Правда, вот спасти обычно никого не удается. С Ильгет, пожалуй, случай уникальный.
— И снаряд два раза в одну воронку не попадает, — добавил он, — так что не переживай. Если и умрешь, то смерть будет мгновенной. От пули, это совершенно не больно. У меня было ранение в голову. Я ничего даже не успел почувствовать, выключился и все. Такой же будет и смерть. Не бойся, Иль. Да и не умрешь ты, вернешься. На Рождество еще погуляем с тобой.
Глава 5. Война в городе.
Вынырнули из запределки в районе ярнийского выхода. До Ярны было еще довольно далеко. Ильгет бродила по кораблю, как сонная муха, занималась, читала, слушала музыку, наигрывала на гитаре, и никому не говорила о том, что ей вовсе не хочется, чтобы корабль шел скорее.
Лететь бы так долго, долго... Чем плохо? Пусть воздух кондиционированный, и небо не вверху, а вокруг, и не синее, а черное. Но ведь можно дышать, ходить, читать, разговаривать. Жить можно!
Очень скоро уже, пугающе близко — Ярна. Ильгет привыкала к своей новой внешности. Пластику ей не стали делать, но теперь у нее были короткие, чуть вьющиеся черные волосы и голубые глаза (молекулярные контактные линзы). Лицо — типично лонгинское, таких много, трудно узнать. Да и кому узнавать ее в Томе? Правда, там как раз живет Нела, подруга детства, но в миллионном городе вряд ли так просто ее встретить.
Ильгет подолгу сидела на Палубе. Как все эстарги, за много поколений до того, и ныне, в нарушение правил — без шлема. Ну зачем надевать шлем на Палубе, какое значение имеет то, что лишь одна ксиоровая стена отделяет тебя от Пространства. Ведь ксиор — штука сверхпрочная. Хотя кажется, его вовсе нет, он прозрачнее стекла. Палуба обрывается прямо в Ничто. Звезды крупные, как яблоки, но не сияют, они совсем другие, чуть-чуть разных оттенков, и смотреть на них можно до бесконечности.
После ужина собирались всем отрядом в самой большой каюте, на троих, где жили Ойли, Гэсс и Андорин.
Такие вечерние посиделки вошли в привычку. Хотя распорядок на корабле был абсолютно свободным. Бойцы ДС не должны были работать, вахту нес только экипаж корабля — скультера, универсального разведчика, семь человек. Никаких тренировок тоже не было, разве что добровольно каждый по привычке занимался в маленьком спортзале.
А по вечерам собирались в каюте, прозванной за низкий потолок и характерные балки по стенам — «будкой». Пели песни, пуская гитару по кругу, болтали, гоняли чаи, заваривать которые Ойланг был большой мастер. Капеллийские чаи, особые, на травах.
— Так всегда, — объясняла Иволга Ильгет, — пока туда летим, чаи пьем. А обратно у Ойле травки кончаются. Нет, чтобы нормальный запас сделать.
— Так на вас запасешь, — возразил Ойланг, — этот чай обладает каким-то странным свойством. Сколько его заваришь, столько и выпьют. Один литр — так один, десять — так и десять выхлебают. Вот почему так, а, товарищ? Не объяснишь?
Пели давно знакомые и новые квиринские песни.
Не ворчи, океан, не пугай.(5)
Нас земля испугала давно.
В теплый край, южный край
Приплывем все равно!
И хором — оглушительно — бодрый припев:
Хлопнем, тетка, по стакану,
Душу сдвинув набекрень.
Джон Манишка без обмана
Пьет за всех, кому пить лень.
И обязательно кто-нибудь выражал желание осуществить это на практике... Но акция уже началась, сухой закон, и в присутствии Дэцина как-то неудобно его нарушать. А Дэцин лишь усмехался, сводя реденькие седые брови.
Ты, земля, стала твердью пустой.
Рана в сердце... седею... прости.
Это твой след такой...
Ну прощай — и пусти!
И еще пели фирменные песни пятьсот пятого отряда ДС (номера, это все знали, не идут по порядку, а даются как попало — конспирации для). Песни, переведенные Иволгой с терранских языков.
Эх, дороги, пыль да туман.
Холода, тревоги, да степной бурьян.
Знать не можешь
Доли своей,
Может, крылья сложишь
Посреди степей.
Ильгет сидела рядом с Анри, высоким молодым кареглазым эстаргом, бывшим бортинженером большого трейлера. Он очень хорошо играл на гитаре. И выводил высоким тенором, так задушевно.
А дорога вдаль стремится,
Кружится, кружится.
А кругом земля дымится,
Чужая земля...
— Давайте песенку локайров споем, — предложила Иволга, — меня дети с ней замучили... но она хоть веселая.
— Ты сыграешь?
— Да.
Ильгет не знала слов, да и не очень ей нравилась эта песенка. Интереснее было наблюдать за поющими. Арнис тоже не поет. Ну да, он уверяет, что вообще не способен петь. Хотя слух у него есть, и как всех детей на Квирине, его в детстве даже учили играть на синтаре, это самое простое. Арнис просто сидит, положив руки на краешек стола, и подбородок на руки, и... Ильгет поймала его взгляд. Смотрит на нее. И на всех. Арнис улыбнулся и отвел глаза.
