А ты как здесь оказался?
– Принес бумагу дежурному.
Они подыскивали слова, пытаясь продолжить разговор, но это было ни к чему. Гораздо важнее было смотреть в глаза друг другу, читать в них молчаливые признания в том, что ничего не изменилось, боль жива, страсть осталась. Они стояли лицом к лицу, жадно вглядываясь друг в друга и чувствуя, как оттаивают сердца, окоченевшие в разлуке.
Она была в знакомом ему пиджаке, из-под воротника выглядывали бледно-лиловые рюши блузки.
Он был, как всегда, великолепен в своей темно-синей форме с серебристыми нашивками и пуговицами, при галстуке и в фуражке с козырьком.
Их неподвижные фигуры отражались в начищенном до блеска паркете пола. Но обратить эти минуты в бесконечность было невозможно.
Он очнулся первым – переложив бумаги в другую руку, перенеся тяжесть на другую ногу.
– Ну, и как… – Он прокашлялся и начал снова: – Как Джои?
– Замечательно.
– Остальные?
– О, остальные тоже в порядке. Как Джуд?
– Эти бумаги касаются его. – Он помахал свернутыми в трубочку документами. – Решением суда он помещен в приют и, думаю, чувствует себя гораздо счастливее. В приюте еще четверо ребятишек, и все разной национальности.
– Отлично. Я так рада. Я знаю, как ты переживаешь за него.
После некоторой паузы он спросил:
– Ну, чем ты занималась все это время?
Она как зачарованная смотрела на него. Похоже было, что она даже не расслышала его вопроса. С губ ее слетело тихое признание:
– Боже мой, я так тосковала по тебе.
– И я тоже, – с болью в голосе ответил он.
– Каждый вечер в одиннадцать я думаю о том, чтобы снять трубку телефона.
– Тебе лишь нужно это сделать.
– Я знаю. Но это как раз самое трудное.
– Так, стало быть, в твоей семье все по-прежнему?
– Мы почти не общаемся.
– Неужели так плохо?
Она не могла себе позволить пуститься в откровения, объясняя, насколько все плохо.
– Я думал, что без меня все должно наладиться, – сказал он.
– Я знаю, – прошептала она, а воздух вокруг уже накалялся от возрождавшейся страсти.
– Тогда зачем же мы подвергаем себя такой пытке, Ли?
– Потому что я… я… – Еще слово – и она бы разрыдалась, а потому предпочла оставить свои доводы при себе.
– Тебе по-прежнему не дает покоя возраст, я прав? Так что, выходит, дело вовсе не в них, а в тебе.
Открылась дверь кабинета, и оттуда вышли двое учеников, – болтая, они несли какие-то плакаты. Ли с Кристофером инстинктивно попятились друг от друга, уступая дорогу школьникам.
Когда в коридоре опять стало тихо, он сказал:
– Что ж… мне надо идти. Кто-то, наверное, ждет эти бумаги. – И он указал на трубочку, зажатую в руке.
– Конечно, – сказала она. – Да к тому же это не место для разговора, да и не время сейчас что-то выяснять.
Он отступил еще на шаг и сказал:
– Мне было приятно увидеть тебя. Всякий раз, проезжая мимо твоего магазина, я надеюсь увидеть тебя в окне, но… – Он пожал плечами, не договорив.
– Кристофер… – Она протянула к нему руку, словно пытаясь задержать его, но он уже стоял слишком далеко.
Нащупав за спиной ручку стеклянной двери, он сказал:
– Все, что тебе нужно сделать, Ли, – это позвонить.
С этими словами он прошел в кабинет, оставив ее одну в пустынном школьном коридоре.
То хрупкое душевное равновесие, которого она достигла в последнее время, разом рухнуло, стоило ей увидеть его лицо, услышать его голос, ощутить его волнение при встрече с ней. Страсть… Боже, она никогда не испытывала ее с такой силой, как в те мгновения их мимолетной встречи в школьном коридоре.
В последующий день и даже два, вспоминая ту сцену в подробностях, она вновь испытывала те же чувства – душевный трепет и физическое влечение. Как легко удавалось ему зажечь в ней этот огонь! Ему достаточно было вступить в ее биополе – и она тут же воспаряла к высотам неземного блаженства.
Но спуск на землю, возвращение к тоскливой тишине собственного дома были так безысходны!
Она вновь была во власти слез, с трудом вникала в смысл того, о чем говорил ей Джои, часто вздыхала, совсем забросила домашние дела. В магазине временное перемирие, установившееся было между сестрами, оказалось под угрозой, когда Сильвия однажды подошла к ней с разговором. Ли в этот момент пересчитывала нарциссы, стоявшие в большом белом ведре.
– Ли, у Барри на фирме работает один человек… твоего возраста и…
– Нет, спасибо.
– Ну, может быть, ты позволишь мне договорить?
– К чему договаривать? И так все ясно: вы знакомите меня с этим парнем и перестаете мучиться угрызениями совести по поводу того, что сделали с Кристофером и мной.
