Футах в четырех от «трона» старика стояла елка высотой около фута, покосившаяся, словно Пизанская башня; лампочки, намертво закрепленные на ней, тускло мерцали сквозь дым сигареты, догоравшей в пепельнице Мэйвис. Старуха тоже была при бутылке и стакане. Правда, она отдала предпочтение перцовому шнапсу. В комнате мерзко пахло перегаром, сигаретным дымом, пастилками «Викс» и еще подливкой от солсберийских бифштексов, застывшей на дне алюминиевых тарелок.
– Что ты кричишь, старик? – сказал Кристофер, войдя в комнату, и выложил сверток с ветчиной на стол.
– Ничего. Простудишь меня насквозь, черт бы тебя побрал. Что ты здесь шляешься в полицейской форме? Хочешь показать мамочке и папочке, какой ты важный?
– Слушай, Эд, оставь мальца в покое, – сказала Мэйвис и разразилась безудержным кашлем.
– Я принес вам ветчину, – сказал Кристофер.
– Ветчину… что ж, неплохо, – сказала Мэйвис. – Давай-ка выпьем.
– Я на работе.
– Ах, да, верно. Какого черта… выпей хотя бы чуть-чуть. Все-таки Рождество.
– Я не пью.
– Ах, да, совсем забыла.
– Он не пьет, Мэйвис, – осклабился старик. – Наш жалостливый, честный и благородный полицейский даже не притрагивается к такой гадости, не так ли, офицер?
Зачем он опять пришел сюда? Зачем обрекает себя на душевные муки, неизбежные после подобных встреч?
– Тебе бы пора просохнуть, – сказал он Эду. – Я помогу тебе в этом в любое время, когда захочешь.
– Пришел читать свою рождественскую проповедь, да? Я просохну, когда захочу просохнуть! Я уже говорил тебе это! Думаешь, раз принес эту вонючую ветчину, так имеешь право читать здесь мораль? Так вали отсюда, вот что я тебе скажу!
– Угомонись, Эд, – взмолилась Мэйвис. – Крис, садись.
– Я не могу. Много вызовов, хотя и сочельник. Я просто думал…
А что он, собственно, думал? Что они изменились? Изменились по мановению волшебной палочки, продолжая все так же киснуть день за днем в этом вонючем алкогольном хлеву?
Господи, до чего же они отвратительны и вместе с тем жалки.
– Что-нибудь слышно о Джинни? – спросил он.
– Ничего, – ответила Мэйвис. – Могла бы хоть открытку прислать отцу с матерью к Рождеству, так нет же, куда там…
Она ровным счетом ничего не поняла. Не поняла, насколько они нелюбимы, не поняла, что они не заслужили ни малейшего уважения со стороны своих детей. Чтобы получить право именовать себя родителями, совсем не достаточно выносить ребенка в своей утробе и потом изрыгнуть его на свет Божий.
Глядя на них, он чувствовал, как подступает к горлу тошнота.
– Что ж… угощайтесь ветчиной. А мне пора идти.
Мэйвис встала проводить его; лучше бы она осталась в своем кресле – ему не хотелось лишний раз чувствовать ее вонючее дыхание – смесь перегара и табачного дыма, не хотелось, чтобы ее грязная одежда касалась его, не хотелось видеть вблизи ее пожелтевшие от никотина пальцы.
К счастью, она не коснулась его и, что было бы еще более отвратительным, не поцеловала в щеку, что иногда себе позволяла.
Когда дверь за ним захлопнулась, он с наслаждением глотнул свежего воздуха, выйдя в чистую звездную ночь – ночь, когда люди молились в церкви, дарили друг другу подарки и пели рождественские гимны.
И он подумал: «Ли, пожалуйста, будь дома, когда я подъеду к одиннадцати».
У Оррин и Пег Хилльеров было заведено так, что сочельник они встречали в доме Ли, а Рождество праздновали у Сильвии. Ллойд, по традиции, приходил около полудня в канун Рождества и оставался на всю ночь, чтобы утром присутствовать при раздаче подарков. Дженис, разумеется, на Рождество приехала домой, и, что особенно изумило Ли, маленькая Сэнди Паркер тоже явилась днем накануне Рождества и пробыла у них целый час. Хотя Ли и была настроена дружелюбно по отношению к девушке, тем не менее не могла не признаться самой себе, что ревниво воспринимает эту пышноволосую брюнетку с большими темными глазами только как особу, с которой ее сын не так давно познавал элементарные основы флирта, а возможно – даже вероятнее всего, – и петгинга.
Нолан, Сэнди, Джейн и Ким – добрые, отзывчивые сердца, – зная, каким грустным будет этот праздник без Грега, тоже заскочили к Ли.
Служба начиналась в шесть, а после Ли угостила всех устричным коктейлем и клюквенным тортом с горячим коньячным соусом – своими традиционными предрождественскими лакомствами.
