– Как на это реагировал Норман и остальные? Тебе что-нибудь известно?
– Внешне Норман оставался таким же хладнокровным, как и всегда. Остальные сновали туда-сюда в отчаянье заламывая руки и ожидая указании от него.
Лила коротко усмехнулась.
– Извини, я не к тому. Не могу удержаться, представляю себе, как этот несчастный Франсиско отбивался от тучи этих обезумевших баб, одновременно пожелавших выгрести все свои песеты из банка.
– Добавь к этому еще и русских. Как ты думаешь, он расстроился по поводу изъятия ими золота из банка в Кордове? – сыронизировал лорд.
– Ничего себе расстроился! Да он рассудка лишился от этого. Но добили его, несомненно, женщины. Еще Хуан Луис смог бы с ними справиться, в это я могу поверить, а вот Франсиско…
– Сколько же ты на него натравила этих женщин? Пятьдесят?
– Да, около того. Я послала двадцати разным сеньорам по телеграмме с сообщением о том, что бал состоится двадцать шестого. Это был шифр – они знали, что от этого числа следует отнять двадцать и получить искомую дату.
– Таким образом, в этот день, а именно шестого, все до единой они должны были явиться в банк и затребовать свои деньги?
– Да, и, кроме того, каждая из них должна была рассказать об этом своей приятельнице, а та, в свою очередь, еще кому-нибудь. Представляешь? Что мол, у «Банко Мендоза» трудности, может случиться так, что вы, дескать, своих денег не увидите и так далее.
– Как ты считаешь, некоторые из этих сеньор могли убедить своих мужей поступить так же? Ведь вклады их мужей, я думаю, побольше?
– Без сомнения, могли попытаться и, наверняка, поделились с ними своими опасениями. Но ты не знаешь мужчин-испанцев, Фергус. Они не очень склонны сразу сорваться с места и предпринимать какие-либо действия лишь потому, что какая-нибудь женщина что-то сказала. И они, если бы пожелали это проверить, сразу убедились бы в том, что все это женские сплетни. И нет никаких признаков того, что мужская часть вкладчиков последует за женской. Нет, я не думаю, что Кордова действительно охвачена паникой. Это всего лишь бабьи страсти. Правда, их оказалось достаточно, чтобы свалить Франсиско.
– Стало быть, ты защитила Кордову?
– Естественно. Зачем Майклу сталкиваться с такими сложностями, когда он возьмет на себя банк? Зачем рубить сук, на котором сидишь? Для чего окунаться по доброй воле в кризис?
– А как он вообще думает справляться с банком? – поинтересовался Шэррик, будто эта мысль лишь сейчас посетила его. – Если я не ошибаюсь, у него ведь нет никакого опыта банковской деятельности?
– Лишь только то, что я могла объяснить ему в последние годы. Ему приходилось быть в курсе всех моих операций, когда я имела дело с банками. Для него этого достаточно. Майкл ведь очень умен. Весь этот замысел с кофейными плантациями принадлежит целиком ему, это его идея.
– Очень умен, возможно. Это неудивительно, если имеешь такой пример перед глазами.
Шэррик протянул к ней руку и положил свою ладонь на ее.
– Однако он будет вынужден обратиться за помощью, дорогая моя.
– Ничего, осилит, – по ее тону чувствовалось, что она обороняется. – Майкл был рожден для того, чтобы стать у руля в Кордове – это его предназначение. Вот увидишь, он все освоит очень быстро.
Ей не хотелось продолжать разговор в таком русле.
– Что решил Норман с той самой телеграммой Франсиско?
– Он отправил туда своего Чарльза. Вчера вечером тот сел на поезд в Кале, а оттуда отправится в Испанию в персональном вагоне. По моим расчетам, он должен уже скоро прибыть в Кордову.
Лила подняла голову и внимательно посмотрела на него.
– Ты неплохо осведомлен о всех деталях. Я и не знала, что у тебя такие хорошие подходы к Мендоза.
– Это могло сильно осложниться после этого случая с Тимоти. Тебе ведь известно об этом происшествии?
Она кивнула.
– Да. Беатрис умудрилась дозвониться до меня и поведала мне эту историю. В Уэстлэйке нет телефона, так она нашла способ позвонить из какой-то близлежащей деревеньки.
Лила помолчала, Шэррик – тоже.
– Ты ожидаешь от меня крокодиловых слез, Фергус?
– Отнюдь. Ненавидеть ты мастерица, Лила Кэррен. Возможно, даже больше, чем мастерица.
– То есть?
– То есть, ты временами забываешь, кого тебе следует ненавидеть. Если у тебя под рукой не оказывается подходящего объекта для ненависти, ты тут же выбираешь другой.
– Я никак не могу понять, к чему ты клонишь, – она убрала свою руку.
Он увидел длинные ухоженные ногти, перстни, блеснувшие на солнце сквозь тончайшие ажурные перчатки.
– К чему я клоню? – негромко спросил он. – Да все к тому, что ты готова себе навредить, лишь бы другому досадить, прости меня за такое выражение.
Лила молча ждала, когда последуют объяснения, зная, что они последуют лишь тогда, когда он сам соизволит их дать, она чувствовала его силу, его решимость, которые ее когда-то убедили в том, что они – прекрасная пара. Фергус был первым в ее жизни мужчиной, которого она считала умнее себя.
– Тебе необходим Лондон, – сказал он. – Твоему сыну потребуется Лондон.
Она поняла подтекст в его словах и смысл всего этого спора.
– Что же, размяк, жалеешь их, проникся к ним сочувствием?
– Нет, это не сочувствие и не жалость. Джемми, Норман и Генри получат по заслугам. Бедняга Тимоти вышел из игры. Остается Чарльз.
– Где остается и в каком качестве?
Шэррик крутил свою трость между пальцев, глядя на блестевший в лучах солнца ее набалдашник.
– В качестве правопреемника нового финансового института Мендоза. У него как раз для этого вполне подходящая генеалогия и отличная наследственность. В таких выражениях вполне можно было обсуждать арабских скакунов где-нибудь в Глэнкри.
– Лучшее для Чарльза – это стать управляющим новой компании с ограниченной ответственностью здесь, в Лондоне. Новое юридическое лицо, по аналогии с тем, которое ты запланировала для Кордовы.
Она вскочила, кипя от ярости. Маска невозмутимости разом спала с ее лица.
– Нет, дет и нет! Я этого не желаю, Фергус. И я не потерплю сговоров за моей спиной и изобретения тобой новых правил. Мендоза должны исчезнуть все до единого. Остаться ни с чем.
– Сядь, – его голос был холодным и твердым. – Сядь, Лила. Ты сейчас выслушаешь меня до конца, потому что должна меня выслушать. А посему лучше это делать сидя.
Она снова молча села на скамейку, на край скамейки, отодвинувшись от него на другой конец.
– Продолжай, – огорченно сказала она. – Говори, что должен мне сказать, и на этом закончим.
– Пойми, ты не должна заниматься раскапыванием могил. Твой главный враг мертв. Он вне досягаемости твоего возмездия, отомстить ему ты уже не сможешь. А теперь ты слепо крушишь все направо и налево, и тем самым себе и своему сыну оказываешь медвежью услугу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142