Лилькина спина была совершенно голая.
Дмитрий Павлович захлопнул багажник желтого «Пежо» и замер с красным ведерком в руке.
– Н-да… – протянул он восхищенно. – Вы похожи… Постойте, на что же вы похожи? – Все трое ждали признания. Каких-то слов, пускай простых, много раз слышанных, но сдобренные особенной мужской интонацией. Они всегда звучат по-новому и очень приятно.
– Вы похожи на… душистый горошек! – воскликнул он. – Цветы, которые люблю с детства. Зеленый, желтый, красный, белый…
– Да иди же скорее, – Ирина Андреевна заметила заминку гостя. – Бычков пожалей.
– Вот что значит, когда у женщины мужской склад ума, – проворчал он, пожимая плечами. – Никакой реакции на мои восторги, а сразу – взгляд в даль. В цель. Иди, а то бычки протухнут. Ну, хорошо! С тобой, Ирина, все ясно. А вы, юные девы, неужели у вас в мозгу не возникло ответное восхищение – мною – на такой неподдельный восторг? – Он улыбался так широко, что уши отъехали назад.
– А вы, Дмитрий Павлович, неужели так закоснели в своей конторе, что утратили чуткость? – Евгения спустилась на одну ступеньку, встала рядом с матерью. – Мы просто обомлели. Мы – душистый горошек! – она спрыгнула на землю, подбежала к гостю и вытянула губы, желая прикоснуться к его гладкой щеке. – Привет! Вы так давно у нас не были!..
– Да, по тебе заметно. Стала взрослой дамой, – он усмехнулся. – А… прости, там кто?
– Там…
– Погоди, я сам угадаю. Я знаю ее! Она та, которая каждую ночь приходит в мужские сны… Она терзает, мучает и… бросает. Она – Лилит!
Лилька по-прежнему стояла на площадке. Она смотрела на гостя, глаза ее горели. Он увидел в ней Лилит!
Мужчина не старый, но и не молодой. Судя по машине – не бедный и не скучный. На таких «пыжиках» не ездят пристегнутые женами на строгий ошейник…
Евгения посмотрела на подругу и расхохоталась:
– Не думай ничего такого. Дмитрий Павлович много раз слышал о нашей игре. Про Еву ему уже надоело, поэтому он взялся за тебя.
– Фу, какая! Ты похожа на мать на самом деле, а не на Еву!
Гость поднялся к Лильке, легонько поклонился и сказал:
– А вот вы на самом деле похожи – вы, как Лилит в стихах Набокова и Гумилева. Они разные, но у вас есть что-то от каждой. Золото волос – от набоковской, а взгляд – как у Лилит Гумилева. Но что я вам рассказываю, вы сами читали, уверен. Итак, меня зовут Дмитрий Павлович Егоров. Я старый друг этого дома. А если вы тоже друг дома, значит, мы с вами друзья.
Лилька улыбнулась и порозовела. Потом кивнула.
– Очень приятно, – сказала она.
– Мне тоже.
Ирина Андреевна и Евгения наблюдали за этой сценой по-разному, как им казалось. Но если бы они знали, что увидели внезапно одно и то же, удивились бы.
Лилька – чужая. Как будто она выбросила платье, в котором казалась своей. Шорты и блузка – сплошная провокация. Она, конечно, надела их специально, для гостя – мужчины. Он должен заметить ее. Не важно, что он едет к другим женщинам.
– Итак, – Дмитрий Павлович повернулся к Евгении. – По цвету это ведро подходит к твоей футболке. Но бычки – черно-белые, значит, они вам тоже, Лилит, в масть. Идите, почистите их, поджарьте, а мы с Ириной поболтаем.
Евгения взяла у него ведро.
– Та-ак, наш заморский гость в своем амплуа. – Она поморщилась. – Ты чистила бычков хоть когда-нибудь? – Она посмотрела на Лильку.
– Нет, – подруга покачала головой. – Я их даже не видела ни разу в жизни.
– Сейчас они тебя увидят. – Евгения засмеялась и побежала вверх по ступенькам.
На кухне сняла крышку с ведерка и отшатнулась. На нее таращились мордатые рыбки, а глаза… На самом деле трудно сказать, кто на кого смотрит. А пахло от них свежими огурцами.
Лилька хмыкнула.
