Она знала, чего хотела,
когда пришла ко мне в сад. Обстоятельства вынуждали меня придирчиво
оценивать все свои поступки. Да, мне хотелось большего, чем просто с ней
подружиться. Когда я повел дару на другое отражение, я надеялся, что она
начнет относиться ко мне так же доверчиво, как к бенедикту. Я хотел, чтобы
она была моей союзницей, оставаясь в тылу врага, и даже предполагал ее
использовать, если меня попытаются удержать в авалоне. Но я не хотел,
чтобы она считала меня подонком, переспавшим с ней из корыстных
побуждений. И виноватым я чувствовал себя только потому, что в этом была
доля истины. Интересно, откуда такая щепетильность? В прошлом я совершал
поступки во сто крат аморальнее, с точки зрения обычного человека, и
никогда не мучался угрызениями совести. Я заворочался, безуспешно пытаясь
отогнать назойливую мысль, сверлившую мозг. Да, я влюбился. Это чувство
нельзя было сравнить с тем, которое я испытывал к лорен - оба мы были
ветеранами любви и понимали, на что идем - или к чувственной муари,
жаждущей ласки в ребмэ, где я прошел лабиринт во второй раз. Я не мог
разобраться в своих ощущениях. Они были нелогичны, ведь я знал дару всего
несколько дней. Тем не менее... Много веков я не испытывал ничего
подобного. Я не хотел любить ее. Только не сейчас. Когда-нибудь потом. А
еще лучше - никогда. Она была не для меня. Она была ребенком. Все, что ей
захочется испытать, я испытал. Я забыл то, что будет для нее прекрасным,
чарующим, восхитительным. Она не для меня. Она ребенок. Мне нельзя в нее
влюбляться. Мне надо...
Ганелон что-то напевал себе под нос монотонно и фальшиво. Фургон
трясло, он скрипел, дорога вела в гору. Солнечный луч качнулся, пробежал
по моему лицу. Я закрыл глаза рукой и погрузился в небытие.
Когда я проснулся, был полдень. Чувствовал я себя преотвратительно.
Выпив почти полную бутылку воды, я вылил остатки на ладонь и протер лицо.
Затем причесался, как мог пальцами и принялся разглядывать окрестности.
Невысокие деревья шелестели зелеными листьями, на небольших полянах
росла трава. Мы все еще ехали по бурой, твердой и относительно гладкой
дороге. Небо было чистым, но на солнце изредка набегали небольшие облачка,
и тогда тени удлинялись. Дул легкий ветерок.
- Воскресли из мертвых? Поздравляю! - весело сказал ганелон, когда я
выбрался из фургона и уселся рядом с ним на козлы. - лошади устали,
Корвин. Я тоже не прочь поразмяться и к тому же чертовски проголодался.
Что скажете?
- Давай перекусим, - согласился я. - сворачивай на полянку слева и
сделаем небольшой привал.
- Мне бы хотелось проехать немного дальше.
- С чего это вдруг?
- Мне надо вам кое-что показать.
- Что ж...
Примерно через полмили дорога круто свернула к северу. Мы очутились у
подножия холма, преодолели подъем и увидели второй холм, выше первого.
- Ну? - коротко спросил я.
- Может, с того холма будет видно?
Я пожал плечами.
- Хорошо.
Лошади с трудом шли в гору, и я соскочил на землю и стал толкать
фургон сзади. Когда мы добрались до вершины, я перепачкался, взмок от
пота, но окончательно проснулся. Ганелон бросил поводья, установил тормоз,
взобрался на крышу фургона и посмотрел вдаль, прикрыв глаза рукой.
- Поднимитесь ко мне, Корвин, - негромко сказал он.
Я присоединился к нему и проследил за направлением его руки.
Примерно в трех четвертях мили, футов на двести ниже того места, где
мы стояли, тянулась черная лента дороги. Она изгибалась, поворачивала, но
ширина ее в несколько сот футов оставалась неизменной. На ней росли черные
деревья. Черная трава колыхалась - как будто черная вода медленно текла в
черной реке.
- Что это? - спросил я.
- Это я вас хотел спросить. Сначала я подумал, что вы ее наколдовали,
меняя отражения.
Я покачал головаой.
- Я, конечно, туго соображал, но вряд ли забыл бы, сотворив нечто
подобное. Откуда ты знал, что мы ее здесь увидим?
- Мы несколько раз проезжали неподалеку, пока вы спали. Мне эта
дорога совсем не нравится. Она вызывает во мне неприятные ощущения. Вам
она ничего не напоминает?
- Да, конечно. К великому моему сожалению.
Он кивнул.
- В точности, как черный круг на лорене. Поразительное сходство.
- Черная дорога. - пробормотал я.
- Что вы сказали?
