Однако и земля успокоилась. Что же делать? Кто-то ждет ее здесь? Серый туман вдруг стал подниматься... Ильгет больше не видела ничего. Стало трудно дышать. Он же душит ее! Все труднее и труднее. Я умираю! — и в самый страшный момент Ильгет проснулась. Лежа в темноте, она жадно хватала воздух ртом, казалось, кислорода в воздухе действительно мало. Это сон, всего лишь сон — сердце бешено колотилось. Слишком яркий сон. Событий никаких, но вот эта обстановка, кажется, навсегда запечатлелась под веками. И действительно трудно дышать. И еще боль... только сейчас Ильгет осознала слабую, но явственную боль, хорошо знакомую, болели точки от сагонских игл. Ее охватила паника, что, если эта боль вернется... от нее не спасает даже атен. Тепловой излучатель... но здесь нет ни излучателя, ни Арниса, чтобы оказаться рядом в нужную минуту и позаботиться о ней. И никого нет, кого она решилась бы попросить о помощи... Впрочем, если опять так жутко разболится, придется разбудить маму, терпеть это невозможно. Но вроде бы, боль не усиливалась. Так просто, давала о себе знать.
Ничего страшного... просто кошмарный сон. Бывает. Ильгет закрыла глаза. Попытаться снова... но засыпать просто страшно, да и не хочется как-то. Может, почитать? Под черепной крышкой возник словно бы зуд, пилящий, неприятный. И вдруг Ильгет поняла.
«Это ты...»
«Это я, — согласился сагон, — давно тебя ждал. Ты видишь меня?»
«Нет», — сказала Ильгет и вдруг увидела.
Он сидел рядом с ней. Но не в комнате. Они были где-то совсем в другом месте. Просторный зал, уходящий вдаль, и вдали — красное зарево, будто закат за окном. Ильгет встала с постели, сделала несколько шагов.
Этого сагона она узнала бы с закрытыми глазами. Ильгет остановилась. Сагон смотрел на нее... сквозь нее...
Он сидел на широком мраморном выступе у стены, вдоль которой вилась какая-то зелень. Было похоже на Квирин. Но явно — не Квирин.
— Ты боишься, — сказал сагон.
— Боюсь, — согласилась Ильгет. Она не то, что боялась — тело сковал ужас, вбитый в каждую клетку. Все нервные окончания словно заморозило.
— Я понимаю тебя, боль была слишком сильной, — сказал сагон, — но не бойся. Этого больше не будет. Присаживайся, — он повел рукой.
Ильгет вдруг словно опомнилась — где я? Что это такое вокруг? Я сплю? Она попробовала ущипнуть себя за руку — щипок вполне чувствовался. Сагон слегка улыбнулся.
— Ты не спишь. Да и какая разница? Суть не в этом. Садись.
Ильгет послушно села рядом с сагоном.
— Меня зовут Хэрон, — сообщил он. Ильгет подумала, что имя все-таки красивое.
— Я больше не трону тебя, — сказал Хэрон, — поверь, я желаю тебе добра.
— И тогда тоже? — спросила Ильгет, зная, что сагон поймет ее. Он кивнул.
— Да. Так же, как Арнис, желая тебе добра, все-таки не стал спасать тебя, а предоставил судьбе.
— Это другое.
— Ильгет, придет время, и ты поймешь. Пока прости. Ты ведь можешь простить?
Ильгет неуверенно пожала плечами.
Странно вел себя этот сагон. Враг? Ведь они враги. Но сейчас ей казалось, что она говорит с давним, близким и все понимающим другом.
Господи, подумала Ильгет, Иисус, Сын Божий, помилуй меня, грешную. Хэрон молча смотрел сквозь нее.
— Признаюсь честно, — сказал он, — если ты будешь постоянно молиться, ты избавишься от меня. Наверное. Во всяком случае, это эффективный способ добиться того, чтобы не слышать меня. Но ведь ты сама хочешь услышать то, что я тебе скажу. Тебе интересно, верно?
— Ты хотел мне что-то сказать? — Ильгет почувствовала легкие угрызения совести.
— Тебе совестно, что ты не молишься? Но ведь ты сама понимаешь, что молитвы эти — как мантры, ими можно заглушить голос разума, но ты хочешь разумом все понять, верно? Для чего-то ведь он тебе дан? Не все же время тупо твердить «Господи, помилуй», верно?
Ильгет почувствовала желание встать... и выйти... только куда?
У зала не было выхода. Сагон повел рукой.
— Спокойно, Ильгет. А поговорить я хотел о твоем муже.
— О Пите? А в чем дело?
