Аве Мария! Господи Иисусе! Джезус! как всхлипывают те, что подушевней, избранные натуры.
В пятидесяти восьми общих палатах Лондонского бесплатного госпиталя – что за ассортимент, какой выбор, целый рынок несчастий, свои ряды для каждого: желудок, сердце, почки, кишки! Не говоря уж о зиме, когда народ кашляет!.. ох, как кашляет! девяносто три палаты как одна! Катаров невпроворот, а сверх того несчастных случаев короб… бывало, по десять-пятнадцать единовременно… в густом утреннем тумане…
Палаты уже с конца сентября погружались во тьму, кроме разве двух-трех часов поутру, да и то возле самых окон, высоченных опускных окон-гильотин; мрак наплывал с реки плотными волнами, просачивался в помещения, заглушал газовые рожки в коридорах. Он пах дегтем и портовой гарью и полнился эхом доков, сирен, окриков…
Для повторного обхода Хлодвиг вооружался громадным масляным фонарем, как на почтовой карете: видел он плохо, слышал хорошо; когда его на ходу окликали, он к кровати вплотную подходил, фонарь подносил, от фонаря ложился белый круг, выхватывал из тьмы лицо страдальца. Хлодвиг наклонялся низко-низко: «Тсс! Тсс! – шептал… – Тише! дружок! Не будите людей!.. Я скоро к вам подойду! Укольчик сделаю!.. Я скоро!., soon be over. Все пройдет!..
И так каждому… из палаты в палату… с этажа на этаж… Я скоро!.. Soon be over. Все пройдет!.. Как заведенный.
Он за ночь этих уколов невесть сколько делал!., мужчинам, женщинам… До того слепой был, что я ему фонарь вплотную подносил… к заднице прижимал… чтоб он иглу свою, куда надо, всадил… ни вкось, ни мимо…
В первые две недели, что я Джоконду навещал, мы сдружились, и уже уколы ей делал я: камфара, морфий, эфир – все как водится, а он мне фонарем светил. С припевчиком неизменным!.. Сейчас, сейчас!.. Soon be over. Все пройдет! Уколы у меня сразу получились – рука твердая, это вроде как автомат, больной ничего и не чувствует… оп! и все…
Так в Лондонском госпитале при докторе Клодовице началась подпольно моя профессиональная карьера. Я научился у него, не раздумывая, отвечать на все: Я сейчас! Soon be over! Все пройдет! Это стало привычкой, пунктиком, тиком… С тех пор я всякого навидался! там! сям! хорошего, плохого и ужасного, понятно, тоже. Потом сами узнаете. Рассудите непредвзято… по ходу дела… это уже много… Я сейчас!.. Soon be over!..
* * *
Мы вышли с интервалом, сперва одни, две минуты спустя – другие. На улице смотрели в оба… Садовая, Уэберли-Комменс, Перигэм-роуд… Впереди Боро, за ним малыш Рене – дезертир: липовые документы и фотокарточка повсюду в газетах, следом Элиза – «зарвавшаяся галантерейщица» в бегах, с целой сворой полицейских на хвосте: она уже много лет торговала шариками опиума повсюду в Мейд Вейл и Вест-Энде в безобидных дозах и без проблем, а тут вдруг по случаю войны самовольно перешла на гашиш. Чего Ярд не прощает, так это когда меняют привычки!..
Все складывалось скверно. Нас засекли и обложили. Даже в госпитале у Клодо – уж на что я паинькой держался, помогал медбратом на подхвате, когда слишком много больных набиралось, – и то жареным запахло… Джоконда нам навредила… Наболтала лишнего… Нарассказывала про свои несчастья, про Лестер, как там и что, словом, чистейшее безумие… По-английски она немного болтала, а тут – сплетница на сплетнице, ну и раздули, понятно, из мухи слона… им, лежачим, больше и заняться нечем… дело принимало дурной оборот… Поговаривали уже о том, чтобы выставить нас всех, начиная с Клодовица… внештатник, иностранец… только и годится, что для ночных дежурств… Начальство смотрело на него косо… недолюбливало… но за работу его на износ, когда по десять-пятнадцать раз за ночь вставать приходится, они платили ему гроши и вовсе не уверены были, что найдут на его место кого другого, столь же преданного, нетребовательного, непьющего, хоть и чудаковатого… Вот дирекция и колебалась насчет его увольнения… Все на волоске висело… Увольнение для него катастрофа!.. Документы у него чрезвычайно подозрительные были, печати на них такие жалкие, что лучше и не показывать… А дипломы – и того диковиннее!., однако самой большой загадкой было то, каким образом он очутился в Лондоне!.. Ему крышка, если б они его выгнали!.. Финиш, так сказать! «Эйльенов», как они иностранцев называют, последнее время каждый день забирали, причем куда менее подозрительных…
Клодовиц все это знал… сам, бывало, рассказывал, и ему было не до смеху…
Каскад, между прочим, обещал наведаться… Проходит три дня, четыре… о нем ни слуху ни духу… Мы возьми да позвони ему… пусть, дескать, приходит!., да не мешкает… мол, есть, что сказать…
Свидание было назначено в шесть в «Плавании на Динги», старой закусочной, помещавшейся прямо среди доков, чуть к западу от госпиталя у самой реки… Пробраться к ней можно было с берега или же проулочками, хаотично спускающимися от Коммершл-роуд, петляющими между складами и ангарами… если нужно прийти и уйти незамеченным, лучше не придумаешь…
Приходим, значит… Ждем… Хозяин «Доблести» тоже тут, с нами повидаться захотел… Однако пока помалкивал, держался настороже… пуганый… – want to speak to Cascade!.. – говорить, стало быть, желал только с Каскадом! Бирюк насупленный… А Каскада все нет. Время самого наплыва посетителей, столики заполнялись один за другим, как раз пересменка; подходили бригадами с лебедок, трюмов… шум, понятно, башмаками грохотали, а строеньице-то деревянное, балки да глина-солома, ох, как резонировало. И потом, от игральных автоматов да «Занзибара», костей то есть, гул и выкрики доносились… там всегда толчея…
Чу! цок! цок! экипаж! Пожаловали, значит! И с порога:
– Привет, мужики!..
