ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Сообразно догадке, побеждающей прямой смысл слов «верной жены», он и действует.
Так же и в случае с Пилатом: ложь становится на первое место, становится принципом жизни.
Так уж устроен человек: «своей» догадке, следующей в русле некрополя толпы и её вождей и незаметно спровоцированной иерархией, он доверяет больше, чем прямому тексту (официальных лозунгов той же иерархии или прямому тексту Евангелий).
Знание о «догадке», как говорится, не бог весть какое, и использовали его на протяжении веков не только жена Пилата и раввинат не только той эпохи.
Требуемый плод подсознательной догадки в веках всплывал в виде различных логических учений.
Примерам несть числа.
Можно вспомнить манихеев (последователей Мани, гностиков, в своё время ещё более популярных, чем сейчас) — они утверждали, что Христос был фантомом, не имеющим плоти, и потому убит на кресте быть не мог. Всем только казалось , что на кресте человек.
Можно вспомнить Коран (слова его вполне могут не принадлежать Махаммаду), в котором утверждается, что апостолам казнь всего лишь привиделась — Христос убит не был. «Они не убили его (Иисуса)и не распяли, но это только представилось им; и поистине, те, которые разногласят об этом (т. е. не согласные с кораническим свидетельством), — в сомнении о нём; нет у них об этом никакого знания, кроме следования за предположением. Они не убили его — наверное (в переводе Саблукова „это верно известно”), нет, Бог вознёс его к Себе: ведь Бог могущественен, мудр!» (Коран, Сура 4:156, 157). Дескать, апостолам всё происшедшее после несостоявшейся молитвы в Гефсимании привиделось, потому что исполнилось предсказание Иисуса, что они впадут в искушение, если не будут с Ним бодрствовать и молиться (Матф. 26). И «впадение» было именно в этом.
Можно вспомнить и ныне самый читаемый на планете роман «Мастер и Маргарита» (самый извращённо понимаемый, потому и читаемый) — всю последнюю, заключительную его страницу .
После укола всё меняется перед спящим. От постели к окну протягивается широкая лунная дорога, и на эту дорогу поднимается человек в белом плаще с кровавым подбоем и начинает идти к луне. Рядом с ним идёт какой-то молодой человек в разорванном хитоне и с обезображенным лицом. Идущие о чём-то разговаривают с жаром, спорят, хотят о чём-то договориться.
— Боги, боги, — говорит, обращая надменное лицо к своему спутнику, тот человек в плаще, — какая пошлая казнь! Но ты мне, пожалуйста, скажи, — тут лицо из надменного превращается в умоляющее, — ведь её не было! Молю тебя, скажи, не было?
— Ну, конечно, не было, — отвечает хриплым голосом спутник, — это тебе померещилось.
— И ты можешь поклясться в этом? — заискивающе просит человек в плаще.
— Клянусь, — отвечает спутник, и глаза его почему-то улыбаются.
— Больше мне ничего не нужно! — сорванным голосом вскрикивает человек в плаще и поднимается всё выше к луне, увлекая своего спутника…
М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Эпилог П режде чем продолжить цитату, надо остановиться и попытаться осмыслить: кто видит эту картинку, и кому она на самом деле принадлежит. Ивану Николаевичу Поныреву (Бездомному)? Да. Но которому? Ведь у него в эпилоге две ипостаси — Иванушка и Иван — они по разные стороны одной важной в жизни границы.
Понырев в мечте о себе самом — Иванушка, мечта может ожить в нём в любой из 364 дней в году. Сам Понырев — историк, то есть может получать жалование только при извращении событий, но в ипостаси Иванушки Понырев становится аналитиком, счастливым обладателем критического мышления; он если и не видит Солнце, то пытается его угадать. Второй Иван Николаевич — Иван, он до конца побеждает Иванушку лишь раз в году, весной, в полнолуние, в день Великого шабаша.
Мысль о Пилате беспокоит именно Ивана, Иванушку же, напротив, мысль о Пилате, как станет понятно из дальнейшего, ободряет.
В полнолуние Ивану Николаевичу вводят наркотик шприцем, то есть приёмом ныне более модным, чем тот, которым пользовались менады и ведьмы (через влагалище с поверхности фаллоимитатора). Вводит Ивану Николаевичу наркотик достаточно случайная в жизни Иванушки женщина (жена, но не половинка ). Таким образом, и она соучаствует в шабаше, впрочем, как и абсолютное большинство женщин, не осознавая себя и происходящее вокруг.
В результате луна поглощает Ивана полностью, и он начинает галлюцинировать — невысказанными мечтами главного некрофила стаи! Ибо поглощает на самом деле не луна, а некрофилическая воля королевы стаи, усиленная самой стаей, полная луна — лишь своеобразный «знак могущества».
Вожак не всегда в состоянии высказать своё сокровенное — и потому всякого его озвучившего награждает. Если вожак — Королева красоты, то, кроме смерти и транса, — ещё и поцелуем. В её поцелуе — небытие, смерть, забвение; ложная вечность.
…Тогда лунный путь вскипает, из него начинает хлестать лунная река и разливается во все стороны. Луна властвует и играет, луна танцует и шалит. Тогда в потоке складывается непомерной красоты женщина и выводит к Ивану за руку пугливо озирающегося обросшего бородой человека. Иван Николаевич сразу узнаёт его. Это — тот номер сто восемнадцатый, его ночной гость. Иван Николаевич во сне протягивает к нему руки и жадно спрашивает:
— Так, стало быть, этим и кончилось?
— Этим и кончилось, мой ученик, — отвечает номер сто восемнадцатый, а женщина подходит к Ивану ‹не Иванушке!!! — А.М. › и говорит:
— Конечно, этим. Всё кончилось и всё кончается… И я вас поцелую в лоб, и всё у вас будет так, как надо.
Она наклоняется к Ивану и целует его в лоб, и Иван тянется к ней и всматривается в её глаза, но она отступает, отступает и уходит вместе со своим спутником к луне.
Тогда луна начинает неистовствовать, она обрушивает потоки света прямо на Ивана, она разбрызгивает свет во все стороны, в комнате начинается лунное наводнение, свет качается, поднимается выше, затопляет постель. Вот тогда и спит Иван Николаевич со счастливым лицом.
Наутро он просыпается молчаливым, но совершенно спокойным и здоровым. Его исколотая память затихает, и до следующего полнолуния профессора не потревожит никто. Ни безносый убийца Гестаса, ни жестокий пятый прокуратор Иудеи всадник Понтийский Пилат.
М.Булгаков. Мастер и Маргарита. Эпилог В сё это видит не Иванушка, и даже не Иван в Иване Николаевиче, а целовавшая его в лоб королева стаи.
— Боги, боги, — говорит, обращая надменное лицо к своему спутнику, тот человек в плаще, — какая пошлая казнь! Но ты мне, пожалуйста, скажи, — тут лицо из надменного превращается в умоляющее, — ведь её не было! Молю тебя, скажи, не было?
— Ну, конечно, не было, — отвечает хриплым голосом спутник, — это тебе померещилось.
— И ты можешь поклясться в этом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220