Впрочем, это мы еще посмотрим... скорее всего, слухи о силе лайл преувеличены.
— Посмотрим, — процедил он сквозь зубы, — подготовь все необходимое, после полудня я должен встретиться с ними.
Сердце совершило скачок при мысли, что уже сегодня... Для всех тэйфин всемогущ и велик, но сам-то он хорошо знает предел своей силы. И если этот предел у лайл окажется дальше — кто спасет тэйфина от забвения и презрения толпы?
— Ждут ли сегодня посетители? — задал он обычный вопрос. Нэши сморщился.
— Две крестьянки, проницательный...
— Подождут, — решил Панторикс, — подашь завтрак через две средних доли.
— Повинуюсь, проницательный, — Нэши склонил голову, пятясь, вышел. Панторикс поддернул складки черно-белого облачения. Широким шагом вышел в Теннарий, святую святых, ни одному кавуру нет входа сюда, кроме как один раз во Время, для чистки и уборки под присмотром тэйфина. Теннарий, впрочем, невелик, шкаф со священными предметами (надо будет отобрать и отложить для Нэши то, что пригодится сегодня в этом нелепом, навязанном состязании с чужеземками), священное ложе и треножник с вечно тлеющим углем. Панторикс привычно поворошил уголь, добавил свежачка, щепок, бледный огонек заплясал над треножником. Панторикс проделал необходимые жесты, провел ладонями над огнем. Пальцы ощутили знакомое с детства святое тепло. Панторикс достал из шкафа сундучок со священным порошком анкилы, бросил в огонь желтоватую щепотку. Потянулась струйка темного дыма. Панторикс в совершенстве с детства знал, как применять анкилу, чуть больше — и ты погрузишься в освященный пророческий сон, чуть меньше, вот как сейчас, обретешь способность слышать нинья теннар, совсем чуть-чуть, только для настроя и благоговения, для приношений духам... только тэйфину доступна эта радость. В прежние благословенные времена жили целые роды тэйфинов, теперь же благодать не наследуется, а передается ученикам, и как итог — Панторикс один на всю Агрену. Только для него священная анкила, да еще для тех, кого приносят дважды в год в жертву Акосу, дабы они ушли в мир иной счастливыми, не зная боли и страха.
Панторикс вдохнул горький свежий дым. Затянулся. Раскинув полы облачения, опустился на священное ложе. Наступало то самое, хорошо знакомое с детства состояние, будто ты здесь и не здесь, будто тело твое, тяжелое и неповоротливое, возлежит на вполне осязаемом ложе, а стремительный дух без глаз и ушей уже летит где-то в неведомых сферах. Важно для тэйфина уметь входить в это состояние, может быть, важнее всего, и Панторикс умел это лучше, чем его учитель, чем вся, видимо, его династия, ибо только он удостоился...
«Приветствую, Панторикс».
Ниньяпа всегда звал его по имени, был дерзок и непочтителен, язык его — как жало змеи. Но общение с Ниньяпой — великое благо, ради него и не такое унижение можно вытерпеть. Только бы Дух не оставил тэйфина...
«Высокосияющий, светлейший Ниньяпа, как счастлив твой недостойный раб....»
Панторикс не произносил вслух этих слов, они рождались в его голове, точно так же, как и ответы Ниньяпы, но спутать эти последние с собственными мыслями было никак невозможно.
Ниньяпа издал короткий дерзкий смешок.
«Замолчи, лукавый. Ты знаешь, что я не люблю долгих речей. Что так тревожит тебя?»
«Ты знаешь, господин мой, ты знаешь все...»
"Тебя беспокоят эти лайлы? О да, ты прав в том, что не веришь в себя, ты слаб и лукав, твое волшебство слабее дуновения ветра в Сухое время, ты ничего не можешь... Но как ты смеешь сомневаться в моем могуществе?"
Могущество ниньи несомненно, но вот захочет ли он помогать... Родилось исполненное обиды воспоминание о том, как ниньяпа не захотел помочь, опозорил перед всеми, не зажег священный огонь на празднике Срединного времени. Тэйфин поспешно сменил мысль:
«Нет могущественнее Ниньяпы, и недостойному тэйфину это известно...»
«Не лукавь, — злобно прервал его дух, — я слышу твои мысли и слышу, что ты смеешь упрекать меня в том, что я не сделал, как будто это ты достоин определять ход моих действий и смеешь оспаривать их».
«О Ниньяпа... человек так слаб»
«Но в этот раз, — дух сменил гнев на милость, — ты не будешь посрамлен. Я обещаю это тебе. Ты должен знать, что эти лайлы — мои злейшие и давние враги. Они обладают немалой колдовской силой, тебе далеко до них, но им еще дальше до меня, им никогда не справиться со мной. Однако мне недосуг бороться с лайлами самому, и поэтому я поддержу тебя, моего верного и послушного кавура, и помогу тебе. Я ставлю тебе два условия — ты не должен ничего принимать от них и учиться их способам колдовства. И второе — лайлы должны быть убиты».
«Но, — испугался Панторикс, — господин, как же это можно осуществить...»
Мысли его спутались. Лайлы — не простые люди, они тэйфи. В глазах народа они святы. Победить их в состязании, доказать, что не чужеземкам-бабам тягаться с Панториксом, обречь их на презрение народа — необходимо. Но убить... даже просто изгнать... у кого же рука поднимется на тэйфи?
«Не заботься об этом, — надменно произнес дух, — Предоставь это мне».

Нэши внес вслед за Панториксом два больших ларца — в них содержались необходимые для колдовства предметы. Панторикс не совсем понимал, почему Ниньяпа приказал вести состязание не в открытом патио дома князя, как предполагалось вначале. Здесь, пусть в самом большом помещении города, обеденном княжеском зале, помещалось гораздо меньше народу. Впрочем, остальным весь ход состязаний будет известен тоже, нет темы увлекательнее для сплетен, чем взаимоотношения тэйфинов, посвященных.
Лайлы уже явились, и весь народ, из вежливости кланявшийся тэйфину, пялился, конечно, на них. Сам князь, восседающий у центральной стены, не мог оторвать глаз от чужеземок. Не по причине их красоты, ибо красивыми их назвать было нельзя. Да, есть что-то оригинальное в бледном лице и светлых волосах, как-то у Панторикса была подобная наложница с юга (заболела синим мором, и пришлось удавить ее, дабы зараза не распространилась). Но слишком уж отвращал сам тип лица, глаза, расположенные в прямую линию, острые, скошенные к подбородку скулы. А вот фигуры женщин, пусть даже одетых в традиционные гэлланские коты, покрывающие их от плечей до пят, казались изящными и стройными, движения легки и точны. Сейчас Панторикс мог уже различить чужеземок, поначалу показавшихся ему близнецами-сестрами. Одна из них чуть повыше и посветлее, с водянисто-серыми странными глазами. Волосы второй были как темно-золотистый мед, а цвет глаз — почти нормальный, разве что слишком теплого коричневого оттенка. Пожалуй, даже красива, если бы не треугольное узкое лицо. Панторикс вдруг ощутил любопытство, а что будет, если снять с нее коту, исподнее, коснуться светлой нежной кожи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145