Поскольку Лолли нет на месте, она может позволить себе слушать во время работы свою любимую станцию, передающую рок-музыку. Кик двинулась вверх по лестнице, где хранились странные и никому не нужные предметы, присланные Лолли теми, кто надеялся, что она упомянет о них в своих колонках.
В кабинете зазвонил телефон. Не успела Кик подойти, как включился автоответчик. Она услышала хрипловатый голос знаменитого юриста Ирвинга Форбраца. Он сказал, что у него есть потрясающая новость, но он вот-вот покидает свои апартаменты в „Трамп-Тауэр" и с ним не удастся связаться, пока он не доберется до Лос-Анджелеса.
Вдруг Кик застыла как вкопанная, не дослушав последних слов и в ужасе вытаращив глаза.
На полу перед своим столом лежала распростертая Лолли. Плечо ее придавили остатки бюста Ким Бессинджер. Вокруг Лолли валялись груды обломков. Похоже было, что на нее рухнула полка.
За пределами бетонных лабиринтов нью-йоркской подземки Кик никогда не видела мертвых, но, едва бросив взгляд на Лолли, тотчас поняла, что ей уже не подняться.
Она опустилась на колени рядом с ее телом. В синеватом свете, струящемся из-под купола, Кик увидела вздувшийся красноватый порез, пересекавший левый глаз Лолли. Одна из накладных ресниц отклеилась.
Кик до боли стиснула зубы. Протянув руку, она осторожно водрузила ресницу на место, затем коснулась щеки Лолли. Холодная, она напоминала автомобильную камеру.
Даже при этом свете Кик заметила застывшее на лице Лолли выражение изумления и растерянности. От ужаса одиночества и этого синеватого света Кик прошиб холодный пот. Ее отношения с Лолли были чисто профессиональными, вполне корректными, но суховатыми и лишенными сантиментов. Кик почувствовала смущение и неловкость, прикоснувшись к беспомощному, обмякшему телу Лолли.
Ее передернуло. Она встала, не отводя глаз от тела. Лолли лежала на спине, нога к ноге. Носки туфель-лодочек смотрели прямо вверх, как башмаки мертвой колдуньи в „Волшебнике страны Оз".
Кик охватила дрожь. Потрясенная до глубины души, она добралась до дивана с выпирающими пружинами и подняла вытертую соболью шубку, которую швырнула туда Лолли. Несколько лет назад ее преподнес Лолли какой-то важный гусь из „Метро-Голдвин-Мейер", то ли надеясь, что журналистка упомянет о нем в своей колонке, то ли желая избавиться от шубки.
Шубка вытерлась, мездра стала жесткой, а мех на воротнике выцвел там, где соприкасался с крашеными волосами Лолли Пайнс. Один рукав немного распоролся по шву.
Бедняжка, подумала Кик, опускаясь на пол. Надо привести все в порядок.
Она осторожно убрала обломки бюста Ким Бессинджер, сложив их в стороне, потом аккуратно прикрыла Лолли шубкой, подсунув рукава под тело.
Лолли, которая никогда не покидала дома, не одевшись и не подкрасившись на манер Джоан Кроуфорд, сейчас привела бы в ужас любого.
Кик необходимо было все обдумать. Откинув в сторону номер „Верайети", который оказался под шубкой, она села.
Кажется, у Лолли нет родни, которой следовало бы позвонить, но у нее есть поверенный. Ирвинг Форбрац годился только для торжественных случаев; Кик терпеть его не могла. Но он ведал всеми делами и налоговыми отчислениями Лолли, и она нередко упоминала его в своей колонке. Несомненно, он знает, как поступать в таких случаях. Но какой от него толк, если он уже в самолете?
Она отчаянно хотела, чтобы с ней возле тела был кто-нибудь серьезный, сведущий в таких делах, способный взять на себя ответственность за все это. Наверное, ей нужно позвонить в газету. Она уткнулась лицом в колени.
– Пожалуйста, Боже, – зашептала она, крестясь, чего не делала после окончания средней школы. – Я этого не хотела. Честное слово, в глубине души я лишь надеялась отдохнуть от нее, но никогда, никогда, никогда не думала, что она может умереть.
И тут прорезался тихий ехидный голосок: Кик не слышала его с того дня, когда он посоветовал ей пойти на работу к Лолли.
Прозвучав в первый раз, этот голос порекомендовал ей бросить женатого профессора, с которым у нее был стойкий любовный роман. Слово „стойкий" означало, что они занимались любовью лишь стоя: в пустой кладовке заброшенного холла, а однажды у капота его маленького „фольксвагена", в темноте на стоянке у стадиона. Голос обитал в недрах ее сознания и всегда раздавался в критические минуты. Именно этот голос заставил ее отправиться к редактору газеты в Спрингфилде и потребовать, чтобы под написанным ею материалом крупными буквами значилась ее фамилия. Голос предупредил Кик буквально за минуту до того, как ее угораздило влюбиться в человека, который чуть не разрушил ее карьеру и не разбил сердце; подчинившись ему, она исчезла с глаз людских и обрекла себя на изгнание.
