Он успел в банк как раз перед закрытием.
Деньги! Он лихорадочно ощупал карманы брюк. Его пиджак! Где его пиджак? Он нашел его у изголовья дивана и тщательно обыскал карманы. В одном из них он нашел бумажник с двумя десятками. Портсигар был пуст: ничего, кроме счета на „Америкен экспресс" за тот проклятый несъеденный ленч.
Проклятье, где же деньги? Он не мог потерять их. Что же он с ними сделал? Он поставил на кон десять кусков. Потом еще. Застонав, Ирвинг рухнул на постель, пытаясь припомнить, что произошло.
Игра, в которую он ввязался, почти до одиннадцати шла ни шатко ни валко. Данни Мэнн, пресс-агент, сломался. Макси Бакус то и дело занимал у Ирвинга большие суммы, которые тот доставал из портсигара. К часу перед ним уже стояло несколько стопок черных фишек. Он разбогател, четыре раза подряд – полный сбор, у него была куча денег. Затем он проиграл. К двум часам он спустил все. Две десятки в его бумажнике – последнее, что осталось от таинственных денег Нивы, и он по уши в дерьме. Рано или поздно ему придется объясняться с Нивой, хотя это его беспокоило меньше всего.
Он не хотел думать ни о том, как он очутился в комнате Эда Салливана, ни о том, кто притащил его сюда.
Ирвинг посмотрел на часы, интересуясь скорее датой, чем временем. Проклятие! В сумасшедшем марафоне телефонных звонков, когда он взывал ко всем о помощи, Ирвинг договорился о ленче с Таннером Дайсоном, надеясь, что, может, связи Таннера, особенно его долгая дружба с лордом Мосби, владельцем „Лондон газетт", помогут вытащить у британцев эту девчонку Лопес. Тогда Таннер сможет купить эту историю.
Во всяком случае, едва только Лопес окажется в Штатах, он напомнит ей, что оба они погрязли в грехе, а значит, ей нечего поворачиваться к нему задницей. Он рассчитывает на нее и даст ей понять, что если уж истина нанесет урон ему, ее она просто уничтожит. Да и кому больше поверят? Если она хочет получить хоть малость – от „Уорлд" или от „Курьера", пусть учтет, что придется поделиться и с ним. Этого хватит, чтобы расплатиться с „Уорлд" и получить то, на что он вначале рассчитывал.
Едва Ирвинг сказал Таннеру, что хочет поделиться с ним сообщениями по поводу публикации книги Джорджины, как тот с радостью согласился посидеть с ним за ленчем в полдень у „Монахов".
Болезненно морщась, он сполз с низкого дивана. Он должен привести себя в порядок и обрести форму. У него есть еще время зайти в гимнастический зал на верхнем этаже, попариться и побриться. Остается надеяться, что швейцар успеет погладить мятый пиджак, в котором он спал, и сбегать к Полу Стюарту за свежей рубашкой.
Ему удалось, не одеваясь, добраться до зала и проскользнуть в парную, не столкнувшись ни с кем из членов клуба.
Он сидел на влажной каменной скамье, обернув голову полотенцем; жаль, что он не назначил встречу Таннеру в более уединенном месте. К полудню в обеденном зале „Монахов" веселое братство шумело и дымило вовсю. Любой идиот мог прервать самый важный разговор, хлопнув тебя по спине и начав нести чушь. В этом месте, где все на короткой ноге, трудно вести столь деликатный и конфиденциальный разговор.
В четверть двенадцатого, свежевыбритый, с иголочки одетый, Ирвинг спустился в обеденный зал, чувствуя себя почти в форме. Пожалуй, стоит пропустить бокал „Кровавой Мэри", чтобы избавиться от шума в голове.
Когда он вошел, в зале с темными деревянными панелями сидело лишь двое. Он направился к стойке бара, за которой бармен Мэрфи, склонившись к раковине, мыл кружки из-под пива.
– Доброе утро, Мэрфи, – с нарочито ирландским акцентом сказал Ирвинг.
– Желаю и вам хорошего дня, мистер Форбрац, – ответил Мэрфи, поставив кружку и вытирая руки.
– Дай-ка мне „Кровавую", а, Мэрфи? – весело и непринужденно попросил Ирвинг. Взгляд его упал на открытую коробку с „Лас Пальмас", стоявшую возле кассы. – И подкинь мне пару сигар, Мэрф. Запиши их на мой счет.
Кивнув, Мэрфи подал ему две пятидолларовые сигары и начал готовить напиток.
– Сегодня утром видел вашу фотографию в газете, – заметил Мэрфи.
Ирвинг, сорвав обертку с сигары, поднес ее к губам. Рука застыла.
– Мою фотографию? Где? В какой газете?
– Кажется в „Пост". Нет, как будто... в „Курьере". А вы не видели? Ну, должно быть, у вас таких снимков целая куча, – пожал плечами Мэрфи, наливая томатный сок в высокий стакан.
«В „Курьере"! – в панике подумал Ирвинг. Видно, дело рук Бэби. Вот сучка! Она что, хочет погубить меня?» Ему стоило невероятного труда сохранить спокойствие.
