В действительности же банк тянул на себе Норман.
– Ерунда, – повторил он. – Это не больше, чем сплетни. Мало ли что могут болтать. С какой стати мы должны обращать внимание на сплетни?
Теперь голос Генри утратил нотки решительности, но сдаваться просто так он не собирался.
– Это слишком рискованно, Норман. А риск для нас сейчас недопустим.
– Это мы уже слышали. Но ведь банк – это постоянный риск. Суть банковской деятельности в том, что приходится непрерывно рисковать.
– Дядя Генри прав, отец.
Это был Чарльз, старший сын Нормана. Чарльз, пошел в мать, он был весьма недурен собою и перенял ее спокойный характер. И что бы ни говорил Чарльз, это всегда принимало оттенок излишней скромности, выдавало его стремление всегда оставаться в тени.
– Я никого не удивлю, если скажу, что наше положение в данный момент довольно напряженное. И ликвидность наших облигаций…
– Английские Мендоза никогда не избегали лишний раз напрячься, – довольно резко оборвал его Норман. – И именно поэтому мы оставили так далеко все коммерческие банки, как в Англии, так и на континенте. А с тех пор, как погиб Хуан Луис и за дело взялся этот Франсиско, то же самое относится и к Кордове.
Чарльз смотрел на своего отца таким взглядом, словно у него в запасе находилась по меньшей мере сотня аргументов, подтверждавших его, Чарльза, правоту, но он предпочел не спорить.
– Конечно, сэр, вы несомненно правы, – сказал он и сел, облокотившись на спинку кресла и всем своим видом показывая, что становиться в позу не собирался.
Последовало еще несколько выступлений. Затем Джеймс воспользовался своим правом и прекратил прения. Всеми это было расценено как конец заседания.
– Значит, решено, – раздельно сказал он, чуть привстав со стула, на котором сидел. – Мы продолжаем работу, выпускаем заем, а теперь, я думаю, можно и разойтись.
– Присядь, Джемми, – Норман жестом пуки пригласил брата посидеть и послушать. – Мы должны выслушать и мнение Тимоти, Теперь он, равно как и Чарльз, может вполне рассчитывать на то, что когда-нибудь ему придется взять на себя банк, а посему пусть выскажется, что по этому поводу думает.
Норман с интересом наблюдал за обоими своими сыновьями. Одному из них предстояло унаследовать это королевство. Но кому? Дело в том, что теоретически этот вопрос должен был бы волновать не Нормана, а Джемми, как главного компаньона в чьи обязанности входил и выбор, и последующее назначение претендента. Но все знали, что последнее слово как, впрочем, и во всех остальных делах банка, всегда оставалось за Норманом. И Норман боялся оказаться в положении буриданова осла, когда ему пришлось бы раздираться между уравновешенным, но нерешительным Чарльзом и блестящим, своенравным, непредсказуемым Тимоти.
У младшего был усталый вид – он только что совершил довольно утомительную поездку в Ирландию и явился в банк, как говорится с корабля на бал и, хотя бала никакого не было, но корабль был вполне реальный, он и доставил его сегодня утром в Лондон. Судя по его измятой одежде, у мальчика не было времени даже заехать домой и переодеться.
«Хорошо, Тим, – продолжал наседать на него Норман, – ты согласен со мной или со своим дядей Генри?»
Сердце Тимоти готово было выскочить из груди, но выражение лица оставалось каменным, и голос его тоже никак не выдавал бурливших в нем и переполнявших его эмоций. За долгие годы он блестяще овладел искусством скрывать свою ненависть к отцу и неприязнь к своему брату Чарльзу.
– Как обычно, отец, ведь ты все ясно сформулировал, что мне добавить нечего.
Норман откинулся в кресле и пристально посмотрел на молодого человека. Тимоти внушал ему беспокойство с тех пор, как в пятнадцать лет мальчик потерял мать. Норман не раз предпринимал попытки как-то сблизиться с сыном, старался проводить с ним больше времени, а потом, окончательно убедившись в том, что мальчик замкнулся в себе, перестал. И с тех пор Норман уже не мог знать, что у него на уме. И сейчас не знал.
– Я это могу считать высказыванием в поддержку займа? – спросил Норман.
У Тимоти стояли перед глазами прочитанные вчера в Дублине листки, которые он вынул из конверта в пабе «У лебедя». И сейчас этот отчет был у него при себе, документы лежали в маленькой кожаной сумочке, пристегнутой к ноге. Они весьма убедительно доказывали, что заем этот – полное безрассудство и выпускать его значит подписать себе смертный приговор. Выложи он эти бумаги на стол, они бы явились блестящим подтверждением высказываний его дяди Генри и от выпуска облигаций вмиг бы отказались, чего бы это ни стоило.