Иволга — с острым, худым лицом, некрасивым, злым, но словно светом озаренным.
Дэцин. Тихонько подтягивает. Тоже локайр в «синезвездной броне, и всегда, и всегда он готов вам на помощь прийти, только лишь позови...»
Андорин. Он сидит на своей койке, и над койкой — портрет его невесты. Невеста ни разу не приходила, когда отряд собирался вместе, но это вполне объяснимо, они еще не женаты, и Анри, возможно, пока не хочет ее впутывать во все. Симпатичная, подумала Ильгет. Светлые большие глаза, темно-русые пушистые волосы. Молоденькая совсем. Улыбается. Ямочки на щеках. Как ее зовут-то? Анри говорил... забыла. Вроде бы она планетолог. Эстарг-ученый. Такая молоденькая, но на Квирине это нормально. Ильгет поймала себя на том, что думает о себе, как о старухе. Да ведь ей всего-то двадцать пять... Ну пусть невеста Анри моложе, все равно. Не так уж намного. Ильгет вспомнила свой вид в зеркале... нет. Мое время прошло. Пусть теперь все не так страшно, нет шрамов, только четыре симметричные родинки на лице, все равно, лицо-то уже очень постаревшее, и с этим ничего не сделаешь. Причем это не из-за морщин, их нет, а просто... выражение глаз немолодое уже. Но кто в ДС выглядит вот так, как невеста Анри — молодое, нежное, веселое личико? И сам Анри так не выглядит, вон складки залегли у губ. Он вообще-то недавно в ДС.
Фэрк, коричневый пудель Ойле, улегся прямо в проходе, на ногах сидящих. Никто, вроде бы, не возражал. Иволга подняла над головой гитару.
— Кто следующий?
Анри поднял руку.
— Давайте, я...
Он взял гитару, заиграл и запел мягким тенором.
Я боюсь слова «Бог»,(6)
Лучше слово «Судьба»,
Но когда в небесах не хватало лица,
Я возжаждал Тебя.
У семи сильных ангелов
Дело — труба,
Не одна, целых семь,
Но кто будет готов,
Как они протрубят?
Ильгет вся превратилась в слух. Чудная песня!
Это действенней мора,
Сильнее, чем яд!
Затанцуют холмы,
Море встанет до неба — светила гасить.
Но кто будет готов?
Уж конечно, не я.
Но мне все-таки есть,
Но мне все-таки есть,
У кого попросить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
— И снаряд два раза в одну воронку не попадает, — добавил он, — так что не переживай. Если и умрешь, то смерть будет мгновенной. От пули, это совершенно не больно. У меня было ранение в голову. Я ничего даже не успел почувствовать, выключился и все. Такой же будет и смерть. Не бойся, Иль. Да и не умрешь ты, вернешься. На Рождество еще погуляем с тобой.
Глава 5. Война в городе.
Вынырнули из запределки в районе ярнийского выхода. До Ярны было еще довольно далеко. Ильгет бродила по кораблю, как сонная муха, занималась, читала, слушала музыку, наигрывала на гитаре, и никому не говорила о том, что ей вовсе не хочется, чтобы корабль шел скорее.
Лететь бы так долго, долго... Чем плохо? Пусть воздух кондиционированный, и небо не вверху, а вокруг, и не синее, а черное. Но ведь можно дышать, ходить, читать, разговаривать. Жить можно!
Очень скоро уже, пугающе близко — Ярна. Ильгет привыкала к своей новой внешности. Пластику ей не стали делать, но теперь у нее были короткие, чуть вьющиеся черные волосы и голубые глаза (молекулярные контактные линзы). Лицо — типично лонгинское, таких много, трудно узнать. Да и кому узнавать ее в Томе? Правда, там как раз живет Нела, подруга детства, но в миллионном городе вряд ли так просто ее встретить.
Ильгет подолгу сидела на Палубе. Как все эстарги, за много поколений до того, и ныне, в нарушение правил — без шлема. Ну зачем надевать шлем на Палубе, какое значение имеет то, что лишь одна ксиоровая стена отделяет тебя от Пространства. Ведь ксиор — штука сверхпрочная. Хотя кажется, его вовсе нет, он прозрачнее стекла. Палуба обрывается прямо в Ничто. Звезды крупные, как яблоки, но не сияют, они совсем другие, чуть-чуть разных оттенков, и смотреть на них можно до бесконечности.
После ужина собирались всем отрядом в самой большой каюте, на троих, где жили Ойли, Гэсс и Андорин.
Такие вечерние посиделки вошли в привычку. Хотя распорядок на корабле был абсолютно свободным. Бойцы ДС не должны были работать, вахту нес только экипаж корабля — скультера, универсального разведчика, семь человек. Никаких тренировок тоже не было, разве что добровольно каждый по привычке занимался в маленьком спортзале.