Открыли подарки от Оррина и Пег, остальные же оставили нераспакованными до рождественского утра. Посмотрели телетрансляцию концерта Паваротти, выступавшего в каком-то гигантских размеров готическом замке в сопровождении хора из ста двадцати голосов.
Всем очень не хватало Грега, и каждый время от времени выходил из гостиной, пытаясь скрыть от окружающих подступавшие слезы.
В десять часов Оррин и Пег объявили о том, что собираются домой.
Ли сказала:
– О, останьтесь еще хотя бы ненадолго. Кристофер освободится в одиннадцать и сразу же приедет.
– Извини, дорогая, но мы не можем. Нам рано вставать: утром надо быть у Сильвии, чтобы вместе со всеми открыть подарки.
Дженис удивилась:
– Я и не знала, что Кристофер придет сегодня вечером. Я думала, он будет только утром.
– Бедняга, ему выпало дежурство в канун Рождества, с трех до одиннадцати, так что я предложила ему заехать на устрицы и торт.
Пег сказала:
– Пожелай ему от нас счастливого Рождества. Мы, может, завтра и заскочим к вам, а если вдруг тебе захочется, приезжай днем к Сильвии.
– Все может быть, но ты же знаешь, как это обычно бывает. В Рождество все предпочитают слоняться по дому. Развлекаться со своими новыми игрушками.
Когда Оррин и Пег ушли, Ли объявила:
– Пора набивать чулки.
Они никогда не нарушали традиций. Каждый пошел в свою комнату, к заветным пакетикам с припасенными подарками, которые хранились в потаенных уголках в течение последних нескольких недель. Чулок, на котором в прошлом году было выведено имя Грег, теперь назывался Крис.
– Я надеюсь, никто из вас не против того, что в этом году я включила в нашу компанию Криса, – сказала Ли.
– Не-а. Крис – парень что надо, – сказал Джои.
– С чего это вдруг кто-то из нас должен быть против Криса? – сказал Ллойд.
– У меня есть кое-что особенное для чулка Криса, – сказала Дженис.
– Что? – спросил ее братец.
– Не твое дело. Для тебя у меня тоже кое-что припасено.
– Что?
Она быстро сунула в его чулок упакованный в бумагу сверток.
– Дай посмотреть!
– Убери свой нос!
Они устроили потасовку на полу гостиной, и Ллойд с улыбкой наблюдал, как резвятся внуки.
В одиннадцать пятнадцать, когда подъехал Кристофер, в доме никто не спал. На елке мигали лампочки, по телевизору шла трансляция рождественского концерта Джеймса Гелуэя, на ручках старого кресла, стоявшего в гостиной рядом с елкой, были развешаны рождественские чулки с подарками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109
– Что ты кричишь, старик? – сказал Кристофер, войдя в комнату, и выложил сверток с ветчиной на стол.
– Ничего. Простудишь меня насквозь, черт бы тебя побрал. Что ты здесь шляешься в полицейской форме? Хочешь показать мамочке и папочке, какой ты важный?
– Слушай, Эд, оставь мальца в покое, – сказала Мэйвис и разразилась безудержным кашлем.
– Я принес вам ветчину, – сказал Кристофер.
– Ветчину… что ж, неплохо, – сказала Мэйвис. – Давай-ка выпьем.
– Я на работе.
– Ах, да, верно. Какого черта… выпей хотя бы чуть-чуть. Все-таки Рождество.
– Я не пью.
– Ах, да, совсем забыла.
– Он не пьет, Мэйвис, – осклабился старик. – Наш жалостливый, честный и благородный полицейский даже не притрагивается к такой гадости, не так ли, офицер?
Зачем он опять пришел сюда? Зачем обрекает себя на душевные муки, неизбежные после подобных встреч?
– Тебе бы пора просохнуть, – сказал он Эду. – Я помогу тебе в этом в любое время, когда захочешь.
– Пришел читать свою рождественскую проповедь, да? Я просохну, когда захочу просохнуть! Я уже говорил тебе это! Думаешь, раз принес эту вонючую ветчину, так имеешь право читать здесь мораль? Так вали отсюда, вот что я тебе скажу!
– Угомонись, Эд, – взмолилась Мэйвис. – Крис, садись.
– Я не могу. Много вызовов, хотя и сочельник. Я просто думал…
А что он, собственно, думал? Что они изменились? Изменились по мановению волшебной палочки, продолжая все так же киснуть день за днем в этом вонючем алкогольном хлеву?
Господи, до чего же они отвратительны и вместе с тем жалки.
– Что-нибудь слышно о Джинни? – спросил он.
– Ничего, – ответила Мэйвис. – Могла бы хоть открытку прислать отцу с матерью к Рождеству, так нет же, куда там…
Она ровным счетом ничего не поняла. Не поняла, насколько они нелюбимы, не поняла, что они не заслужили ни малейшего уважения со стороны своих детей. Чтобы получить право именовать себя родителями, совсем не достаточно выносить ребенка в своей утробе и потом изрыгнуть его на свет Божий.