– Привет, привет!.. – отвечаем.
Не больно-то он спешил!
– Что котелок? – это он мне. – Все ноет? И на голову показывает.
– Ноет! Ноет, сударь!
Беспокоило его, что у меня башка болит, всякий раз спрашивал.
Тут Клодо в разговор вступает, объясняет, зачем его звали… из-за Джоконды, значит!., потому что она в госпитале плохо себя ведет… болтает разное, напраслину возводит…
– А что задница ее, заживает?
– С задницей все в порядке!..
– Был бы зад в порядке – остальное приложится!.. Вот и вся реакция…
– Как Анжела? – спрашиваем мы в свою очередь.
– В Эдинбург уехала! По делу! Пристраивать двух девок! От Косого…
– От Косого?
– Да! Представьте!.. Мы ушам своим не верим…
– Мужику под сорок! А он туда же! Кусок идиота! ей-ей! руки в ноги и в пехтуру! в пехоту, господа! Вольному воля! Думать о нем не хочу! Но какова Джоконда? Видали, какой класс! Видали? Я знал, что говорю! Какие выпады! А потом – раз! пошла! закрутилась! фьюить! снова тут! какой задор! Сколько огня! А?.. Огонь!..
– Не желаете ли ее навестить? – любезно интересуемся мы.
– Нет уж! дудки! пусть хоть сдохнет!.. Вот и весь ответ… С него довольно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204
В пятидесяти восьми общих палатах Лондонского бесплатного госпиталя – что за ассортимент, какой выбор, целый рынок несчастий, свои ряды для каждого: желудок, сердце, почки, кишки! Не говоря уж о зиме, когда народ кашляет!.. ох, как кашляет! девяносто три палаты как одна! Катаров невпроворот, а сверх того несчастных случаев короб… бывало, по десять-пятнадцать единовременно… в густом утреннем тумане…
Палаты уже с конца сентября погружались во тьму, кроме разве двух-трех часов поутру, да и то возле самых окон, высоченных опускных окон-гильотин; мрак наплывал с реки плотными волнами, просачивался в помещения, заглушал газовые рожки в коридорах. Он пах дегтем и портовой гарью и полнился эхом доков, сирен, окриков…
Для повторного обхода Хлодвиг вооружался громадным масляным фонарем, как на почтовой карете: видел он плохо, слышал хорошо; когда его на ходу окликали, он к кровати вплотную подходил, фонарь подносил, от фонаря ложился белый круг, выхватывал из тьмы лицо страдальца. Хлодвиг наклонялся низко-низко: «Тсс! Тсс! – шептал… – Тише! дружок! Не будите людей!.. Я скоро к вам подойду! Укольчик сделаю!.. Я скоро!., soon be over. Все пройдет!..
И так каждому… из палаты в палату… с этажа на этаж… Я скоро!.. Soon be over. Все пройдет!.. Как заведенный.
Он за ночь этих уколов невесть сколько делал!., мужчинам, женщинам… До того слепой был, что я ему фонарь вплотную подносил… к заднице прижимал… чтоб он иглу свою, куда надо, всадил… ни вкось, ни мимо…
В первые две недели, что я Джоконду навещал, мы сдружились, и уже уколы ей делал я: камфара, морфий, эфир – все как водится, а он мне фонарем светил. С припевчиком неизменным!.. Сейчас, сейчас!.. Soon be over. Все пройдет! Уколы у меня сразу получились – рука твердая, это вроде как автомат, больной ничего и не чувствует… оп! и все…
Так в Лондонском госпитале при докторе Клодовице началась подпольно моя профессиональная карьера. Я научился у него, не раздумывая, отвечать на все: Я сейчас! Soon be over! Все пройдет! Это стало привычкой, пунктиком, тиком… С тех пор я всякого навидался! там! сям! хорошего, плохого и ужасного, понятно, тоже. Потом сами узнаете. Рассудите непредвзято… по ходу дела… это уже много… Я сейчас!.. Soon be over!..
