Боже мой, и вот так — каждый день. Уже забывается, что основная-то их задача — борьба с сагонами. Закроешь глаза — за веками мелькают размякшие викотные язвы, руки, ноги, синие взбухшие вены, орущие больные младенцы... И все это — с утра до вечера.
Как тяжело быть тэйфином. Впрочем, вряд ли больные так ломились к Панториксу. Он и берет за лечение много, да и эффективность во много раз ниже. Викотные к нему вовсе не ходили, ведь эти язвы здесь считаются неизлечимыми.
— Надо идти, Иль, — произнесла Иволга, — надо идти, сама понимаешь. Я с ними тут разберусь.
Ильгет неловко кивнула.
Через час она вышла со двора, закутавшись в дорожный плащ, оставив позади требовательную толпу посетителей. В узде вела молодого серого аганка с диковато блестящими косыми глазами. Выйдя за ворота, поставила ногу в стремя и вскочила на зверя между небольшим еще, юношеским горбиком и круто стоящей шеей. Аганк затрусил мелкой рысью по улицам.
Женщины не ездят верхом. Но чужеземкам — тэйфи все можно. Какая разница, у нас все не как у людей.
Ильгет все еще с любопытством поглядывала вокруг. Всего месяц они здесь, еще надоесть не успело. Можно сколько угодно читать о бронзовой культуре, однако видеть ее своими глазами — дело совсем иное. И даже никаких особенно ярких проявлений, просто — вот старуха прошла, вся покрытая, с головы до ног, некрашеной тканью (крашеные — только у знати), крючковатый нос висит, как клюв, вон играют у забора трое совершенно голых ребятишек лет трех-пяти (на Квирине такой вот ребятенок — уже вполне серьезная личность, ученик, а здесь их даже одевать не удосуживаются). И домишки эти покосившиеся, и глиняные горшки на плетнях... Ильгет миновала городскую площадь, чуть придерживая аганка — здесь всегда толпился народ, может, что-нибудь новенькое удастся услышать. Впрочем, хорошо, что теперь Рида слушает и выбалтывает квиринкам все городские сплетни. В центре площади высился идол Нинная Акоса, Ильгет чуть отвернулась, в общем-то, она нейтрально относилась ко всяческим народным верованиям, но этот их Верховный Дух уж очень неприятен стал в последнее время. Ниннай Акос, вырезанный из дерева, покрытый крашенными охрой орнаментами, с орлиным носом и типичным гэллийским лицом, наверное, привел бы в восторг квиринских этнографов... впрочем, здесь наверняка уже были экспедиции.
Вскоре Ильгет выехала за пределы города и пустила аганка по каменистой дороге ровной, размашистой рысью.
Часа через два она миновала рощу Стер, в которой, по слухам, водились упыри, поднялась на небольшое каменное плато и спешилась. Медленно прошла вдоль скальной гряды, держа аганка в поводу. Остановилась у зарослей дикого винограда, оплетшего скалу. Активировала спайс на запястье и произнесла негромко.
— Спеши же, охотник усталый, в тобою покинутый дом.
И услышала знакомый веселый голос.
— Цветок распускается алый под черным кипящим котлом.
Заросли раздвинулись, и среди зелени появилось довольно сияющее черноглазое лицо — Гэсс.
— Айре, Иль! Заждался уже. Тоска смертная.
— Ох уж, — сказала Иль, привязывая аганка, — тоска тебе... поработал бы там за нас, сам бы в лес запросился.
Она вслед за товарищем нырнула в темно-зеленые заросли, нагнув голову, вошла в подземную небольшую пещерку.
— Как там жизнь-то у вас? — спросил Гэсс, — садись вот сюда... жрать хочешь?
— Да как тебе сказать... давай чего-нибудь. Сиккарга есть?
— Все есть.
Гэсс поставил перед ней баночку консервов.
— Сейчас чай разогрею.
Он включил портативную кухню.
— Ой, как вкусно... здешняя еда... она, знаешь, на один раз поесть — конечно, интересно, даже очень. А вот постоянно...
Ильгет с аппетитом поглощала нежную сливочную ванильную массу.
— Рассказывай давай. А то у меня тут, сама понимаешь, все общество — это птички. С утра выйдешь, чирикают — аж в ушах звенит.
— Я расскажу, Гэсс, только вот что сначала... Тут, говорят, через четыре дня гроза ожидается с сильным ливнем.
— Да? Откуда такие сведения? Впрочем, сейчас свяжусь с ребятами, проверю...
— Проверь, и вот что — нам нужно, чтобы никакого ливня не было. И грозы.
— Ясно, — произнес Гэсс, — операция «Старый осел». Ну ладно, ландер на месте, тучу распылить — никаких проблем. Если будут изменения, сообщите...
— Сообщим, не беспокойся. У нас сыворотка антивикотная кончается.
— И у меня не так много. Я тебе сегодня всю отдам и на орбиту сообщу. Думаю, через неделю будет новая партия. Ты у меня заночуешь сегодня?
— Да ты с ума сошел, Гэсс... Иволгу там сожрут эти больные с потрохами.
— Ну вот, — заныл Гэсс, — я-то думал, хоть пообщаемся... скучно же.
— От скуки не умирают, — резонно заметила Ильгет, — ну пару часов я могу у тебя остаться...
— Ну и то... ладно. Рассказывай, что там у вас в городе.
Через два часа Ильгет попрощалась с Гэссом и выехала на дорогу, с двумя огромными переметными сумками, прицепленными за горбом аганка.
Крупные яркие звезды, приятно мерцающие сквозь атмосферу, заполонили небо неровной сыпью. Ночью ехать опасно, но Ильгет — тэйфи, ей можно все, за пазухой коты уютно лежал бластер. Почему бы и не пострелять молниями... Если только дэггер встретится, но и на этот случай есть ручные спикулы. Да и не летают здесь дэггеры открыто. Пока еще.
Аганк медленно ступал по каменистой белой дороге, кремни блестели в свете двух лун, красноватого Агрида и таинственно-молочной Феары. Все вокруг затянул ночной непроницаемый мрак, небо и землю, только звездная россыпь, да две луны, да дорога, уходящая в гору, светились во тьме. Ильгет казалось, что едет она по этой дороге, среди ночной тишины, прямо к звездам, а может быть, она уже в Пространстве скачет на сером коньке-горбунке, и этот ветер, ласково касающийся волос — невидимый звездный ветер.
Благодарю тебя, Господи, подумала Ильгет, за то, что Ты создал все эти миры, и звезды, и вот эту дорогу, и за то, что Ты дал мне счастье видеть все это, и вдыхать ночной тревожный воздух, и знать, что в конце пути я встречу Иволгу.
Она думала об Арнисе. И о Пите. Как-то он сейчас?
Арнису сейчас наверняка приходится нелегко. И так будет еще год. Господи, какую же ношу он на себя взвалил... Гэсс сказал, что Арнис уже смог передать на орбиту — все благополучно, он уже работает на подземной биофабрике. Подумать-то страшно. Как вспомнишь эту фабрику — но Ильгет там работала через двое суток, все же была возможность отдыхать, уходить, забывать об этом кошмаре. А у Арниса не будет даже возможности увидеть солнце, как и у всех пленных, рабов, сосланных под землю. Долго там не живут, но Арнис — выживет. Если только не случится чего-нибудь из ряда вон выходящего, он выживет. Он здоровый, крепкий и молодой. Господь на его стороне. Но Боже мой, как ему, наверное, сейчас тяжело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145