– Мои деньги, Ирвинг.
– Понятия не имею ни о каких деньгах, – отозвался он.
– Ладно, – сказала я. – Выясним кое-что другое. Что это за Сахарные титечки?
– Сахарные титечки? – переспросила Кик, еле сдерживая смех.
– Так он называл свою потаскушку.
– Боже, ты-то как об этом узнала?
Нива нетерпеливо отмахнулась.
– Потом расскажу. Есть кое-что поважнее. Я спросила о ней, потому что хотела разжечь в себе бешенство. Ведь меня охватило полное равнодушие. Я видела, в кого превращаются женщины, знающие об изменах мужей. Они никогда не показывают, что им это известно. Они смиряются с этим. Ты знаешь, как выглядят такие женщины, когда их мужья попадаются с поличным? Окаменевшее лицо. Мертвые глаза, потому что они постоянно подавляли душившую их ярость. И взгляд убийцы, обращенный в себя. Если они попытаются бороться, их ждет одиночество. Я уже столкнулась с одиночеством. Но если я назову ему имя этой женщины, скажу, что знаю ее, и заставлю его во всем признаться, я избавлюсь от ярости, пожирающей мою душу.
Я знала, что Сахарные Титечки – последняя из тех, с кем он связался. Мужчина не начинает на склоне лет ни с того ни с сего бегать на сторону. Если он уж так устроен, если в этом суть его натуры... Я не могу изменить его, но не хочу метаться в ярости среди шуб и микропечей.
– Но если уж он не признался, что украл твои деньги, – удивилась Кик, – как он признается, что у него есть связь?
– Он этого и не сделал, – замотала головой Нива. – Он считал, что я все та же Нива, которая позволяла водить себя за нос. Он повернулся, глотнул джина, скривился и налил себе еще. Я видела, что он думает, как мне ответить. И тут что-то взорвалось, – продолжала Нива. – Говорят, что от гнева мутится в голове. Я никогда этого не испытывала, но тут у меня перед глазами поплыли красные круги. Я физически ощутила этот цвет, словно в глаза мне откуда-то изнутри хлынул поток крови.
Он стоял спиной ко мне, у бара. Я схватила нож для хлеба, сама не понимая, что делаю, и подскочила к нему.
Потом велела ему повернуться. Он тянул время, выбирая оливки получше и опуская их в стакан. Наконец он не спеша повернулся и увидел, что у меня в руках нож.
– Положи его, Нива, – сказал он таким тоном, словно говорил с ребенком. – Ты такая неловкая, что можешь пораниться.
Но я направила нож на него.
– Ирвинг, – сказала я, – меня не волнует, с кем ты трахаешься. А вот деньги – другое дело. Я не могу пойти ни в полицию, ни в совет гильдии. Я не могу даже обратиться в суд, ведь никто не поверит, что знаменитый Ирвинг Форбрац обокрал свою жену. Но если ты не вернешь деньги, мне придется позвонить моему знакомому, редактору „Нью-Йорк Курьер", и рассказать ему, какая ты свинья и что ты сделал.
Надеюсь, ты не станешь возражать, Кик, хотя это дохлый номер.
Кик развела руками.
– Пожалуйста! Честно говоря, Джо наверняка заинтересуется этой историей.
– Увы, это не сработало. Он захохотал и сказал, что уж ему-то известно – никакого редактора „Курьера" я знать не знаю. Я понимала, что это глупо, но заорала: „Ах, нет? Так вот, женщина, к которой я переезжаю, встречается с ним!" Зная, что его ничем не проймешь, я не могла вести себя как перепуганная старшеклассница.
– Отлично! – воскликнула Кик, искренне наслаждаясь рассказом Нивы. – Но, как я понимаю, события развернулись иначе?
– Да. Кстати, об этих Сахарных Титечках я услышала случайно, подняв отводную трубку. Он трепался с ней, сидя у себя в кабинете.
– Ясно, – сказала Кик.
– Не забывай, я все еще держала в руке этот большой нож, и он явно беспокоил Ирвинга. Теперь-то он внимательно слушал свою обычно безмолвную, безропотную жену. Я сказала ему, что годами подслушивала его телефонные разговоры, хотя это вранье. Но я-то видела, что он не сомневается в моих словах. Сказала, что знаю все об его жульнических сделках, о том, как он втягивал людей в разные аферы и получал от них деньги. И я еще добавила, что стоит мне свистнуть, и все взлетит на воздух.
Он, конечно, подумал: „О дерьмо!", но продолжал держаться. Сделав глоток джина, он сказал:
– Не докажешь.
– Он прав, – заметила Кик. – Ирвинг прав, хоть он и сущая крыса.
– Да, – согласилась Нива, спустив ноги с кровати. – И вдруг меня осенило. Нельзя же столько лет прожить с человеком и не знать его уязвимого места. Обычно это держат в себе и никогда об этом не упоминают. Но ситуация была необычная. Я села и очень спокойно и тихо сказала:
– Ирвинг, я расскажу и о том, как ты делал подтяжку и как парикмахер укладывает тебе волосы. А еще поведаю о том, как ты нюхал кокаин, пока шел процесс Тикки Шамански.
Вот это его доконало, Кик. Жаль, что ты не видела выражения его лица. То он имел дело с послушной женой, которая семенила в четырех шагах позади и из года в год слушала все те же пошлые шутки, а тут она угрожает рассказать всему свету самое сокровенное.
Он поставил стакан, сделал два шага ко мне и поднял кулак. Уверена, он ударил бы меня, не будь у меня ножа.
И тут он сказал даже как-то по-мужски: „Ну, ты и тварь, Нива!" Мило, а? А что это значит? Вот он, мистер Серебряное Горло, постоянный участник телевизионных ток-шоу, красноречие которого может спасти человека от электрического стула! Это все, на что он был способен.
– А что ты ответила? – спросила Кик.
– Сказала: „Ирвинг, я расскажу всем, что твоя любовница называет твой член Мистер Счастливчик".
Тут уж Кик, не выдержав, разразилась хохотом, хотя понимала, что Ниве выпала нелегкая доля.
– И эта угроза напугала его? – заливаясь смехом, спросила она.
– Я-то думала, что больше всего его испугала укладка волос. Во всяком случае, когда я упомянула об этом, он побагровел. И, кроме того, он понял, что я действительно подслушивала его телефонные разговоры. Он понимал, что только поэтому я и узнала о Мистере Счастливчике.
– И что было дальше?
– Ну... ну... же, – возбужденно продолжала Нива. – Кажется, он решил, что главное для меня – бизнес. Он потянулся за стаканом, сделал глоток и сказал: „Слушай, Нива, если речь о деньгах, не беспокойся. Получишь ты свои паршивые деньги, хотя представить себе не могу, зачем они тебе понадобились".
– Сукин сын, – пробормотала Кик. – И что ты ему ответила?
– Что-то вроде: „Засуну крысе в задницу". Не помню. Что-то вульгарное. Кик, ты даже не представляешь, как я обозлилась. Я никогда в жизни не повышала голоса. Никогда не возражала матери. Для меня это было то же самое, что спорить с Господом Богом. И, уж конечно, я никогда, никогда не кричала на Ирвинга. Я только тихо плакала или отмалчивалась.
– Продолжай. – Кик пододвинула к себе поднос и налила еще кофе.
– Рукой я показала ему, чтобы он сел на диван.
– Ножом, – уточнила Кик.
– Да, я чуть не ткнула им в него. Наконец-то он хоть признался, что украл деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95