Взглянув на телефон, Бэби обругала Титу Мандраки-Гарн за то, что из-за нее она попала в такую ситуацию. Ну, ничего, подумала Бэби, придет час и она возьмет свое. Тита, эта богатая сучка, что она вообразила? Ей ли не знать, что все о ней говорят? Как несколько лет назад она увела у дочери ее единственного дружка. В свое время дочка ее была классной девочкой по вызову, но ей повезло, и она выскочила замуж за Гарна. Когда дочь развелась с Гарном, Тита оказалась тут как тут и женила его на себе. Тсс! Провалиться мне, если это не появится во всех газетах и журналах. Тита и ее муженек достойны книги. И если Петра даст Бэби возможность описать эту вечеринку, она уж, черт побери, ничего не забудет.
А теперь ей больше всего хотелось унести отсюда ноги, ни с кем не столкнувшись.
Бэби явилась сюда накануне вечером на пару с Тони, фотографом из „Курьера", чтобы дать отчет о приеме. У самых ворот он заявил, что хочет раскурить самокрутку с марихуаной, и заставил Бэби подождать его у высокой каменной стены, окружавшей поместье.
Она чувствовала себя сущей идиоткой в легком платьице, почти ничего не прикрывавшем, и босоножках на высоких каблуках, когда мимо нее по дорожке шуршали лимузины и роскошные спортивные машины.
– Тони, ради Христа, пошевеливайся, – проворчала она, подходя к машине „Курьера", которую Тони поставил на обочине. – Надо собрать материал и покончить с этим делом.
– Да ты просто хочешь, чтобы на тебя обратили внимание, – глотая слова, невнятно буркнул он, стряхнув тлеющий кончик самокрутки и спрятав ее в нагрудный карман.
Следуя за лимузинами и спортивными автомобилями, Тони поставил помятую машину „Курьера" возле будки охраны и показал на наклейку нью-йоркского департамента прессы на ветровом стекле. Охранник, прищурившись, посмотрел на нее и махнул рукой, разрешив проехать. Вереница машин неторопливо двигалась к главному зданию.
Тони откинулся назад, положив руки на рулевое колесо.
– В конторе говорят, что ты кормишь с ложечки Джо Стоуна, – с хитрой улыбкой сказал он.
Глаза Бэби, сузившись в щелочки, наполнились ненавистью.
– Тони, – ровным голосом сказала она, – знаешь, кто ты такой?
– Ну и кто же? – спросил он, подав машину чуть вперед.
– Тупоголовый хам!
– Как мне нравится, когда ты злишься, – сказал он, потирая висок. Вдруг он замер. – Боже, ты только глянь на это!
Бэби повернулась. Она никогда еще не видела здания, так сверкавшего огнями на фоне ясного вечернего неба. Подсвеченное снизу, оно, казалось, воспарило над бархатными лужайками и живыми изгородями, окружавшими его. Вдоль второго и третьего этажа тянулись широкие балконы: от этого здание походило на ярко освещенный речной теплоход. На флагштоках, прикрепленных к каждому углу мансарды, развевались под порывами вечернего океанского бриза золотистые полотнища знамен. Вдоль полукруглой подъездной дорожки сновали какие-то высокие люди в белых смокингах с золотистыми бабочками. Они помогали гостям высаживаться из машин и показывали водителям места стоянки.
Бэби сникла.
– Господи, а мы в такой развалюхе, – простонала она. – Поставь ее, Тони, и пойдем.
– Черта с два я буду суетиться. Я ничем не хуже этих фанфаронов. Ты только посмотри на них.
– Я-то их вижу, Тони, – стиснув зубы, сказала Бэби. – И не хочу, чтобы они видели меня в этой мятой консервной банке. А теперь выпусти меня.
Тони нажал на тормоза.
– Да? Ну иди, – согласился он.
Выйдя из машины, Бэби наклонилась к нему.
– Я войду в дом и смешаюсь с гостями. Будь любезен, отыщи меня и начинай снимать, как только увидишь, что я с кем-то разговариваю. Ты найдешь меня у ближайшей стойки.
– Ясно, ясно, ясно, – сказал он, отмахиваясь от нее.
Бэби одернула помявшееся в машине платье, поправила прическу и двинулась по дорожке. Она не выносила работать с фотографами, особенно с Тони. Когда у нее будет своя колонка, ей не придется иметь дело с такими кретинами.
Она присоединилась к гостям, толпившимся возле широкой мраморной лестницы, которая вела на огромную террасу, окружавшую весь дом. Добравшись до верхней ступеньки, Бэби приподняла руками груди, перевесила сумочку на другое плечо и изобразила улыбку.