– Слушай, а может, поджарим филе сома? Я видела у вас в морозильнике. Раз-два и готово.
– Не выйдет. Мы должны не просто оценивать и восторгаться, а участвовать. Бери нож для рыбы, я – второй, и начали!
На кухне освобождались от чешуи бычки, а в кабинете Ирины Андреевны – слова от шелухи.
– Не будем ходить вокруг да около, – начала она прямо. – Знаешь, я даже хотела позвать тебя прокатиться куда-нибудь, где можно говорить то, что думаешь.
– А в этих местах – трудно, да? – Он указал рукой на сад, в который открыто окно. – Что-то мешает?
– Мешает, – сказала она. – Боль. Как посмотрю и представлю, что может случиться, сердце заходится.
– Ну, знаешь ли, никогда не подозревал у тебя слабого сердца, Ирина, – Дмитрий Павлович хмыкнул. – Я всегда думал, что такое у твоего мужа. И не ошибся.
– Да, к сожалению, ты не ошибся. Мне его не хватает…
Дмитрий Павлович протянул руку и стиснул ее левую, на которой она носила обручальное кольцо.
– Не думай о своей потере – думай о том, что обретает ушедший.
Она поморщилась.
– Я не воцерквленный человек, ты знаешь, – напомнила она.
– Я тоже, но иногда завидую им. Так хорошо – все умеют объяснить, да так складно. А главное – утешительно. Могу ли я тебя чем-то успокоить?
– Только правдой. Скажи мне, наше опытное хозяйство привлекательно для какого-то денежного мешка?
Он расхохотался.
– Аппетит неутолим, если желудок раздут. Разумеется. Шубки из норки еще никто не отменял. Зеленые попытались, ничего не вышло. Это все равно, что взять и отменить бриллианты. Мол, при их добыче терзается тело Земли. Можешь представить себе такую картину? Нет. Я тоже. Даже если отменят самого алмазного короля Оппенгеймера – не знаю, какого по счету, бриллианты все равно будут в цене.
– Но как можно отнять у нас хозяйство? Ты знаешь варианты?
– Ты тоже их знаешь, – хмыкнул он. – Проще простого – банкротство, а потом аукцион. За ничто, поняла?
– Но у нас прибыль, у нас нет долгов…
– Нет – значит, сделают.
– Что? Долги?
– Ну да. Легко. Как юрист, могу предложить желающим варианты. – Ирина Андреевна молчала, а он спросил: – Ты что-то знаешь?
– Нет. Просто интуиция. Каждую ночь в половине третьего она будит меня. – Карцева усмехнулась. – Никогда прежде такого не случалось.
– В три часа ночи начинает говорить с человеком его печень, – серьезным голосом объяснил он. – Она всегда выказывает свое недовольство именно в этот час. А печень, да будет тебе известно, первой принимает любой удар на себя.
– Вот откуда старая фраза: «Печенкой чувствую». – Ирина Андреевна от удивления округлила глаза.
– Конечно. Люди давно про это знали, но как-то забыли, – он усмехнулся. – Понимаешь, твоя печень уже что-то знает, а мозги – еще нет.
– Для этого я и сижу тут с тобой. А не за столом. – Она повела носом. – По-моему, девчонки жарят твоих бычков.
– Какие девы, – восхищенно вздохнул Дмитрий Павлович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Дмитрий Павлович захлопнул багажник желтого «Пежо» и замер с красным ведерком в руке.
– Н-да… – протянул он восхищенно. – Вы похожи… Постойте, на что же вы похожи? – Все трое ждали признания. Каких-то слов, пускай простых, много раз слышанных, но сдобренные особенной мужской интонацией. Они всегда звучат по-новому и очень приятно.
– Вы похожи на… душистый горошек! – воскликнул он. – Цветы, которые люблю с детства. Зеленый, желтый, красный, белый…
– Да иди же скорее, – Ирина Андреевна заметила заминку гостя. – Бычков пожалей.
– Вот что значит, когда у женщины мужской склад ума, – проворчал он, пожимая плечами. – Никакой реакции на мои восторги, а сразу – взгляд в даль. В цель. Иди, а то бычки протухнут. Ну, хорошо! С тобой, Ирина, все ясно. А вы, юные девы, неужели у вас в мозгу не возникло ответное восхищение – мною – на такой неподдельный восторг? – Он улыбался так широко, что уши отъехали назад.