И вот теперь, испытывая безмерное чувство вины, она вновь услышала этот голос. Проведя несколько месяцев бок о бок с Лолли, усвоив все ее ухищрения, Кик стала мечтать, что когда-нибудь ей разрешат вести свою собственную колонку. Ведь она профессиональный опытный журналист. Все чаще и чаще Лолли использовала для своих статей информацию, почерпнутую из списков Кик. Порой по ночам она шепталась с безгласной Тельмой и размышляла о том, как развернутся события, если Лолли исчезнет со сцены.
– Я этого не хотела, – снова заплакала она. – В самом деле, я никогда не хотела, чтобы такое случилось.
Тихий ехидный голосок спросил:
– Ты уверена?
2
Джо Стоун, главный редактор „Нью-Йорк Курьер", уселся на продавленный диван. Он поискал глазами простыню, чтобы прикрыться, ибо кондиционер, стоящий в ногах кровати, подавал холодный воздух. Это, пожалуй, было единственное работающее приспособление в квартире Бэби Байер на нижнем этаже, поскольку она служила ей не столько домом, сколько местом для ночлега.
Как он и предполагал, простыни не оказалось. Ее редко удавалось обнаружить на постели Бэби.
Обнаженная женщина рядом с ним раздраженно потерлась лицом о жесткое стеганое одеяло и застонала.
Джо посмотрел через плечо, спит ли она. Если ему повезет, он успеет принять душ и одеться до того, как она проснется.
Бэби стала сводить его с ума, едва только он появился в газете два года назад. Тогда он был женат на Бэт, но та все определеннее давала ему понять, что для нее нет смысла бросать работу в Вашингтоне и перебираться к Джо в Нью-Йорк. Но и теперь, когда он решил развестись с Бэт, Бэби все еще сводила его с ума. Стоило только бросить взгляд на Бэби Байер, как у любого мужчины начинали играть гормоны. Ее хотелось или как следует оттрахать, или задушить. Проблема в том, что Джо, как правило, хотел и того, и другого.
Он прокрался в ванную, не разбудив ее, и тихонько прикрыл за собой дверь. Телефон на стене рядом с аптечкой напомнил ему, что он должен позвонить Лолли и проверить, как дела с ее колонкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
В кабинете зазвонил телефон. Не успела Кик подойти, как включился автоответчик. Она услышала хрипловатый голос знаменитого юриста Ирвинга Форбраца. Он сказал, что у него есть потрясающая новость, но он вот-вот покидает свои апартаменты в „Трамп-Тауэр" и с ним не удастся связаться, пока он не доберется до Лос-Анджелеса.
Вдруг Кик застыла как вкопанная, не дослушав последних слов и в ужасе вытаращив глаза.
На полу перед своим столом лежала распростертая Лолли. Плечо ее придавили остатки бюста Ким Бессинджер. Вокруг Лолли валялись груды обломков. Похоже было, что на нее рухнула полка.
За пределами бетонных лабиринтов нью-йоркской подземки Кик никогда не видела мертвых, но, едва бросив взгляд на Лолли, тотчас поняла, что ей уже не подняться.
Она опустилась на колени рядом с ее телом. В синеватом свете, струящемся из-под купола, Кик увидела вздувшийся красноватый порез, пересекавший левый глаз Лолли. Одна из накладных ресниц отклеилась.
Кик до боли стиснула зубы. Протянув руку, она осторожно водрузила ресницу на место, затем коснулась щеки Лолли. Холодная, она напоминала автомобильную камеру.
Даже при этом свете Кик заметила застывшее на лице Лолли выражение изумления и растерянности. От ужаса одиночества и этого синеватого света Кик прошиб холодный пот. Ее отношения с Лолли были чисто профессиональными, вполне корректными, но суховатыми и лишенными сантиментов. Кик почувствовала смущение и неловкость, прикоснувшись к беспомощному, обмякшему телу Лолли.
Ее передернуло. Она встала, не отводя глаз от тела. Лолли лежала на спине, нога к ноге. Носки туфель-лодочек смотрели прямо вверх, как башмаки мертвой колдуньи в „Волшебнике страны Оз".
Кик охватила дрожь. Потрясенная до глубины души, она добралась до дивана с выпирающими пружинами и подняла вытертую соболью шубку, которую швырнула туда Лолли. Несколько лет назад ее преподнес Лолли какой-то важный гусь из „Метро-Голдвин-Мейер", то ли надеясь, что журналистка упомянет о нем в своей колонке, то ли желая избавиться от шубки.