Отец не отрывал от него взгляда, не отводил глаза и Тимоти.
– Вполне.
Тимоти было трудно произнести это слово, и он не знал, как он будет говорить дальше, сможет ли дальше лгать отцу в глаза. От волнения у него пересохло во рту, и язык повиновался ему с трудом. Но он продолжал.
– Парагвайский заем – добротное предприятие. Мне приходилось разговаривать с несколькими нашими клиентами относительно покупки этих облигаций, и никакой неуверенности среди них я не заметил.
Свершилось! Тимоти почувствовал, как напряжение внутри него пошло на убыль. До последнего момента он не был уверен до конца, хватит ли у него духу на это. Оказывается хватило – настолько сильно верил он Лиле Кэррен. А сегодняшняя разноголосица на этом совещании лишний раз подтвердила отсутствие единства внутри племени Мендоза – безволие, нерешительность одних и чванливое упрямство других. И это было последней каплей для Тимоти. Он принял решение. Идиоты, агнцы несчастные – сами готовы ползти на заклание! Ну, ничего, Лила задаст вам такую трепку, что от вас и мокрого места не останется! А он готов в таком случае принять сторону победителя.
Его отец продолжал смотреть на него. Тимоти не пошевелился и не уклонился – дуэль так дуэль.
– Мы же официально объявили об этом, обещали и не должны отказываться от этого обещания, – сказал он, стараясь, чтобы его слова прозвучали как можно весомее.
Еще несколько секунд отец и сын молча пронзали друг друга взглядами как стрелами. Первым не выдержал Норман, он отвел глаза, сделав вид, что он очень дорожит мнением Генри.
– Ну что, Генри, что ты на это скажешь?
– Полагаю, что… что нет оснований верить разным, – забормотал Генри, но Норман не дал ему закончить.
– Ты абсолютно прав…
Капитуляция Генри была принята, и Норман обратился к Джемми, своему старшему братцу.
– Значит так, Джемми, собрание можно считать законченным, а решение выпускать заем – принятым.
– Хвала Всевышнему, – с несказанным облегчением молвил их светлость лорд Уэстлэйк. – Дело сделано. – Он даже не счел нужным скрывать облегчение и поднялся. – С вашего позволения, я оставлю вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142
– Ерунда, – повторил он. – Это не больше, чем сплетни. Мало ли что могут болтать. С какой стати мы должны обращать внимание на сплетни?
Теперь голос Генри утратил нотки решительности, но сдаваться просто так он не собирался.
– Это слишком рискованно, Норман. А риск для нас сейчас недопустим.
– Это мы уже слышали. Но ведь банк – это постоянный риск. Суть банковской деятельности в том, что приходится непрерывно рисковать.
– Дядя Генри прав, отец.
Это был Чарльз, старший сын Нормана. Чарльз, пошел в мать, он был весьма недурен собою и перенял ее спокойный характер. И что бы ни говорил Чарльз, это всегда принимало оттенок излишней скромности, выдавало его стремление всегда оставаться в тени.
– Я никого не удивлю, если скажу, что наше положение в данный момент довольно напряженное. И ликвидность наших облигаций…
– Английские Мендоза никогда не избегали лишний раз напрячься, – довольно резко оборвал его Норман. – И именно поэтому мы оставили так далеко все коммерческие банки, как в Англии, так и на континенте. А с тех пор, как погиб Хуан Луис и за дело взялся этот Франсиско, то же самое относится и к Кордове.
Чарльз смотрел на своего отца таким взглядом, словно у него в запасе находилась по меньшей мере сотня аргументов, подтверждавших его, Чарльза, правоту, но он предпочел не спорить.
– Конечно, сэр, вы несомненно правы, – сказал он и сел, облокотившись на спинку кресла и всем своим видом показывая, что становиться в позу не собирался.
Последовало еще несколько выступлений. Затем Джеймс воспользовался своим правом и прекратил прения. Всеми это было расценено как конец заседания.
– Значит, решено, – раздельно сказал он, чуть привстав со стула, на котором сидел. – Мы продолжаем работу, выпускаем заем, а теперь, я думаю, можно и разойтись.
– Присядь, Джемми, – Норман жестом пуки пригласил брата посидеть и послушать. – Мы должны выслушать и мнение Тимоти, Теперь он, равно как и Чарльз, может вполне рассчитывать на то, что когда-нибудь ему придется взять на себя банк, а посему пусть выскажется, что по этому поводу думает.
