ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Метнул — и за возвещение Истины претерпел мучительную смерть. И никто из толпы уже на следующий день обращённых в рабов, но сейчас ещё имевших возможность выбрать Истину и спастись, Лаокоона-Истину не поддержал, никто не обнажил меча, чтобы рубануть по дракону. (Похоже, единственным благодарным зрителем-слушателем стала Кассандра, объявленная авторитетами города сумасшедшей. Наверняка воспоминание о самопожертвенном поступке Копьеносца ради неё одной придавало силы ей и её потомкам.)
Перед внутренним взором Пилата родовая память, видимо, открывала картины происходящего у стен Илиона, они сменялись картинами, виденными им своими глазами ещё совсем недавно у стен Иерусалима, разделяющее эти события время исчезало, воспроизведение прошлого придавало событиям б`ольшую глубину, смысл жизни становился осязаемей, понимание наполняло счастьем, перед талантом отступало всё суетное…
Только ради этих мгновений постижений и обобщений Пилат, которому пока ещё не были доступны шорохи осеннего русского леса, интуитивно должен был стремиться остаться внутри бывшего эллинистического мира…
Внутри эллинистического мира территория бывшего Понтийского царства более предпочтительна ещё и по причине взаимоотношений с населением. Человека из административного центра, Понта, с которым ассоциировалась утраченная более сытая, спокойная, да ещё нравственно существенно более чистая жизнь, не могло не ожидать благорасположение ещё не подпавших под гипноз новых властей людей (я как москвич, в сходной в общем-то исторической ситуации, путешествуя, это ощущаю и понимаю значимость этого фактора).
Вообще, в I веке до н. э. все народы Балкан были союзниками Понтийского царства в войнах против расползавшейся как чума власти Рима. Современные исследователи полагают, что причиной тому могли быть римские ростовщики (С.Ю.Сапрыкин. Понтийское царство. С. 157), которые втравливали в займы власти соседних стран, сулили всем благоденствие и процветание, а на самом деле, как в этом убеждались уловленные на посулы, несли разорение и чувство подавленности.
Местные администраторы, проводники центральной власти в провинциях, далеко не всегда настроены так же, как управляемое ими население. Конфликты с властями тоже могут мешать процессу творчества — поэтому Пилат как обладатель римского гражданства, обеспечивающего некоторые привилегии, размыслив, из всех территорий бывшего Понтийского царства, видимо, мог предпочесть ту, которая оказалась включённой в Римскую империю. Только здесь Пилат был вправе требовать от властей покровительства. Во всяком случае, в условиях размытых границ Пилат, скорее всего, выбрал место, от какого-нибудь римского гарнизона если и удалённое, то не чрезмерно. (В состав Римской империи вошли не все территории и народы распавшегося Понтийского царства, многим удалось отстоять независимость, к примеру, скифы северного причерноморья так и не покорились.)
Таким образом, Малая Скифия — единственное место, которое оказалось на пересечении разнородных требований :
— с одной стороны, это была территория, некогда входившая в Понтийское царство, и потому Пилат здесь для помнивших былые добрые времена был свой , к тому же его сближала с населением и некоторая общность воспитания и культуры;
— с другой стороны, эти территории уже входили в Римскую империю;
— с третьей, это место удовлетворяло закономерному эмоциональному настрою бежать из Понта на противоположный край земли. Взгляните на карту — Добруджа и южная Бессарабия как раз и есть тот искомый диаметрально противоположный по отношению к провинции Понт берег Чёрного моря;
— в-четвёртых, Малая Скифия хотя и удалена от Понта, но не чрезмерно, добираться до неё весьма удобно, торговые суда курсировали постоянно;
— в-пятых, «принцип болдинской осени» Пилату был профессионально не безразличен.
— в-шестых, само название «Скифия», хоть и Малая (всю силу этого аргумента понять может только читавший книгу полностью).
Также возможно ещё и то, что уже в те времена земля этих мест сияла для всяческих прорицателей «чёрным пятном», пусть и менее сильным, чем в наше время…
Итак, как для беспринципного карьериста все пути вели в Рим, так для Пилата-Автора все пути вели на поросший деревьями берег одного из озёр Малой Скифии.
Впрочем, в те времена название того озера было, видимо, иное, чем сейчас. Дунай, к примеру, римляне тогда называли Истром.
* * *
Всё вышесказанное можно понять как попытку показать некоторые возможности альтернативного способа познания — с помощью двух «змей».
Результаты такого здорового и уважительного к себе подхода закономерно противоположны школярскому «знанию», ведь как показывает опыт тысячелетий, всегда находится достаточное число училок, готовых подстелиться под любой «дух времени», цель же «духа времени» всегда одна: формирование Безотказного Исполнителя («на дурака не нужен нож…» ).
Полученные альтернативным (психокатарсическим) способом результаты подкреплены строго логическими доказательствами — на примере анализа причин исключительности Болграда. Способность как к надлогическому, так и к строго логическому познанию — плод личностного Катарсиса. «Водолейства» по сути, а не по дате рождения.
Способность к самостоятельному постижению действительности выводит человека из состояния одураченного исполнителя, из того состояния, в котором подданный единственно и люб властителям. Конечно, существование хороших книг возможно, но поди их сыщи в море «бульвара»: книгоиздатели покорно ориентируются на волю сильного и на вкусы массового читателя. Кто не знает, что абсолютное большинство людей скорее предпочтёт мучительную смерть, чем возьмётся прочесть хотя бы одну достойную книгу. Страсть улавливать волю властителя, увы, — наисильнейшая из всех страстей.
Но даже замечательная книга не панацея.
Не случайно Иисус предостерегал:
Ученик не бывает выше своего учителя; но, и усовершенствовавшись, будет всякий, как учитель его.
Лук. 6:40
‹Даже› вы не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель — Христос.
Матф. 23:8
Но почему именно Понтий Пилат был предызбран Провидением создать Протоевангелие?
Людям, предпочитающим вместо бульварного чтива книги содержательные, известно, что всякий текст о людях и жизни — это вовсе не описываемые события, а прежде всего сам автор. Лев Николаевич Толстой, видимо, был не первым, кто высказался в том смысле, что, читая книгу, знакомишься не столько с описываемыми событиями, сколько с той системой ценностей, с которой автор совместим.
В самом деле, описывая кровавые следы какого-нибудь «творца истории», можно подобрать такие эпизоды из его биографии и так их, извратив, приукрасить, что даже корсиканский коротышка Наполеон предстанет эдаким херувимом, лапочкой, благодетелем народов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220