Глядя на них, он чувствовал, как подступает к горлу тошнота.
– Что ж… угощайтесь ветчиной. А мне пора идти.
Мэйвис встала проводить его; лучше бы она осталась в своем кресле – ему не хотелось лишний раз чувствовать ее вонючее дыхание – смесь перегара и табачного дыма, не хотелось, чтобы ее грязная одежда касалась его, не хотелось видеть вблизи ее пожелтевшие от никотина пальцы.
К счастью, она не коснулась его и, что было бы еще более отвратительным, не поцеловала в щеку, что иногда себе позволяла.
Когда дверь за ним захлопнулась, он с наслаждением глотнул свежего воздуха, выйдя в чистую звездную ночь – ночь, когда люди молились в церкви, дарили друг другу подарки и пели рождественские гимны.
И он подумал: «Ли, пожалуйста, будь дома, когда я подъеду к одиннадцати».
У Оррин и Пег Хилльеров было заведено так, что сочельник они встречали в доме Ли, а Рождество праздновали у Сильвии. Ллойд, по традиции, приходил около полудня в канун Рождества и оставался на всю ночь, чтобы утром присутствовать при раздаче подарков. Дженис, разумеется, на Рождество приехала домой, и, что особенно изумило Ли, маленькая Сэнди Паркер тоже явилась днем накануне Рождества и пробыла у них целый час. Хотя Ли и была настроена дружелюбно по отношению к девушке, тем не менее не могла не признаться самой себе, что ревниво воспринимает эту пышноволосую брюнетку с большими темными глазами только как особу, с которой ее сын не так давно познавал элементарные основы флирта, а возможно – даже вероятнее всего, – и петгинга.
Нолан, Сэнди, Джейн и Ким – добрые, отзывчивые сердца, – зная, каким грустным будет этот праздник без Грега, тоже заскочили к Ли.
Служба начиналась в шесть, а после Ли угостила всех устричным коктейлем и клюквенным тортом с горячим коньячным соусом – своими традиционными предрождественскими лакомствами.
Открыли подарки от Оррина и Пег, остальные же оставили нераспакованными до рождественского утра. Посмотрели телетрансляцию концерта Паваротти, выступавшего в каком-то гигантских размеров готическом замке в сопровождении хора из ста двадцати голосов.
Всем очень не хватало Грега, и каждый время от времени выходил из гостиной, пытаясь скрыть от окружающих подступавшие слезы.
В десять часов Оррин и Пег объявили о том, что собираются домой.
Ли сказала:
– О, останьтесь еще хотя бы ненадолго. Кристофер освободится в одиннадцать и сразу же приедет.
– Извини, дорогая, но мы не можем. Нам рано вставать: утром надо быть у Сильвии, чтобы вместе со всеми открыть подарки.
Дженис удивилась:
– Я и не знала, что Кристофер придет сегодня вечером. Я думала, он будет только утром.
– Бедняга, ему выпало дежурство в канун Рождества, с трех до одиннадцати, так что я предложила ему заехать на устрицы и торт.
Пег сказала:
– Пожелай ему от нас счастливого Рождества. Мы, может, завтра и заскочим к вам, а если вдруг тебе захочется, приезжай днем к Сильвии.
– Все может быть, но ты же знаешь, как это обычно бывает. В Рождество все предпочитают слоняться по дому. Развлекаться со своими новыми игрушками.
Когда Оррин и Пег ушли, Ли объявила:
– Пора набивать чулки.
Они никогда не нарушали традиций. Каждый пошел в свою комнату, к заветным пакетикам с припасенными подарками, которые хранились в потаенных уголках в течение последних нескольких недель. Чулок, на котором в прошлом году было выведено имя Грег, теперь назывался Крис.
– Я надеюсь, никто из вас не против того, что в этом году я включила в нашу компанию Криса, – сказала Ли.
– Не-а. Крис – парень что надо, – сказал Джои.
– С чего это вдруг кто-то из нас должен быть против Криса? – сказал Ллойд.
– У меня есть кое-что особенное для чулка Криса, – сказала Дженис.
– Что? – спросил ее братец.
– Не твое дело. Для тебя у меня тоже кое-что припасено.
– Что?
Она быстро сунула в его чулок упакованный в бумагу сверток.
– Дай посмотреть!
– Убери свой нос!
Они устроили потасовку на полу гостиной, и Ллойд с улыбкой наблюдал, как резвятся внуки.
В одиннадцать пятнадцать, когда подъехал Кристофер, в доме никто не спал. На елке мигали лампочки, по телевизору шла трансляция рождественского концерта Джеймса Гелуэя, на ручках старого кресла, стоявшего в гостиной рядом с елкой, были развешаны рождественские чулки с подарками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109