- Черная дорога. Я не понимал, о чем говорила дара, но сейчас,
кажется, начинаю понимать. Ничего хорошего нас здесь не ждет.
- Еще одно проклятое место?
- Да.
Ганелон грязно выругался.
- Значит, жди неприятностей? - спросил он.
- Не думаю. Хотя все может быть.
Мы слезли с крыши фургона.
- Давайте накормим лошадей, а заодно позаботимся о собственных
желудках, - предложил ганелон.
- Только не здесь.
Мы устроили привал у подножья холма и отдыхали около часа,
разговаривая об авалоне. О черной дороге не было сказано ни слова, хотя
она не шла у меня из головы. Впрочем, чтобы сказать что-то определенное,
надо было получше ее рассмотреть.
Мы основательно перекусили, вновь забрались на козлы, и я взялся за
поводья. Отдохнувшие лошади весело зацокали копытами.
Ганелон сидел слева от меня и болтал без умолку. Я только теперь
понял, как дорог был его сердцу авалон. Он успел побывать на местах своих
бывших стоянок, где его шайка скрывалась после разбоя, обошел поля
сражений, где выигрывал битвы. Я был тронут. Плохое и хорошее так
удивительно сочеталось в этом человеке, что ему следовало родиться
Эмберийцем.
Миля уходила за милей. Черная дорога приближалась, и внезапно я
почувствовал сильное давление на мозг. Я прервал ганелона на полуслове и
резко сказал:
- Возьми вожжи.
- Что случилось?
- Потом. Возьми вожжи. Скорее!
- Мне погонять?
- Нет. Едем как ехали. И, ради бога, заткнись хоть на минутку.
Я закрыл глаза, положил голову на скрещенные руки, опустошил мозг и
воздвиг стены вокруг этой пустоты. Никого нет дома. Перерыв на обед. Прием
окончен. Сдается внаем. Занято. Частная собственность. Осторожно, злая
собака. Скользко, если мокро. Полностью разрушен для дальнейшего
восстановления...
Давление прошло, возобновилось с новой силой, вновь прошло, вновь
возобновилось. Каждый раз я блокировал попытку контакта.
Затем меня оставили в покое.
- Порядок, - сказал я и, облегченно вздохнув, принялся тереть глаза.
- В чем дело?
- Кто-то пытался со мной связаться, способом тебе непонятным. Голову
даю на отсечение, это был бенедикт. Он наверняка все разнюхал и теперь
бросится за нами в погоню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
когда пришла ко мне в сад. Обстоятельства вынуждали меня придирчиво
оценивать все свои поступки. Да, мне хотелось большего, чем просто с ней
подружиться. Когда я повел дару на другое отражение, я надеялся, что она
начнет относиться ко мне так же доверчиво, как к бенедикту. Я хотел, чтобы
она была моей союзницей, оставаясь в тылу врага, и даже предполагал ее
использовать, если меня попытаются удержать в авалоне. Но я не хотел,
чтобы она считала меня подонком, переспавшим с ней из корыстных
побуждений. И виноватым я чувствовал себя только потому, что в этом была
доля истины. Интересно, откуда такая щепетильность? В прошлом я совершал
поступки во сто крат аморальнее, с точки зрения обычного человека, и
никогда не мучался угрызениями совести. Я заворочался, безуспешно пытаясь
отогнать назойливую мысль, сверлившую мозг. Да, я влюбился. Это чувство
нельзя было сравнить с тем, которое я испытывал к лорен - оба мы были
ветеранами любви и понимали, на что идем - или к чувственной муари,
жаждущей ласки в ребмэ, где я прошел лабиринт во второй раз. Я не мог
разобраться в своих ощущениях. Они были нелогичны, ведь я знал дару всего
несколько дней. Тем не менее... Много веков я не испытывал ничего
подобного. Я не хотел любить ее. Только не сейчас. Когда-нибудь потом. А
еще лучше - никогда. Она была не для меня. Она была ребенком. Все, что ей
захочется испытать, я испытал. Я забыл то, что будет для нее прекрасным,
чарующим, восхитительным. Она не для меня. Она ребенок. Мне нельзя в нее
влюбляться. Мне надо...
Ганелон что-то напевал себе под нос монотонно и фальшиво. Фургон
трясло, он скрипел, дорога вела в гору. Солнечный луч качнулся, пробежал
по моему лицу. Я закрыл глаза рукой и погрузился в небытие.
Когда я проснулся, был полдень. Чувствовал я себя преотвратительно.
Выпив почти полную бутылку воды, я вылил остатки на ладонь и протер лицо.
Затем причесался, как мог пальцами и принялся разглядывать окрестности.
Невысокие деревья шелестели зелеными листьями, на небольших полянах
росла трава. Мы все еще ехали по бурой, твердой и относительно гладкой
дороге. Небо было чистым, но на солнце изредка набегали небольшие облачка,
и тогда тени удлинялись. Дул легкий ветерок.