— У тебя с ним немало проблем, верно? Можешь не отвечать, я прекрасно слышу твои мысли. Да, в последнее время. Эти проблемы были и раньше, но ты умела их не замечать. А сейчас все стало очень плохо... Нет, не обманывай себя. Не хуже стало, а именно очень плохо.
Сагон всегда неправ...
Но этого — вот сейчас — просто не может быть, потому что он говорит именно то, что так жаждет услышать сердце... измученное сердце. Издерганное. То, что ты так долго пыталась скрыть от себя самой.
Сагон это слышит и понимает. Лучше тебя.
— Ты знаешь, почему это происходит? Я скажу тебе правду. Твой муж — эгоист. Нет, не все люди эгоисты. Это бывает в разной степени, у твоего мужа это доходит уже до степени болезненной. Теперь подумай, вспомни, и ты поймешь, что я прав. Хотя бы раз, хоть однажды он попытался осуществить хоть одно твое желание? Помочь тебе? Он встречал тебя с акции, ты говоришь? И это все. Но он даже не приготовил праздничного ужина, и вернувшись из космопорта, ты сама накрывала на стол. Ему не нужен ребенок. Ему не нужно твое творчество, а ведь ты фактически пожертвовала ради него творчеством, ведь ты совсем не писала в последнее время. А он этого даже не заметил, все твои жертвы — это так естественно. Это так естественно для него — то, что ты терпела боль только ради того, чтобы он получил удовольствие. И то, что на Ярне ты терпела присутствие любовницы. И терпела придирки его матери. Это совершенно нормально! То, что на Ярне ты полностью изменила свою жизнь ради него, уехала из родного города, бросила университет — это нормально, он этого даже не заметил. То, что ты простила ему предательство — согласись, это все-таки было предательством, и простила ему Арниса... — это тоже нормально.
Зато при этом он считает великой жертвой со своей стороны то, что до сих пор не завел любовницу на Квирине! И то, что позволяет тебе работать, и не упрекает тебя этим, и даже почти не попрекает тем, что ты ходишь в церковь. Это он себе ставит в великую заслугу. Ну разве не так, согласись? Он не закатывал тебе скандалы, говоря именно такими словами — ты подавляешь меня, я жертвую собой ради тебя? А ты не могла понять, в чем это подавление заключается. С его точки зрения — в том, что ты ходишь в церковь и работаешь. Это, по его мнению, огромная жертва с его стороны...
... Странное дело, но чем дольше говорил сагон, тем больше успокаивалась Ильгет. Он неправ. То есть, может быть, что-то в его словах и есть... отдаленное... но он очень сильно преувеличивает. Пита нормальный, хороший человек. Да, эгоистичный, но ведь все мы такие. Можно подумать, что я святая. Но ТАК быть не может. Сагон не прав. Не может Пита думать так. Он просто запутавшийся, нервный, наверное, инфантильный немного человек.
— Ты так считаешь? — усмехнулся Хэйрион, — А зря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Ничего страшного... просто кошмарный сон. Бывает. Ильгет закрыла глаза. Попытаться снова... но засыпать просто страшно, да и не хочется как-то. Может, почитать? Под черепной крышкой возник словно бы зуд, пилящий, неприятный. И вдруг Ильгет поняла.
«Это ты...»
«Это я, — согласился сагон, — давно тебя ждал. Ты видишь меня?»
«Нет», — сказала Ильгет и вдруг увидела.
Он сидел рядом с ней. Но не в комнате. Они были где-то совсем в другом месте. Просторный зал, уходящий вдаль, и вдали — красное зарево, будто закат за окном. Ильгет встала с постели, сделала несколько шагов.
Этого сагона она узнала бы с закрытыми глазами. Ильгет остановилась. Сагон смотрел на нее... сквозь нее...
Он сидел на широком мраморном выступе у стены, вдоль которой вилась какая-то зелень. Было похоже на Квирин. Но явно — не Квирин.
— Ты боишься, — сказал сагон.
— Боюсь, — согласилась Ильгет. Она не то, что боялась — тело сковал ужас, вбитый в каждую клетку. Все нервные окончания словно заморозило.
— Я понимаю тебя, боль была слишком сильной, — сказал сагон, — но не бойся. Этого больше не будет. Присаживайся, — он повел рукой.
Ильгет вдруг словно опомнилась — где я? Что это такое вокруг? Я сплю? Она попробовала ущипнуть себя за руку — щипок вполне чувствовался. Сагон слегка улыбнулся.
— Ты не спишь. Да и какая разница? Суть не в этом. Садись.
Ильгет послушно села рядом с сагоном.
— Меня зовут Хэрон, — сообщил он. Ильгет подумала, что имя все-таки красивое.