– Меня совесть не мучает.
Ли в упор посмотрела на Сильвию.
– А напрасно. Если бы не ты, я бы сейчас уже была замужем.
У Сильвии, однако, хватило совести зардеться.
Ли отсчитала двенадцать нарциссов и, обмотав их стебли резинкой, подрезала и поставила в воду.
– Я тут подумала, Сильвия… Тебя не заинтересует мое предложение: я хочу выкупить твою долю. У Сильвии отвисла челюсть.
– Боже мой, Ли, неужели ты так против меня настроена?
– Можно было бы и мне продать свою долю тебе, но мне все-таки не обойтись без стабильного дохода: Джои всего через три года окончит школу, и нужно помочь ему с колледжем. Да и я должна быть чем-то занята, когда он уедет учиться и я останусь одна. Поэтому я хочу выкупить твою половину, а не наоборот.
Сильвия кинулась к Ли и коснулась ее руки. Рука была мокрой и сжимала швейцарский армейский нож. Это прикосновение сестры было первым после размолвки.
– Ты в самом деле хочешь этого, Ли?
Ли отдернула руку и занялась цветами.
– Да, думаю, что да.
– Ну, а я совсем не хочу.
Все нарциссы были подрезаны и рассортированы. Ли понесла их в торговый зал магазина.
– И все-таки подумай над моим предложением.
Мать позвонила ей домой на следующий же день, явно обеспокоенная сообщением Сильвии о том, что в поведении Ли начинают проявляться опасные симптомы отчуждения от семьи.
– Ли, мы с папой тут подумали – не хотите ли вы с Джои заехать к нам пообедать как-нибудь вечерком на неделе?
– Нет, извини, мама, мы не приедем.
Пег была ошеломлена не меньше Сильвии.
– Но…
– Мама, ты меня отвлекла от важного дела. Я не могу сейчас разговаривать.
– Хорошо. Что ж… позвони как-нибудь.
Ли не ответила. Ей доставило колоссальное удовольствие опробовать свою новую тактику в разговоре с матерью.
Само собой разумеется, позвонила и Дженис. Теперь уже было очевидно, что телефонные провода, связывавшие этих трех заговорщиц, накалились до предела.
– Привет, мам, – сказала Дженис.
– Привет, Дженис, – холодно ответила Ли.
– Как ты себя чувствуешь?
– Одиноко, – прозвучал ответ.
«Три – ноль в Мою пользу», – думала про себя Ли, пока Дженис замешкалась, не зная, как продолжить разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– Принес бумагу дежурному.
Они подыскивали слова, пытаясь продолжить разговор, но это было ни к чему. Гораздо важнее было смотреть в глаза друг другу, читать в них молчаливые признания в том, что ничего не изменилось, боль жива, страсть осталась. Они стояли лицом к лицу, жадно вглядываясь друг в друга и чувствуя, как оттаивают сердца, окоченевшие в разлуке.
Она была в знакомом ему пиджаке, из-под воротника выглядывали бледно-лиловые рюши блузки.
Он был, как всегда, великолепен в своей темно-синей форме с серебристыми нашивками и пуговицами, при галстуке и в фуражке с козырьком.
Их неподвижные фигуры отражались в начищенном до блеска паркете пола. Но обратить эти минуты в бесконечность было невозможно.
Он очнулся первым – переложив бумаги в другую руку, перенеся тяжесть на другую ногу.
– Ну, и как… – Он прокашлялся и начал снова: – Как Джои?
– Замечательно.
– Остальные?
– О, остальные тоже в порядке. Как Джуд?
– Эти бумаги касаются его. – Он помахал свернутыми в трубочку документами. – Решением суда он помещен в приют и, думаю, чувствует себя гораздо счастливее. В приюте еще четверо ребятишек, и все разной национальности.
– Отлично. Я так рада. Я знаю, как ты переживаешь за него.
После некоторой паузы он спросил:
– Ну, чем ты занималась все это время?
Она как зачарованная смотрела на него. Похоже было, что она даже не расслышала его вопроса. С губ ее слетело тихое признание:
– Боже мой, я так тосковала по тебе.
– И я тоже, – с болью в голосе ответил он.
– Каждый вечер в одиннадцать я думаю о том, чтобы снять трубку телефона.
– Тебе лишь нужно это сделать.
– Я знаю. Но это как раз самое трудное.
– Так, стало быть, в твоей семье все по-прежнему?
– Мы почти не общаемся.
– Неужели так плохо?
Она не могла себе позволить пуститься в откровения, объясняя, насколько все плохо.
– Я думал, что без меня все должно наладиться, – сказал он.
– Я знаю, – прошептала она, а воздух вокруг уже накалялся от возрождавшейся страсти.
– Тогда зачем же мы подвергаем себя такой пытке, Ли?
– Потому что я… я… – Еще слово – и она бы разрыдалась, а потому предпочла оставить свои доводы при себе.
– Тебе по-прежнему не дает покоя возраст, я прав? Так что, выходит, дело вовсе не в них, а в тебе.