- Воскресли из мертвых? Поздравляю! - весело сказал ганелон, когда я
выбрался из фургона и уселся рядом с ним на козлы. - лошади устали,
Корвин. Я тоже не прочь поразмяться и к тому же чертовски проголодался.
Что скажете?
- Давай перекусим, - согласился я. - сворачивай на полянку слева и
сделаем небольшой привал.
- Мне бы хотелось проехать немного дальше.
- С чего это вдруг?
- Мне надо вам кое-что показать.
- Что ж...
Примерно через полмили дорога круто свернула к северу. Мы очутились у
подножия холма, преодолели подъем и увидели второй холм, выше первого.
- Ну? - коротко спросил я.
- Может, с того холма будет видно?
Я пожал плечами.
- Хорошо.
Лошади с трудом шли в гору, и я соскочил на землю и стал толкать
фургон сзади. Когда мы добрались до вершины, я перепачкался, взмок от
пота, но окончательно проснулся. Ганелон бросил поводья, установил тормоз,
взобрался на крышу фургона и посмотрел вдаль, прикрыв глаза рукой.
- Поднимитесь ко мне, Корвин, - негромко сказал он.
Я присоединился к нему и проследил за направлением его руки.
Примерно в трех четвертях мили, футов на двести ниже того места, где
мы стояли, тянулась черная лента дороги. Она изгибалась, поворачивала, но
ширина ее в несколько сот футов оставалась неизменной. На ней росли черные
деревья. Черная трава колыхалась - как будто черная вода медленно текла в
черной реке.
- Что это? - спросил я.
- Это я вас хотел спросить. Сначала я подумал, что вы ее наколдовали,
меняя отражения.
Я покачал головаой.
- Я, конечно, туго соображал, но вряд ли забыл бы, сотворив нечто
подобное. Откуда ты знал, что мы ее здесь увидим?
- Мы несколько раз проезжали неподалеку, пока вы спали. Мне эта
дорога совсем не нравится. Она вызывает во мне неприятные ощущения. Вам
она ничего не напоминает?
- Да, конечно. К великому моему сожалению.
Он кивнул.
- В точности, как черный круг на лорене. Поразительное сходство.
- Черная дорога. - пробормотал я.
- Что вы сказали?
- Черная дорога. Я не понимал, о чем говорила дара, но сейчас,
кажется, начинаю понимать. Ничего хорошего нас здесь не ждет.
- Еще одно проклятое место?
- Да.
Ганелон грязно выругался.
- Значит, жди неприятностей? - спросил он.
- Не думаю. Хотя все может быть.
Мы слезли с крыши фургона.
- Давайте накормим лошадей, а заодно позаботимся о собственных
желудках, - предложил ганелон.
- Только не здесь.
Мы устроили привал у подножья холма и отдыхали около часа,
разговаривая об авалоне. О черной дороге не было сказано ни слова, хотя
она не шла у меня из головы. Впрочем, чтобы сказать что-то определенное,
надо было получше ее рассмотреть.
Мы основательно перекусили, вновь забрались на козлы, и я взялся за
поводья. Отдохнувшие лошади весело зацокали копытами.
Ганелон сидел слева от меня и болтал без умолку. Я только теперь
понял, как дорог был его сердцу авалон. Он успел побывать на местах своих
бывших стоянок, где его шайка скрывалась после разбоя, обошел поля
сражений, где выигрывал битвы. Я был тронут. Плохое и хорошее так
удивительно сочеталось в этом человеке, что ему следовало родиться
Эмберийцем.
Миля уходила за милей. Черная дорога приближалась, и внезапно я
почувствовал сильное давление на мозг. Я прервал ганелона на полуслове и
резко сказал:
- Возьми вожжи.
- Что случилось?
- Потом. Возьми вожжи. Скорее!
- Мне погонять?
- Нет. Едем как ехали. И, ради бога, заткнись хоть на минутку.
Я закрыл глаза, положил голову на скрещенные руки, опустошил мозг и
воздвиг стены вокруг этой пустоты. Никого нет дома. Перерыв на обед. Прием
окончен. Сдается внаем. Занято. Частная собственность. Осторожно, злая
собака. Скользко, если мокро. Полностью разрушен для дальнейшего
восстановления...
Давление прошло, возобновилось с новой силой, вновь прошло, вновь
возобновилось. Каждый раз я блокировал попытку контакта.
Затем меня оставили в покое.
- Порядок, - сказал я и, облегченно вздохнув, принялся тереть глаза.
- В чем дело?
- Кто-то пытался со мной связаться, способом тебе непонятным. Голову
даю на отсечение, это был бенедикт. Он наверняка все разнюхал и теперь
бросится за нами в погоню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51