Норман с интересом наблюдал за обоими своими сыновьями. Одному из них предстояло унаследовать это королевство. Но кому? Дело в том, что теоретически этот вопрос должен был бы волновать не Нормана, а Джемми, как главного компаньона в чьи обязанности входил и выбор, и последующее назначение претендента. Но все знали, что последнее слово как, впрочем, и во всех остальных делах банка, всегда оставалось за Норманом. И Норман боялся оказаться в положении буриданова осла, когда ему пришлось бы раздираться между уравновешенным, но нерешительным Чарльзом и блестящим, своенравным, непредсказуемым Тимоти.
У младшего был усталый вид – он только что совершил довольно утомительную поездку в Ирландию и явился в банк, как говорится с корабля на бал и, хотя бала никакого не было, но корабль был вполне реальный, он и доставил его сегодня утром в Лондон. Судя по его измятой одежде, у мальчика не было времени даже заехать домой и переодеться.
«Хорошо, Тим, – продолжал наседать на него Норман, – ты согласен со мной или со своим дядей Генри?»
Сердце Тимоти готово было выскочить из груди, но выражение лица оставалось каменным, и голос его тоже никак не выдавал бурливших в нем и переполнявших его эмоций. За долгие годы он блестяще овладел искусством скрывать свою ненависть к отцу и неприязнь к своему брату Чарльзу.
– Как обычно, отец, ведь ты все ясно сформулировал, что мне добавить нечего.
Норман откинулся в кресле и пристально посмотрел на молодого человека. Тимоти внушал ему беспокойство с тех пор, как в пятнадцать лет мальчик потерял мать. Норман не раз предпринимал попытки как-то сблизиться с сыном, старался проводить с ним больше времени, а потом, окончательно убедившись в том, что мальчик замкнулся в себе, перестал. И с тех пор Норман уже не мог знать, что у него на уме. И сейчас не знал.
– Я это могу считать высказыванием в поддержку займа? – спросил Норман.
У Тимоти стояли перед глазами прочитанные вчера в Дублине листки, которые он вынул из конверта в пабе «У лебедя». И сейчас этот отчет был у него при себе, документы лежали в маленькой кожаной сумочке, пристегнутой к ноге. Они весьма убедительно доказывали, что заем этот – полное безрассудство и выпускать его значит подписать себе смертный приговор. Выложи он эти бумаги на стол, они бы явились блестящим подтверждением высказываний его дяди Генри и от выпуска облигаций вмиг бы отказались, чего бы это ни стоило.
Отец не отрывал от него взгляда, не отводил глаза и Тимоти.
– Вполне.
Тимоти было трудно произнести это слово, и он не знал, как он будет говорить дальше, сможет ли дальше лгать отцу в глаза. От волнения у него пересохло во рту, и язык повиновался ему с трудом. Но он продолжал.
– Парагвайский заем – добротное предприятие. Мне приходилось разговаривать с несколькими нашими клиентами относительно покупки этих облигаций, и никакой неуверенности среди них я не заметил.
Свершилось! Тимоти почувствовал, как напряжение внутри него пошло на убыль. До последнего момента он не был уверен до конца, хватит ли у него духу на это. Оказывается хватило – настолько сильно верил он Лиле Кэррен. А сегодняшняя разноголосица на этом совещании лишний раз подтвердила отсутствие единства внутри племени Мендоза – безволие, нерешительность одних и чванливое упрямство других. И это было последней каплей для Тимоти. Он принял решение. Идиоты, агнцы несчастные – сами готовы ползти на заклание! Ну, ничего, Лила задаст вам такую трепку, что от вас и мокрого места не останется! А он готов в таком случае принять сторону победителя.
Его отец продолжал смотреть на него. Тимоти не пошевелился и не уклонился – дуэль так дуэль.
– Мы же официально объявили об этом, обещали и не должны отказываться от этого обещания, – сказал он, стараясь, чтобы его слова прозвучали как можно весомее.
Еще несколько секунд отец и сын молча пронзали друг друга взглядами как стрелами. Первым не выдержал Норман, он отвел глаза, сделав вид, что он очень дорожит мнением Генри.
– Ну что, Генри, что ты на это скажешь?
– Полагаю, что… что нет оснований верить разным, – забормотал Генри, но Норман не дал ему закончить.
– Ты абсолютно прав…
Капитуляция Генри была принята, и Норман обратился к Джемми, своему старшему братцу.
– Значит так, Джемми, собрание можно считать законченным, а решение выпускать заем – принятым.
– Хвала Всевышнему, – с несказанным облегчением молвил их светлость лорд Уэстлэйк. – Дело сделано. – Он даже не счел нужным скрывать облегчение и поднялся. – С вашего позволения, я оставлю вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142