– Интересно, Мэрфи. И о чем же там шла речь?
– О той девчонке, которую чуть не пришил телеактер. Вроде ее похитили по поручению какой-то английской газеты.
Ирвинг потерял дар речи и обмяк на стуле. Значит, это Бэби, подумал он. Чтоб она провалилась! Скорее всего, сообщила в газету по его же чертову телефону, будь он проклят.
Ирвинг не мог собраться с мыслями, чувствуя, как под новой рубашкой от Пола Стюарта бешено колотится сердце.
Он должен позвонить Вивиан. Она прочитает ему весь материал. Может, тут, в клубе, есть экземпляр? Он машинально похлопал по карманам пиджака в поисках портативного телефона и снова проклял Бэби за то, что она прихватила его.
– Придержи для меня выпивку, – сказал Ирвинг Мэрфи, который украсил его стакан с „Кровавой Мэри" веточкой сельдерея.
Он спустился по винтовой лестнице, чтобы попросить у швейцара газету, и тут же увидел Таннера Дайсона.
Ирвинг замер. Таннер улыбнулся ему, решив, что Ирвинг пришел встретить его. Деваться было некуда.
Волосы Таннера отливали серебром, так что загар, приобретенный в солярии, казался особенно темным. Типичный англосакс! Когда Таннер двинулся к лестнице, люди, направляющиеся в обеденный зал, почтительно приветствовали его. Клуб „Монахи" был не совсем подходящим заведением для таких, как Таннер Дайсон, и, вне всякого сомнения, его завсегдатаи удивились, увидев здесь газетного магната.
Пока Таннер пожимал руки и обменивался любезностями, Ирвинг с завистью рассматривал его безукоризненный костюм, который подчеркивал отличную форму Таннера, скрывая десять фунтов лишнего веса. Подтянутость Таннера как нельзя лучше отвечала европейскому покрою костюма.
Ирвинг поджидал его, моля Бога просветить его насчет того, что опубликовано в газете.
Дайсон обменивался рукопожатиями, как опытный политик. Протягивая одну руку, другой придерживал очередного знакомого за локоть.
– Привет, Ирвинг, – сказал он, добравшись до верхней площадки лестницы.
– Здравствуй, Таннер, – радостно встретил его Ирвинг.
– Надеюсь, не заставил тебя ждать. Я знаю, как ты занят.
Ирвинг с облегчением вздохнул: кажется, пронесло.
– К счастью, слушание дела в суде отложено. Я говорил утром с судьей Маркусом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Деньги! Он лихорадочно ощупал карманы брюк. Его пиджак! Где его пиджак? Он нашел его у изголовья дивана и тщательно обыскал карманы. В одном из них он нашел бумажник с двумя десятками. Портсигар был пуст: ничего, кроме счета на „Америкен экспресс" за тот проклятый несъеденный ленч.
Проклятье, где же деньги? Он не мог потерять их. Что же он с ними сделал? Он поставил на кон десять кусков. Потом еще. Застонав, Ирвинг рухнул на постель, пытаясь припомнить, что произошло.
Игра, в которую он ввязался, почти до одиннадцати шла ни шатко ни валко. Данни Мэнн, пресс-агент, сломался. Макси Бакус то и дело занимал у Ирвинга большие суммы, которые тот доставал из портсигара. К часу перед ним уже стояло несколько стопок черных фишек. Он разбогател, четыре раза подряд – полный сбор, у него была куча денег. Затем он проиграл. К двум часам он спустил все. Две десятки в его бумажнике – последнее, что осталось от таинственных денег Нивы, и он по уши в дерьме. Рано или поздно ему придется объясняться с Нивой, хотя это его беспокоило меньше всего.
Он не хотел думать ни о том, как он очутился в комнате Эда Салливана, ни о том, кто притащил его сюда.
Ирвинг посмотрел на часы, интересуясь скорее датой, чем временем. Проклятие! В сумасшедшем марафоне телефонных звонков, когда он взывал ко всем о помощи, Ирвинг договорился о ленче с Таннером Дайсоном, надеясь, что, может, связи Таннера, особенно его долгая дружба с лордом Мосби, владельцем „Лондон газетт", помогут вытащить у британцев эту девчонку Лопес. Тогда Таннер сможет купить эту историю.
Во всяком случае, едва только Лопес окажется в Штатах, он напомнит ей, что оба они погрязли в грехе, а значит, ей нечего поворачиваться к нему задницей. Он рассчитывает на нее и даст ей понять, что если уж истина нанесет урон ему, ее она просто уничтожит. Да и кому больше поверят? Если она хочет получить хоть малость – от „Уорлд" или от „Курьера", пусть учтет, что придется поделиться и с ним. Этого хватит, чтобы расплатиться с „Уорлд" и получить то, на что он вначале рассчитывал.
Едва Ирвинг сказал Таннеру, что хочет поделиться с ним сообщениями по поводу публикации книги Джорджины, как тот с радостью согласился посидеть с ним за ленчем в полдень у „Монахов".
