Визги… Барабанище выворачивает их наизнанку, тромбон безумствует, воет, хрипит… И пошло: «Туит-туит!»… Распевают хором, глотку дерут… А уж Сороконожка разошелся – никто не мешает!.. Куда он подевал девочку? Не вижу ее белокурых волос… Новое приключение! Может быть, где-нибудь спрятал? Сейчас-то она ему ни к чему… Красуется, форсит, хочет оттереть черного артиста. Взбегает по лестнице – собирается спрыгнуть сверху в самую гущу разгульного сборища, прямо на головы туитников… Сиганул в толпу… и оттуда взлетел под потолок. Весь как есть!.. Не рука-нога или обе, а целиком!.. Бац!.. Точнехонько в зеркало! Это вам не мух ловить! Единым духом! Признаться, просто глаза на лоб лезут!.. Эти уж на что избалованы, а и они рты поразевали, так и ахнули!.. Взял-таки свое тухляк, просто уничтожил черномазого… Да, но Вирджиния? Не аукать же благим матом на все четыре стороны!.. Посмеются, и только. Прямо обворожил их Сороконожка: обмирают, глаз отвести не могут… Он и в самом деле черт знает что вытворяет. Порхает везде одновременно… лишился веса… стал невесом – реет над толпой ворох тряпья. Вот уж, поистине, явление!.. Пушинкой летит, плывет-колышется по своей прихоти… Трогает гостей, почесывает им голову, опускается отвесно из-под потолка, точно паук, вытягивается нитью над присутствующими… Но тут повеял ветерок – пф-ф-ф! – и он летит прочь. Глядите, лечу!.. Весельчак во кости и рвани… Справедливости ради должно сказать, что вознесением в пустоту он превосходит человеческое разумение… Во все глаза глядят разгоряченные туит-туиты. Дыхание у них сперло в этом подвале от изумления и восхищения… «More! More!» – исступленно вопят они… Ну вот, добился своего! Всеобщий любимчик!.. Они требуют новых фокусов, кувырканий, всяких чудес в воздушной пустоте… Он изображает в воздухе, над самыми их головами, ригодоны, подскакивания взбесившегося паука… Вновь вертится вихрем, вальсом… и опять качается над головами, задевая их… разгуливает по зеркалам на потолке, опрокинувшись вниз головой – ни дать ни взять – муха, перебирающая лапками… а вокруг него болтаются отрепья… Какие восторги! Какие вздохи!.. С некоторыми танцовщицами случилась даже небольшая неприятность: от хохота напустили везде целые лужи… В самом деле, невероятное зрелище!.. Надо видеть, как он расхаживает по стенам, возносится отвесно, шутовски дрыгается, да еще вниз головой, да еще в такт, под музыку!.. Негры, и те подыхали со смеху, просто играть не могли… ржали как сумасшедшие… валились на пол кучей-малой… Туда же и танцоры с танцовщицами, держась за животы… Такое сильное впечатление произвел Сороконожка!.. Вверх тормашками прямехонько под потолок… Свет еще не видывал такого артиста!.. А оттуда – ну шарахаться о стены и вновь колыхаться над собравшимися… Какая невероятная способность вспархивать… и притом без всякой опоры!.. Околдовал всех!.. Летучий скелет!.. Видел бы его Состен со своими хреновыми трансами, со своей Пепе и дедом в коробке! Пусть бы поучился, хмырь несчастный со своим Китаем! Видел бы он эти сногсшибательные штучки! Понял бы, что такое колдовство виртуоза, непревзойденное искусство невесомого парения! Куда ему с его кривляниями на карачках… Жалкий тип! Конечно, я ненавидел Сороконожку, этого фрукта, но у меня от него дух захватывало… Удивительный искусник!.. Раз за разом перепархивает от стен к большим люстрам… поворот… касание… новый бросок под барабанный удар… Одиноко красуется в высоте, воздушной пустоте… Шальной летун… Кружится, вращается под музыку… Один он танцует в зале… Все задрали головы и остолбенели, точно замороченные… О, чья-то рука! Схватил… Кто-то стоит подле меня у самой стены… Любушка моя! Вот радость! Люблю тебя!.. «Это вы, Вирджиния?» В ораве этих чокнутых!.. Чудеса – да и только! Но она дрожит как осиновый лист… Так взволнована, что заикается! Щиплется, хватается… Ее пугает Сломиголова, кувыркающийся под потолком… Она указывает на него пальцем.
– Ну так что? Что из того? – успокаиваю ее. – Клоун и есть клоун!
Он раскачивается над джаз-оркестром, над неграми… Туда-сюда… и ни на чем не держится! Это и есть самое непостижимое!
– Isn't he wonderful? – восклицает она – и на нее подействовали его чары… Он невесомо парит в воздухе…
– Шут – он и есть шут, глупышка! Обыкновенный обман зрения!
Пялится, разинув рот, на этого тухлого форсилу, шарлатана, загадывальщика загадок, кусок дерьма, отверженца человеческого… Человеческого? Слишком вежливо сказано… чудовищное преувеличение! Открываю ей глаза, образумливаю:
– Неужели вы не видите, что это игра зеркал?
Она открывает рот и, не промолвив ни слова, стоит, точно пораженная столбняком… Понятия не имею, чем он их опоил! Беснуются, мочатся под себя… Наверное, власть подземного мира… Таращатся на насекомое, кувыркающееся в воздухе над ними. Дивятся, раскачиваются, как бы изумленно урчат… А он вновь за барабан принялся, раскатился дробью раз, другой, третий… и к пианино. Пробежался на четвереньках по клавишам… Скачка по всем октавам, раздирающая звукодробильня… От нее глаза разъезжаются, штопором закручиваются мочки ушей… Ах, сокрушитель! Ах, бес! А рад до чего! Расшевелил несколько одурелую, правду сказать, аудиторию… Словно с цепи сорвавшись, они одобрительно орут, надрываются… Он приветственно машет им рукой из-под потолка, с люстры. Торжествует, вознесшись на высоту… Столь бурное восхищение подстегивает его. Вновь кидается в пустоту… Несчетные прыжки с вращением между потолком и полом, но не касаясь пола. Развиртуозничался!.. Мировой приятель у нас завелся. Что выкомаривает – засмотришься!.. Малышка, понятное дело, забывает закрыть рот, только вверх и смотрит, совсем голову потеряла – неодолимая притягательность отвратительного… Один свет в окошке!.. Эта чурка, скоморох, гнусная тварь!.. Неужели она не учуяла только что, на улице, эту омерзительную вонь? А в ресторане, когда ели мидии… спаржу… перепелок?.. Не учуяла? Не видела, что он мне на улице совал?.. Свои кишки!.. Это что, не мерзость?.. Ее не тошнит при виде этого молодчика, этого пакостного хвастуна, прогнившего до костей злодея?.. Я кричал ей это среди гвалта… Мне хотелось, чтобы она прислушалась ко мне, чтобы мои слова проникли в ее сознание, чтобы она стряхнула с себя оцепенение… В это самое время он в одиночку изображал целый оркестр, бил во все барабаны, дергал все струны, дул во все духовые инструменты, мимоходом играл на всех… На лету, повиснув в воздухе, как при вольтижировке! Три пальца по клавиатуре пианино и – трунь-нь-нь! – полная гамма… Россыпь дивных звучаний… опрокинувшись головой книзу! На лету подхватывает барабан, уносится с ним, раскачивается в пространстве… Ловкость непостижимая!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204