* * *
Мы вышли с интервалом, сперва одни, две минуты спустя – другие. На улице смотрели в оба… Садовая, Уэберли-Комменс, Перигэм-роуд… Впереди Боро, за ним малыш Рене – дезертир: липовые документы и фотокарточка повсюду в газетах, следом Элиза – «зарвавшаяся галантерейщица» в бегах, с целой сворой полицейских на хвосте: она уже много лет торговала шариками опиума повсюду в Мейд Вейл и Вест-Энде в безобидных дозах и без проблем, а тут вдруг по случаю войны самовольно перешла на гашиш. Чего Ярд не прощает, так это когда меняют привычки!..
Все складывалось скверно. Нас засекли и обложили. Даже в госпитале у Клодо – уж на что я паинькой держался, помогал медбратом на подхвате, когда слишком много больных набиралось, – и то жареным запахло… Джоконда нам навредила… Наболтала лишнего… Нарассказывала про свои несчастья, про Лестер, как там и что, словом, чистейшее безумие… По-английски она немного болтала, а тут – сплетница на сплетнице, ну и раздули, понятно, из мухи слона… им, лежачим, больше и заняться нечем… дело принимало дурной оборот… Поговаривали уже о том, чтобы выставить нас всех, начиная с Клодовица… внештатник, иностранец… только и годится, что для ночных дежурств… Начальство смотрело на него косо… недолюбливало… но за работу его на износ, когда по десять-пятнадцать раз за ночь вставать приходится, они платили ему гроши и вовсе не уверены были, что найдут на его место кого другого, столь же преданного, нетребовательного, непьющего, хоть и чудаковатого… Вот дирекция и колебалась насчет его увольнения… Все на волоске висело… Увольнение для него катастрофа!.. Документы у него чрезвычайно подозрительные были, печати на них такие жалкие, что лучше и не показывать… А дипломы – и того диковиннее!., однако самой большой загадкой было то, каким образом он очутился в Лондоне!.. Ему крышка, если б они его выгнали!.. Финиш, так сказать! «Эйльенов», как они иностранцев называют, последнее время каждый день забирали, причем куда менее подозрительных…
Клодовиц все это знал… сам, бывало, рассказывал, и ему было не до смеху…
Каскад, между прочим, обещал наведаться… Проходит три дня, четыре… о нем ни слуху ни духу… Мы возьми да позвони ему… пусть, дескать, приходит!., да не мешкает… мол, есть, что сказать…
Свидание было назначено в шесть в «Плавании на Динги», старой закусочной, помещавшейся прямо среди доков, чуть к западу от госпиталя у самой реки… Пробраться к ней можно было с берега или же проулочками, хаотично спускающимися от Коммершл-роуд, петляющими между складами и ангарами… если нужно прийти и уйти незамеченным, лучше не придумаешь…
Приходим, значит… Ждем… Хозяин «Доблести» тоже тут, с нами повидаться захотел… Однако пока помалкивал, держался настороже… пуганый… – want to speak to Cascade!.. – говорить, стало быть, желал только с Каскадом! Бирюк насупленный… А Каскада все нет. Время самого наплыва посетителей, столики заполнялись один за другим, как раз пересменка; подходили бригадами с лебедок, трюмов… шум, понятно, башмаками грохотали, а строеньице-то деревянное, балки да глина-солома, ох, как резонировало. И потом, от игральных автоматов да «Занзибара», костей то есть, гул и выкрики доносились… там всегда толчея…
Чу! цок! цок! экипаж! Пожаловали, значит! И с порога:
– Привет, мужики!..
– Привет, привет!.. – отвечаем.
Не больно-то он спешил!
– Что котелок? – это он мне. – Все ноет? И на голову показывает.
– Ноет! Ноет, сударь!
Беспокоило его, что у меня башка болит, всякий раз спрашивал.
Тут Клодо в разговор вступает, объясняет, зачем его звали… из-за Джоконды, значит!., потому что она в госпитале плохо себя ведет… болтает разное, напраслину возводит…
– А что задница ее, заживает?
– С задницей все в порядке!..
– Был бы зад в порядке – остальное приложится!.. Вот и вся реакция…
– Как Анжела? – спрашиваем мы в свою очередь.
– В Эдинбург уехала! По делу! Пристраивать двух девок! От Косого…
– От Косого?
– Да! Представьте!.. Мы ушам своим не верим…
– Мужику под сорок! А он туда же! Кусок идиота! ей-ей! руки в ноги и в пехтуру! в пехоту, господа! Вольному воля! Думать о нем не хочу! Но какова Джоконда? Видали, какой класс! Видали? Я знал, что говорю! Какие выпады! А потом – раз! пошла! закрутилась! фьюить! снова тут! какой задор! Сколько огня! А?.. Огонь!..
– Не желаете ли ее навестить? – любезно интересуемся мы.
– Нет уж! дудки! пусть хоть сдохнет!.. Вот и весь ответ… С него довольно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204