– Нет, к тому времени, как я должен был появиться на свет, отец уже переехал на Гордон-сквер. Но делами управляли отсюда, с Кричарч Лэйн. Иногда он приводил меня сюда, еще маленького. Посмотреть, как работает банк. Я был прирожденным банкиром, Филипп. Все мужчины Мендоза – прирожденные банкиры. Во всяком случае, были.
– Они и сейчас банкиры, – тихо сказал Джонсон. – Дело в том, что молодым людям необходимо проверить себя. Они лишь пробуют свои силы, и никто из них не поступает неуважительно или по злому умыслу и…
– Некоторые молодые люди – да, нет, – перебил его Норман. – Бывают случаи, когда порода дает промашку и появляется какой-нибудь выродок. Именно об этом я и думал все эти два дня. А коль появился выродок, его надо убирать, искоренять, и каким бы жестоким ты бы себе или другим не показался, это должно быть сделано. – Он замолчал и глубоко вздохнул. – Допивайте, Филипп, мы должны идти.
Потом Норман спросил его:
– Кто послал вас на поиски? Не Генри, случаем?
– Нет, сэр. Мистер Чарльз. Он очень за вас беспокоился.
– Чарльз… Понимаю.
Они, допив пиво, подозвали Теренса, чтобы тот их выпустил. Дождя уже не было, под летним солнцем высыхали лужи.
– Стало быть, это Чарльз, – бормотал Норман, скорее обращаясь к самому себе, чем к Филиппу.
Эта мысль хоть немного успокоила его. На протяжении вот уже почти двух суток его, не переставая, бил озноб, это началось в тот самый день, когда разразилась эта буря в банке. Ему казалось, что он больше никогда не согреется. Сейчас он чувствовал себя немного лучше. Норман махнул рукой, подзывая проезжавший мимо кэб.
Чарльз стоял возле кровати и внимательно смотрел на доктора, который, в свою очередь, не отрывал взор от неподвижной фигуры, лежавшей на кровати. Тимоти не шевелился. Его мертвенная бледность выделялась даже на фоне белой наволочки. Доктор наклонился к нему и пытался поднять ему веки.
– Никаких изменений, – заключил он.
– А что, следует ожидать каких-либо изменений? Я имею в виду, в ближайшее время? Ведь прошло всего несколько часов.
Доктор посмотрел на часы. Было начало четвертого.
– Восемь часов, и кроме того, он потерял много крови. – Он дотронулся до бинтов на голове Тимоти. – Я предпринял все, что было в моих силах. А теперь нам остается просто ждать.
– Да, я понимаю.
– Надеюсь, сэр. Я не хочу показаться вам жестоким, но, как показывает мой опыт, хоть один человек в семье должен отдавать себе отчет в том, насколько сложна та или иная ситуация. У вашего брата тяжелейшее сотрясение мозга, травмирован ли мозг – этого я утверждать не могу, но, – он сделал паузу, – это не исключается.
– Следовательно, можно ожидать, что он обречен на растительное существование? Даже, когда придет в себя?
– Да, если он придет в себя.
Чарльз поежился. С тех пор, как он и Харкорт перенесли Тимоти в спальню, его не покидало ощущение, что он подхватил лихорадку. Доктор рекомендовал отправить Тимоти в больницу, но Чарльз категорически отказался – больница означала огласку, а слухи распространяются моментально, как лесной пожар. Им сейчас совершенно ни к чему ни сплетни, ни пересуды. Чарльз размышлял над тем, что сказал ему врач.
– Вы имеете ввиду, что он может и не придти в себя? И что так… так может продолжаться… годы?
– Именно.
– Понимаю. Доктор, мне, наверное, стоит поблагодарить вас за вашу откровенность. – Чарльз судорожно глотнул. – Когда появится сиделка?
– С минуты на минуту. Мисс Дансер обещала прийти к половине четвертого, и она…
Тихий стук в дверь не дал доктору договорить. Оба ожидали увидеть сиделку, но вошел Харкорт.
– Мистер Чарльз, – прошептал он.
– Да, Харкорт, что вы хотите?
– Телефон, сэр. На проводе банк. Они сказали, что это срочно.
– Спасибо, я немедленно подойду.
Когда они спускались по лестнице, он спросил дворецкого.
– Харкорт, вы ничего не говорили о…?
– Об этом несчастном случае с мистером Тимоти? Конечно, нет, сэр. Вы же предупредили меня о том, чтобы это ни в коем случае не было нигде упомянуто.
– Да, правильно. Молодчина, Харкорт.
Чарльз шел за дворецким в кабинет Тимоти. Здесь над камином висел большой портрет Бэт. У него мелькнула мысль, как это Тимоти мог оставить картину на прежнем месте, будто ничего не произошло. Он подошел к аппарату и взял трубку.
– Чарльз Мендоза.
– Это Лоусон, мистер Чарльз. Извините за беспокойство, но вы мне сказали, чтобы я позвонил вам, если возникнет какое-то срочное дело.
Чарльз не поставил в известность никого из братьев своего отца о случившемся утром и позвонил в банк, сказав этому клерку, что они вместе с Тимоти весь день будут работать у Тимоти дома, а также предупредил его о том, чтобы тот звонил сюда лишь по вопросам, не терпящим отлагательства.
– Что случилось, Лоусон?
– Был один телефонный звонок, сэр. Звонил какой-то джентльмен и просил о встрече с вами по срочному делу. Так он сказал. Он хочет встретиться с вами сегодня. И просил перезвонить ему.
– Что это за джентльмен?
– Он назвал себя лордом Шэрриком, сэр. Поэтому я подумал, что должен был сообщить вам об этом сию же минуту. Как я понимаю, ведь это он написал ту статью в «Таймс» месяц назад.
– Я понял вас, Лоусон. Благодарю вас, вы поступили очень разумно.
Когда прозвучал отбой, Чарльз задумался. Какое-то дьявольски непонятное развитие событий! Какого черта могло понадобиться сейчас этому лорду Шэррику? Может быть, это он и заварил всю эту кашу? И почему бы ему не поговорить с Джеймсом или, в крайнем случае, с Норманом или Генри? Ведь люди его склада всегда предпочитают иметь Дело с самой верхушкой. Он тряхнул головой. Какой смысл думать и гадать, надо просто позвонить этому Шэррику и все выяснить.
Но он не спешил звонить. Голова его была занята этими страшными событиями. Он чувствовал вину за то, что произошло с Тимоти. Это свалившееся на него несчастье лежало на его плечах как страшная ноша, от которой он не мог избавиться. Он вдруг со всей ясностью понял, какая теперь лежит на нем ответственность за происходящее. Боже мой, хоть бы этот Филипп Джонсон разыскал отца как можно скорее. А если он его не разыщет, ведь тогда одному Богу известно, что будет дальше.
Снизу до него донеслись голоса, разговаривал Харкорт и какая-то женщина, скорее всего, ожидаемая сиделка. Чарльз было рванулся переговорить с ней, но, подумав, решил отложить этот разговор – у него еще будет время побеседовать с ней. Решительным жестом он взял в руки телефонную трубку.
Ларес
4 часа дня
Дом Коко Моралеса представлял собой живописные руины. Когда-то он был жемчужиной среди остальных гасиенд. Окруженный холмами, он гордо возвышался над Ларесом. Теперь жемчужина поблекла: краска стен облупилась, сады заросли бурьяном, крыша просела, и большая часть мебели выглядела так, будто рассыплется в прах при малейшем прикосновении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142