колдунья, Мэйрин. Ты слишком быстро похитила мое сердце.
Он взял ее руку и поднес к губам для поцелуя. Мэйрин показалось, что губы Жосслена выжгли на ее прохладной коже раскаленное клеймо. Жар поцелуя чувствовался даже сквозь перчатку. Сердце ее на мгновение замерло, тело странно обмякло. Она даже испугалась, что сейчас упадет с коня и опозорит себя. Вырвав руку, она воскликнула:
— Когда вы так делаете, милорд, я не могу ни о чем думать!
— Жосслен, — хриплым голосом поправил он ее. — Меня зовут Жоссленом, колдунья. Повтори!
Мэйрин снова взяла в руки поводья и пустила Громовика шагом.
— Жосслен, мы уже почти на вершине холма. По-моему, это место прекрасно подойдет для крепости. Не смотрите же на меня так! Мастер Жилье уже почти догнал нас. Вы хотите, чтобы он стал распускать недостойные слухи?
— Сегодня ночью, колдунья моя, — проговорил Жосслен, — ты от меня не ускользнешь. Клянусь! — Сердце его неровно стучало, то пускаясь вскачь, то замирая в груди. Когда Мэйрин смотрела на него своими огромными аметистовыми глазами, он был не в силах даже перевести дыхание. Это колдовство! Наверняка колдовство! Иначе как объяснить столь неожиданное и сильное влечение к этой женщине?
Мастер подъехал ближе. Они втроем поднялись на самую вершину холма, где Мэйрин указала на большой, почти квадратный участок, поверхность которого представляла собой сплошную скалу.
Мастер Жилье пришел в восторг: крепость, построенная на таком фундаменте, никогда не рухнет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135