За высокими двойными дверями она видела, как блестит мраморный пол, отражавший свет множества канделябров со свечами. Даже в таверне „Грин" канделябров было гораздо меньше. Венецианское стекло отливало разными цветами. Дом выглядел на редкость импозантным. Возможно, его недавно перестроили, и хозяева явно кичились богатством. Бэби не слишком хорошо разбиралась в интерьере, но отлично понимала, как выглядят большие деньги. В этот же особняк было вложено не менее миллиона долларов.
Взглянув направо, она заметила белый смокинг Дана Разера и кивнула ему.
– Ух, – сказала она. – Ну просто сон наяву, не так ли?
Разер обнимал жену за талию.
Вдали зазвучала музыка. Пока Бэби пробивалась через толпу, музыка становилась все громче. Люди смеялись, но говорили приглушенными голосами, пораженные великолепием особняка. Впрочем, они были достаточно воспитанны, чтобы не показывать своего изумления.
Широкая терраса за огромным холлом была выложена каменными плитами и окружена низкой оградой. Бэби присмотрелась к группе, расположившейся между террасой и большим белым тентом. Взяв бокал шампанского, предложенный ей официантом, Бэби услышала, как там то и дело упоминают имя Лолли Пайнс. Она приблизилась.
– Она была замужем? – спросила женщина с таким носом, с каким обычно прибегают к помощи пластической хирургии.
– Не думаю, – зычным голосом ответила обладательница еще более чудовищного носа. – Брэндон, Лолли Пайнс была когда-нибудь замужем?
Мужчина в розовой мексиканской рубашке покачал головой:
– Понятия не имею. Насколько мне известно, Лолли была самой закоренелой девственницей из всех старых дев.
– Я слышала, что она была лесбиянкой, – сказала дама в солнечных очках „Порше".
– Я доподлинно знаю, – вмешалась ее собеседница, – что Лолли пару раз поимели во времена Эйзенхауэра.
– Кого? Лолли? – возмутились ярко-красные губы. – Ты шутишь? Даже тогда не могло произойти ничего подобного. Лолли Пайнс никогда в жизни не раздвигала ноги.
Все засмеялись. Расплескивая шампанское и переминаясь с ноги на ногу, дамы высвобождали высокие каблуки из расщелин каменных плит. Значит, весть о смерти Лолли уже докатилась до Лонг-Айленда. Наверное, об этом узнают в Монголии, подумала Бэби. Плохо! Она рассчитывала воспользоваться этой новостью как поводом завязать разговор.
Бэби навострила уши, очутившись рядом с другой компанией. Там был юрист с Парк-авеню, который обычно оттягивал время между предъявлением обвинения и началом процесса; бывшая девушка по вызову, преобразившаяся в литератора;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
А теперь ей больше всего хотелось унести отсюда ноги, ни с кем не столкнувшись.
Бэби явилась сюда накануне вечером на пару с Тони, фотографом из „Курьера", чтобы дать отчет о приеме. У самых ворот он заявил, что хочет раскурить самокрутку с марихуаной, и заставил Бэби подождать его у высокой каменной стены, окружавшей поместье.
Она чувствовала себя сущей идиоткой в легком платьице, почти ничего не прикрывавшем, и босоножках на высоких каблуках, когда мимо нее по дорожке шуршали лимузины и роскошные спортивные машины.
– Тони, ради Христа, пошевеливайся, – проворчала она, подходя к машине „Курьера", которую Тони поставил на обочине. – Надо собрать материал и покончить с этим делом.
– Да ты просто хочешь, чтобы на тебя обратили внимание, – глотая слова, невнятно буркнул он, стряхнув тлеющий кончик самокрутки и спрятав ее в нагрудный карман.
Следуя за лимузинами и спортивными автомобилями, Тони поставил помятую машину „Курьера" возле будки охраны и показал на наклейку нью-йоркского департамента прессы на ветровом стекле. Охранник, прищурившись, посмотрел на нее и махнул рукой, разрешив проехать. Вереница машин неторопливо двигалась к главному зданию.
Тони откинулся назад, положив руки на рулевое колесо.
– В конторе говорят, что ты кормишь с ложечки Джо Стоуна, – с хитрой улыбкой сказал он.
Глаза Бэби, сузившись в щелочки, наполнились ненавистью.
– Тони, – ровным голосом сказала она, – знаешь, кто ты такой?
– Ну и кто же? – спросил он, подав машину чуть вперед.
– Тупоголовый хам!
– Как мне нравится, когда ты злишься, – сказал он, потирая висок. Вдруг он замер. – Боже, ты только глянь на это!