Шубка вытерлась, мездра стала жесткой, а мех на воротнике выцвел там, где соприкасался с крашеными волосами Лолли Пайнс. Один рукав немного распоролся по шву.
Бедняжка, подумала Кик, опускаясь на пол. Надо привести все в порядок.
Она осторожно убрала обломки бюста Ким Бессинджер, сложив их в стороне, потом аккуратно прикрыла Лолли шубкой, подсунув рукава под тело.
Лолли, которая никогда не покидала дома, не одевшись и не подкрасившись на манер Джоан Кроуфорд, сейчас привела бы в ужас любого.
Кик необходимо было все обдумать. Откинув в сторону номер „Верайети", который оказался под шубкой, она села.
Кажется, у Лолли нет родни, которой следовало бы позвонить, но у нее есть поверенный. Ирвинг Форбрац годился только для торжественных случаев; Кик терпеть его не могла. Но он ведал всеми делами и налоговыми отчислениями Лолли, и она нередко упоминала его в своей колонке. Несомненно, он знает, как поступать в таких случаях. Но какой от него толк, если он уже в самолете?
Она отчаянно хотела, чтобы с ней возле тела был кто-нибудь серьезный, сведущий в таких делах, способный взять на себя ответственность за все это. Наверное, ей нужно позвонить в газету. Она уткнулась лицом в колени.
– Пожалуйста, Боже, – зашептала она, крестясь, чего не делала после окончания средней школы. – Я этого не хотела. Честное слово, в глубине души я лишь надеялась отдохнуть от нее, но никогда, никогда, никогда не думала, что она может умереть.
И тут прорезался тихий ехидный голосок: Кик не слышала его с того дня, когда он посоветовал ей пойти на работу к Лолли.
Прозвучав в первый раз, этот голос порекомендовал ей бросить женатого профессора, с которым у нее был стойкий любовный роман. Слово „стойкий" означало, что они занимались любовью лишь стоя: в пустой кладовке заброшенного холла, а однажды у капота его маленького „фольксвагена", в темноте на стоянке у стадиона. Голос обитал в недрах ее сознания и всегда раздавался в критические минуты. Именно этот голос заставил ее отправиться к редактору газеты в Спрингфилде и потребовать, чтобы под написанным ею материалом крупными буквами значилась ее фамилия. Голос предупредил Кик буквально за минуту до того, как ее угораздило влюбиться в человека, который чуть не разрушил ее карьеру и не разбил сердце; подчинившись ему, она исчезла с глаз людских и обрекла себя на изгнание.
И вот теперь, испытывая безмерное чувство вины, она вновь услышала этот голос. Проведя несколько месяцев бок о бок с Лолли, усвоив все ее ухищрения, Кик стала мечтать, что когда-нибудь ей разрешат вести свою собственную колонку. Ведь она профессиональный опытный журналист. Все чаще и чаще Лолли использовала для своих статей информацию, почерпнутую из списков Кик. Порой по ночам она шепталась с безгласной Тельмой и размышляла о том, как развернутся события, если Лолли исчезнет со сцены.
– Я этого не хотела, – снова заплакала она. – В самом деле, я никогда не хотела, чтобы такое случилось.
Тихий ехидный голосок спросил:
– Ты уверена?
2
Джо Стоун, главный редактор „Нью-Йорк Курьер", уселся на продавленный диван. Он поискал глазами простыню, чтобы прикрыться, ибо кондиционер, стоящий в ногах кровати, подавал холодный воздух. Это, пожалуй, было единственное работающее приспособление в квартире Бэби Байер на нижнем этаже, поскольку она служила ей не столько домом, сколько местом для ночлега.
Как он и предполагал, простыни не оказалось. Ее редко удавалось обнаружить на постели Бэби.
Обнаженная женщина рядом с ним раздраженно потерлась лицом о жесткое стеганое одеяло и застонала.
Джо посмотрел через плечо, спит ли она. Если ему повезет, он успеет принять душ и одеться до того, как она проснется.
Бэби стала сводить его с ума, едва только он появился в газете два года назад. Тогда он был женат на Бэт, но та все определеннее давала ему понять, что для нее нет смысла бросать работу в Вашингтоне и перебираться к Джо в Нью-Йорк. Но и теперь, когда он решил развестись с Бэт, Бэби все еще сводила его с ума. Стоило только бросить взгляд на Бэби Байер, как у любого мужчины начинали играть гормоны. Ее хотелось или как следует оттрахать, или задушить. Проблема в том, что Джо, как правило, хотел и того, и другого.
Он прокрался в ванную, не разбудив ее, и тихонько прикрыл за собой дверь. Телефон на стене рядом с аптечкой напомнил ему, что он должен позвонить Лолли и проверить, как дела с ее колонкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95