Болезненно морщась, он сполз с низкого дивана. Он должен привести себя в порядок и обрести форму. У него есть еще время зайти в гимнастический зал на верхнем этаже, попариться и побриться. Остается надеяться, что швейцар успеет погладить мятый пиджак, в котором он спал, и сбегать к Полу Стюарту за свежей рубашкой.
Ему удалось, не одеваясь, добраться до зала и проскользнуть в парную, не столкнувшись ни с кем из членов клуба.
Он сидел на влажной каменной скамье, обернув голову полотенцем; жаль, что он не назначил встречу Таннеру в более уединенном месте. К полудню в обеденном зале „Монахов" веселое братство шумело и дымило вовсю. Любой идиот мог прервать самый важный разговор, хлопнув тебя по спине и начав нести чушь. В этом месте, где все на короткой ноге, трудно вести столь деликатный и конфиденциальный разговор.
В четверть двенадцатого, свежевыбритый, с иголочки одетый, Ирвинг спустился в обеденный зал, чувствуя себя почти в форме. Пожалуй, стоит пропустить бокал „Кровавой Мэри", чтобы избавиться от шума в голове.
Когда он вошел, в зале с темными деревянными панелями сидело лишь двое. Он направился к стойке бара, за которой бармен Мэрфи, склонившись к раковине, мыл кружки из-под пива.
– Доброе утро, Мэрфи, – с нарочито ирландским акцентом сказал Ирвинг.
– Желаю и вам хорошего дня, мистер Форбрац, – ответил Мэрфи, поставив кружку и вытирая руки.
– Дай-ка мне „Кровавую", а, Мэрфи? – весело и непринужденно попросил Ирвинг. Взгляд его упал на открытую коробку с „Лас Пальмас", стоявшую возле кассы. – И подкинь мне пару сигар, Мэрф. Запиши их на мой счет.
Кивнув, Мэрфи подал ему две пятидолларовые сигары и начал готовить напиток.
– Сегодня утром видел вашу фотографию в газете, – заметил Мэрфи.
Ирвинг, сорвав обертку с сигары, поднес ее к губам. Рука застыла.
– Мою фотографию? Где? В какой газете?
– Кажется в „Пост". Нет, как будто... в „Курьере". А вы не видели? Ну, должно быть, у вас таких снимков целая куча, – пожал плечами Мэрфи, наливая томатный сок в высокий стакан.
«В „Курьере"! – в панике подумал Ирвинг. Видно, дело рук Бэби. Вот сучка! Она что, хочет погубить меня?» Ему стоило невероятного труда сохранить спокойствие.
– Интересно, Мэрфи. И о чем же там шла речь?
– О той девчонке, которую чуть не пришил телеактер. Вроде ее похитили по поручению какой-то английской газеты.
Ирвинг потерял дар речи и обмяк на стуле. Значит, это Бэби, подумал он. Чтоб она провалилась! Скорее всего, сообщила в газету по его же чертову телефону, будь он проклят.
Ирвинг не мог собраться с мыслями, чувствуя, как под новой рубашкой от Пола Стюарта бешено колотится сердце.
Он должен позвонить Вивиан. Она прочитает ему весь материал. Может, тут, в клубе, есть экземпляр? Он машинально похлопал по карманам пиджака в поисках портативного телефона и снова проклял Бэби за то, что она прихватила его.
– Придержи для меня выпивку, – сказал Ирвинг Мэрфи, который украсил его стакан с „Кровавой Мэри" веточкой сельдерея.
Он спустился по винтовой лестнице, чтобы попросить у швейцара газету, и тут же увидел Таннера Дайсона.
Ирвинг замер. Таннер улыбнулся ему, решив, что Ирвинг пришел встретить его. Деваться было некуда.
Волосы Таннера отливали серебром, так что загар, приобретенный в солярии, казался особенно темным. Типичный англосакс! Когда Таннер двинулся к лестнице, люди, направляющиеся в обеденный зал, почтительно приветствовали его. Клуб „Монахи" был не совсем подходящим заведением для таких, как Таннер Дайсон, и, вне всякого сомнения, его завсегдатаи удивились, увидев здесь газетного магната.
Пока Таннер пожимал руки и обменивался любезностями, Ирвинг с завистью рассматривал его безукоризненный костюм, который подчеркивал отличную форму Таннера, скрывая десять фунтов лишнего веса. Подтянутость Таннера как нельзя лучше отвечала европейскому покрою костюма.
Ирвинг поджидал его, моля Бога просветить его насчет того, что опубликовано в газете.
Дайсон обменивался рукопожатиями, как опытный политик. Протягивая одну руку, другой придерживал очередного знакомого за локоть.
– Привет, Ирвинг, – сказал он, добравшись до верхней площадки лестницы.
– Здравствуй, Таннер, – радостно встретил его Ирвинг.
– Надеюсь, не заставил тебя ждать. Я знаю, как ты занят.
Ирвинг с облегчением вздохнул: кажется, пронесло.
– К счастью, слушание дела в суде отложено. Я говорил утром с судьей Маркусом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95