Бэби повернулась. Она никогда еще не видела здания, так сверкавшего огнями на фоне ясного вечернего неба. Подсвеченное снизу, оно, казалось, воспарило над бархатными лужайками и живыми изгородями, окружавшими его. Вдоль второго и третьего этажа тянулись широкие балконы: от этого здание походило на ярко освещенный речной теплоход. На флагштоках, прикрепленных к каждому углу мансарды, развевались под порывами вечернего океанского бриза золотистые полотнища знамен. Вдоль полукруглой подъездной дорожки сновали какие-то высокие люди в белых смокингах с золотистыми бабочками. Они помогали гостям высаживаться из машин и показывали водителям места стоянки.
Бэби сникла.
– Господи, а мы в такой развалюхе, – простонала она. – Поставь ее, Тони, и пойдем.
– Черта с два я буду суетиться. Я ничем не хуже этих фанфаронов. Ты только посмотри на них.
– Я-то их вижу, Тони, – стиснув зубы, сказала Бэби. – И не хочу, чтобы они видели меня в этой мятой консервной банке. А теперь выпусти меня.
Тони нажал на тормоза.
– Да? Ну иди, – согласился он.
Выйдя из машины, Бэби наклонилась к нему.
– Я войду в дом и смешаюсь с гостями. Будь любезен, отыщи меня и начинай снимать, как только увидишь, что я с кем-то разговариваю. Ты найдешь меня у ближайшей стойки.
– Ясно, ясно, ясно, – сказал он, отмахиваясь от нее.
Бэби одернула помявшееся в машине платье, поправила прическу и двинулась по дорожке. Она не выносила работать с фотографами, особенно с Тони. Когда у нее будет своя колонка, ей не придется иметь дело с такими кретинами.
Она присоединилась к гостям, толпившимся возле широкой мраморной лестницы, которая вела на огромную террасу, окружавшую весь дом. Добравшись до верхней ступеньки, Бэби приподняла руками груди, перевесила сумочку на другое плечо и изобразила улыбку.
За высокими двойными дверями она видела, как блестит мраморный пол, отражавший свет множества канделябров со свечами. Даже в таверне „Грин" канделябров было гораздо меньше. Венецианское стекло отливало разными цветами. Дом выглядел на редкость импозантным. Возможно, его недавно перестроили, и хозяева явно кичились богатством. Бэби не слишком хорошо разбиралась в интерьере, но отлично понимала, как выглядят большие деньги. В этот же особняк было вложено не менее миллиона долларов.
Взглянув направо, она заметила белый смокинг Дана Разера и кивнула ему.
– Ух, – сказала она. – Ну просто сон наяву, не так ли?
Разер обнимал жену за талию.
Вдали зазвучала музыка. Пока Бэби пробивалась через толпу, музыка становилась все громче. Люди смеялись, но говорили приглушенными голосами, пораженные великолепием особняка. Впрочем, они были достаточно воспитанны, чтобы не показывать своего изумления.
Широкая терраса за огромным холлом была выложена каменными плитами и окружена низкой оградой. Бэби присмотрелась к группе, расположившейся между террасой и большим белым тентом. Взяв бокал шампанского, предложенный ей официантом, Бэби услышала, как там то и дело упоминают имя Лолли Пайнс. Она приблизилась.
– Она была замужем? – спросила женщина с таким носом, с каким обычно прибегают к помощи пластической хирургии.
– Не думаю, – зычным голосом ответила обладательница еще более чудовищного носа. – Брэндон, Лолли Пайнс была когда-нибудь замужем?
Мужчина в розовой мексиканской рубашке покачал головой:
– Понятия не имею. Насколько мне известно, Лолли была самой закоренелой девственницей из всех старых дев.
– Я слышала, что она была лесбиянкой, – сказала дама в солнечных очках „Порше".
– Я доподлинно знаю, – вмешалась ее собеседница, – что Лолли пару раз поимели во времена Эйзенхауэра.
– Кого? Лолли? – возмутились ярко-красные губы. – Ты шутишь? Даже тогда не могло произойти ничего подобного. Лолли Пайнс никогда в жизни не раздвигала ноги.
Все засмеялись. Расплескивая шампанское и переминаясь с ноги на ногу, дамы высвобождали высокие каблуки из расщелин каменных плит. Значит, весть о смерти Лолли уже докатилась до Лонг-Айленда. Наверное, об этом узнают в Монголии, подумала Бэби. Плохо! Она рассчитывала воспользоваться этой новостью как поводом завязать разговор.
Бэби навострила уши, очутившись рядом с другой компанией. Там был юрист с Парк-авеню, который обычно оттягивал время между предъявлением обвинения и началом процесса; бывшая девушка по вызову, преобразившаяся в литератора;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95