Открылась дверь кабинета, и оттуда вышли двое учеников, – болтая, они несли какие-то плакаты. Ли с Кристофером инстинктивно попятились друг от друга, уступая дорогу школьникам.
Когда в коридоре опять стало тихо, он сказал:
– Что ж… мне надо идти. Кто-то, наверное, ждет эти бумаги. – И он указал на трубочку, зажатую в руке.
– Конечно, – сказала она. – Да к тому же это не место для разговора, да и не время сейчас что-то выяснять.
Он отступил еще на шаг и сказал:
– Мне было приятно увидеть тебя. Всякий раз, проезжая мимо твоего магазина, я надеюсь увидеть тебя в окне, но… – Он пожал плечами, не договорив.
– Кристофер… – Она протянула к нему руку, словно пытаясь задержать его, но он уже стоял слишком далеко.
Нащупав за спиной ручку стеклянной двери, он сказал:
– Все, что тебе нужно сделать, Ли, – это позвонить.
С этими словами он прошел в кабинет, оставив ее одну в пустынном школьном коридоре.
То хрупкое душевное равновесие, которого она достигла в последнее время, разом рухнуло, стоило ей увидеть его лицо, услышать его голос, ощутить его волнение при встрече с ней. Страсть… Боже, она никогда не испытывала ее с такой силой, как в те мгновения их мимолетной встречи в школьном коридоре.
В последующий день и даже два, вспоминая ту сцену в подробностях, она вновь испытывала те же чувства – душевный трепет и физическое влечение. Как легко удавалось ему зажечь в ней этот огонь! Ему достаточно было вступить в ее биополе – и она тут же воспаряла к высотам неземного блаженства.
Но спуск на землю, возвращение к тоскливой тишине собственного дома были так безысходны!
Она вновь была во власти слез, с трудом вникала в смысл того, о чем говорил ей Джои, часто вздыхала, совсем забросила домашние дела. В магазине временное перемирие, установившееся было между сестрами, оказалось под угрозой, когда Сильвия однажды подошла к ней с разговором. Ли в этот момент пересчитывала нарциссы, стоявшие в большом белом ведре.
– Ли, у Барри на фирме работает один человек… твоего возраста и…
– Нет, спасибо.
– Ну, может быть, ты позволишь мне договорить?
– К чему договаривать? И так все ясно: вы знакомите меня с этим парнем и перестаете мучиться угрызениями совести по поводу того, что сделали с Кристофером и мной.
– Меня совесть не мучает.
Ли в упор посмотрела на Сильвию.
– А напрасно. Если бы не ты, я бы сейчас уже была замужем.
У Сильвии, однако, хватило совести зардеться.
Ли отсчитала двенадцать нарциссов и, обмотав их стебли резинкой, подрезала и поставила в воду.
– Я тут подумала, Сильвия… Тебя не заинтересует мое предложение: я хочу выкупить твою долю. У Сильвии отвисла челюсть.
– Боже мой, Ли, неужели ты так против меня настроена?
– Можно было бы и мне продать свою долю тебе, но мне все-таки не обойтись без стабильного дохода: Джои всего через три года окончит школу, и нужно помочь ему с колледжем. Да и я должна быть чем-то занята, когда он уедет учиться и я останусь одна. Поэтому я хочу выкупить твою половину, а не наоборот.
Сильвия кинулась к Ли и коснулась ее руки. Рука была мокрой и сжимала швейцарский армейский нож. Это прикосновение сестры было первым после размолвки.
– Ты в самом деле хочешь этого, Ли?
Ли отдернула руку и занялась цветами.
– Да, думаю, что да.
– Ну, а я совсем не хочу.
Все нарциссы были подрезаны и рассортированы. Ли понесла их в торговый зал магазина.
– И все-таки подумай над моим предложением.
Мать позвонила ей домой на следующий же день, явно обеспокоенная сообщением Сильвии о том, что в поведении Ли начинают проявляться опасные симптомы отчуждения от семьи.
– Ли, мы с папой тут подумали – не хотите ли вы с Джои заехать к нам пообедать как-нибудь вечерком на неделе?
– Нет, извини, мама, мы не приедем.
Пег была ошеломлена не меньше Сильвии.
– Но…
– Мама, ты меня отвлекла от важного дела. Я не могу сейчас разговаривать.
– Хорошо. Что ж… позвони как-нибудь.
Ли не ответила. Ей доставило колоссальное удовольствие опробовать свою новую тактику в разговоре с матерью.
Само собой разумеется, позвонила и Дженис. Теперь уже было очевидно, что телефонные провода, связывавшие этих трех заговорщиц, накалились до предела.
– Привет, мам, – сказала Дженис.
– Привет, Дженис, – холодно ответила Ли.
– Как ты себя чувствуешь?
– Одиноко, – прозвучал ответ.
«Три – ноль в Мою пользу», – думала про себя Ли, пока Дженис замешкалась, не зная, как продолжить разговор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109