А по вечерам собирались в каюте, прозванной за низкий потолок и характерные балки по стенам — «будкой». Пели песни, пуская гитару по кругу, болтали, гоняли чаи, заваривать которые Ойланг был большой мастер. Капеллийские чаи, особые, на травах.
— Так всегда, — объясняла Иволга Ильгет, — пока туда летим, чаи пьем. А обратно у Ойле травки кончаются. Нет, чтобы нормальный запас сделать.
— Так на вас запасешь, — возразил Ойланг, — этот чай обладает каким-то странным свойством. Сколько его заваришь, столько и выпьют. Один литр — так один, десять — так и десять выхлебают. Вот почему так, а, товарищ? Не объяснишь?
Пели давно знакомые и новые квиринские песни.
Не ворчи, океан, не пугай.(5)
Нас земля испугала давно.
В теплый край, южный край
Приплывем все равно!
И хором — оглушительно — бодрый припев:
Хлопнем, тетка, по стакану,
Душу сдвинув набекрень.
Джон Манишка без обмана
Пьет за всех, кому пить лень.
И обязательно кто-нибудь выражал желание осуществить это на практике... Но акция уже началась, сухой закон, и в присутствии Дэцина как-то неудобно его нарушать. А Дэцин лишь усмехался, сводя реденькие седые брови.
Ты, земля, стала твердью пустой.
Рана в сердце... седею... прости.
Это твой след такой...
Ну прощай — и пусти!
И еще пели фирменные песни пятьсот пятого отряда ДС (номера, это все знали, не идут по порядку, а даются как попало — конспирации для). Песни, переведенные Иволгой с терранских языков.
Эх, дороги, пыль да туман.
Холода, тревоги, да степной бурьян.
Знать не можешь
Доли своей,
Может, крылья сложишь
Посреди степей.
Ильгет сидела рядом с Анри, высоким молодым кареглазым эстаргом, бывшим бортинженером большого трейлера. Он очень хорошо играл на гитаре. И выводил высоким тенором, так задушевно.
А дорога вдаль стремится,
Кружится, кружится.
А кругом земля дымится,
Чужая земля...
— Давайте песенку локайров споем, — предложила Иволга, — меня дети с ней замучили... но она хоть веселая.
— Ты сыграешь?
— Да.
Ильгет не знала слов, да и не очень ей нравилась эта песенка. Интереснее было наблюдать за поющими. Арнис тоже не поет. Ну да, он уверяет, что вообще не способен петь. Хотя слух у него есть, и как всех детей на Квирине, его в детстве даже учили играть на синтаре, это самое простое. Арнис просто сидит, положив руки на краешек стола, и подбородок на руки, и... Ильгет поймала его взгляд. Смотрит на нее. И на всех. Арнис улыбнулся и отвел глаза.
Иволга — с острым, худым лицом, некрасивым, злым, но словно светом озаренным.
Дэцин. Тихонько подтягивает. Тоже локайр в «синезвездной броне, и всегда, и всегда он готов вам на помощь прийти, только лишь позови...»
Андорин. Он сидит на своей койке, и над койкой — портрет его невесты. Невеста ни разу не приходила, когда отряд собирался вместе, но это вполне объяснимо, они еще не женаты, и Анри, возможно, пока не хочет ее впутывать во все. Симпатичная, подумала Ильгет. Светлые большие глаза, темно-русые пушистые волосы. Молоденькая совсем. Улыбается. Ямочки на щеках. Как ее зовут-то? Анри говорил... забыла. Вроде бы она планетолог. Эстарг-ученый. Такая молоденькая, но на Квирине это нормально. Ильгет поймала себя на том, что думает о себе, как о старухе. Да ведь ей всего-то двадцать пять... Ну пусть невеста Анри моложе, все равно. Не так уж намного. Ильгет вспомнила свой вид в зеркале... нет. Мое время прошло. Пусть теперь все не так страшно, нет шрамов, только четыре симметричные родинки на лице, все равно, лицо-то уже очень постаревшее, и с этим ничего не сделаешь. Причем это не из-за морщин, их нет, а просто... выражение глаз немолодое уже. Но кто в ДС выглядит вот так, как невеста Анри — молодое, нежное, веселое личико? И сам Анри так не выглядит, вон складки залегли у губ. Он вообще-то недавно в ДС.
Фэрк, коричневый пудель Ойле, улегся прямо в проходе, на ногах сидящих. Никто, вроде бы, не возражал. Иволга подняла над головой гитару.
— Кто следующий?
Анри поднял руку.
— Давайте, я...
Он взял гитару, заиграл и запел мягким тенором.
Я боюсь слова «Бог»,(6)
Лучше слово «Судьба»,
Но когда в небесах не хватало лица,
Я возжаждал Тебя.
У семи сильных ангелов
Дело — труба,
Не одна, целых семь,
Но кто будет готов,
Как они протрубят?
Ильгет вся превратилась в слух. Чудная песня!
Это действенней мора,
Сильнее, чем яд!
Затанцуют холмы,
Море встанет до неба — светила гасить.
Но кто будет готов?
Уж конечно, не я.
Но мне все-таки есть,
Но мне все-таки есть,
У кого попросить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145