— Я больше не трону тебя, — сказал Хэрон, — поверь, я желаю тебе добра.
— И тогда тоже? — спросила Ильгет, зная, что сагон поймет ее. Он кивнул.
— Да. Так же, как Арнис, желая тебе добра, все-таки не стал спасать тебя, а предоставил судьбе.
— Это другое.
— Ильгет, придет время, и ты поймешь. Пока прости. Ты ведь можешь простить?
Ильгет неуверенно пожала плечами.
Странно вел себя этот сагон. Враг? Ведь они враги. Но сейчас ей казалось, что она говорит с давним, близким и все понимающим другом.
Господи, подумала Ильгет, Иисус, Сын Божий, помилуй меня, грешную. Хэрон молча смотрел сквозь нее.
— Признаюсь честно, — сказал он, — если ты будешь постоянно молиться, ты избавишься от меня. Наверное. Во всяком случае, это эффективный способ добиться того, чтобы не слышать меня. Но ведь ты сама хочешь услышать то, что я тебе скажу. Тебе интересно, верно?
— Ты хотел мне что-то сказать? — Ильгет почувствовала легкие угрызения совести.
— Тебе совестно, что ты не молишься? Но ведь ты сама понимаешь, что молитвы эти — как мантры, ими можно заглушить голос разума, но ты хочешь разумом все понять, верно? Для чего-то ведь он тебе дан? Не все же время тупо твердить «Господи, помилуй», верно?
Ильгет почувствовала желание встать... и выйти... только куда?
У зала не было выхода. Сагон повел рукой.
— Спокойно, Ильгет. А поговорить я хотел о твоем муже.
— О Пите? А в чем дело?
— У тебя с ним немало проблем, верно? Можешь не отвечать, я прекрасно слышу твои мысли. Да, в последнее время. Эти проблемы были и раньше, но ты умела их не замечать. А сейчас все стало очень плохо... Нет, не обманывай себя. Не хуже стало, а именно очень плохо.
Сагон всегда неправ...
Но этого — вот сейчас — просто не может быть, потому что он говорит именно то, что так жаждет услышать сердце... измученное сердце. Издерганное. То, что ты так долго пыталась скрыть от себя самой.
Сагон это слышит и понимает. Лучше тебя.
— Ты знаешь, почему это происходит? Я скажу тебе правду. Твой муж — эгоист. Нет, не все люди эгоисты. Это бывает в разной степени, у твоего мужа это доходит уже до степени болезненной. Теперь подумай, вспомни, и ты поймешь, что я прав. Хотя бы раз, хоть однажды он попытался осуществить хоть одно твое желание? Помочь тебе? Он встречал тебя с акции, ты говоришь? И это все. Но он даже не приготовил праздничного ужина, и вернувшись из космопорта, ты сама накрывала на стол. Ему не нужен ребенок. Ему не нужно твое творчество, а ведь ты фактически пожертвовала ради него творчеством, ведь ты совсем не писала в последнее время. А он этого даже не заметил, все твои жертвы — это так естественно. Это так естественно для него — то, что ты терпела боль только ради того, чтобы он получил удовольствие. И то, что на Ярне ты терпела присутствие любовницы. И терпела придирки его матери. Это совершенно нормально! То, что на Ярне ты полностью изменила свою жизнь ради него, уехала из родного города, бросила университет — это нормально, он этого даже не заметил. То, что ты простила ему предательство — согласись, это все-таки было предательством, и простила ему Арниса... — это тоже нормально.
Зато при этом он считает великой жертвой со своей стороны то, что до сих пор не завел любовницу на Квирине! И то, что позволяет тебе работать, и не упрекает тебя этим, и даже почти не попрекает тем, что ты ходишь в церковь. Это он себе ставит в великую заслугу. Ну разве не так, согласись? Он не закатывал тебе скандалы, говоря именно такими словами — ты подавляешь меня, я жертвую собой ради тебя? А ты не могла понять, в чем это подавление заключается. С его точки зрения — в том, что ты ходишь в церковь и работаешь. Это, по его мнению, огромная жертва с его стороны...
... Странное дело, но чем дольше говорил сагон, тем больше успокаивалась Ильгет. Он неправ. То есть, может быть, что-то в его словах и есть... отдаленное... но он очень сильно преувеличивает. Пита нормальный, хороший человек. Да, эгоистичный, но ведь все мы такие. Можно подумать, что я святая. Но ТАК быть не может. Сагон не прав. Не может Пита думать так. Он просто запутавшийся, нервный, наверное, инфантильный немного человек.
— Ты так считаешь? — усмехнулся Хэйрион, — А зря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145