– А вы, Дмитрий Павлович, неужели так закоснели в своей конторе, что утратили чуткость? – Евгения спустилась на одну ступеньку, встала рядом с матерью. – Мы просто обомлели. Мы – душистый горошек! – она спрыгнула на землю, подбежала к гостю и вытянула губы, желая прикоснуться к его гладкой щеке. – Привет! Вы так давно у нас не были!..
– Да, по тебе заметно. Стала взрослой дамой, – он усмехнулся. – А… прости, там кто?
– Там…
– Погоди, я сам угадаю. Я знаю ее! Она та, которая каждую ночь приходит в мужские сны… Она терзает, мучает и… бросает. Она – Лилит!
Лилька по-прежнему стояла на площадке. Она смотрела на гостя, глаза ее горели. Он увидел в ней Лилит!
Мужчина не старый, но и не молодой. Судя по машине – не бедный и не скучный. На таких «пыжиках» не ездят пристегнутые женами на строгий ошейник…
Евгения посмотрела на подругу и расхохоталась:
– Не думай ничего такого. Дмитрий Павлович много раз слышал о нашей игре. Про Еву ему уже надоело, поэтому он взялся за тебя.
– Фу, какая! Ты похожа на мать на самом деле, а не на Еву!
Гость поднялся к Лильке, легонько поклонился и сказал:
– А вот вы на самом деле похожи – вы, как Лилит в стихах Набокова и Гумилева. Они разные, но у вас есть что-то от каждой. Золото волос – от набоковской, а взгляд – как у Лилит Гумилева. Но что я вам рассказываю, вы сами читали, уверен. Итак, меня зовут Дмитрий Павлович Егоров. Я старый друг этого дома. А если вы тоже друг дома, значит, мы с вами друзья.
Лилька улыбнулась и порозовела. Потом кивнула.
– Очень приятно, – сказала она.
– Мне тоже.
Ирина Андреевна и Евгения наблюдали за этой сценой по-разному, как им казалось. Но если бы они знали, что увидели внезапно одно и то же, удивились бы.
Лилька – чужая. Как будто она выбросила платье, в котором казалась своей. Шорты и блузка – сплошная провокация. Она, конечно, надела их специально, для гостя – мужчины. Он должен заметить ее. Не важно, что он едет к другим женщинам.
– Итак, – Дмитрий Павлович повернулся к Евгении. – По цвету это ведро подходит к твоей футболке. Но бычки – черно-белые, значит, они вам тоже, Лилит, в масть. Идите, почистите их, поджарьте, а мы с Ириной поболтаем.
Евгения взяла у него ведро.
– Та-ак, наш заморский гость в своем амплуа. – Она поморщилась. – Ты чистила бычков хоть когда-нибудь? – Она посмотрела на Лильку.
– Нет, – подруга покачала головой. – Я их даже не видела ни разу в жизни.
– Сейчас они тебя увидят. – Евгения засмеялась и побежала вверх по ступенькам.
На кухне сняла крышку с ведерка и отшатнулась. На нее таращились мордатые рыбки, а глаза… На самом деле трудно сказать, кто на кого смотрит. А пахло от них свежими огурцами.
Лилька хмыкнула.
– Слушай, а может, поджарим филе сома? Я видела у вас в морозильнике. Раз-два и готово.
– Не выйдет. Мы должны не просто оценивать и восторгаться, а участвовать. Бери нож для рыбы, я – второй, и начали!
На кухне освобождались от чешуи бычки, а в кабинете Ирины Андреевны – слова от шелухи.
– Не будем ходить вокруг да около, – начала она прямо. – Знаешь, я даже хотела позвать тебя прокатиться куда-нибудь, где можно говорить то, что думаешь.
– А в этих местах – трудно, да? – Он указал рукой на сад, в который открыто окно. – Что-то мешает?
– Мешает, – сказала она. – Боль. Как посмотрю и представлю, что может случиться, сердце заходится.
– Ну, знаешь ли, никогда не подозревал у тебя слабого сердца, Ирина, – Дмитрий Павлович хмыкнул. – Я всегда думал, что такое у твоего мужа. И не ошибся.
– Да, к сожалению, ты не ошибся. Мне его не хватает…
Дмитрий Павлович протянул руку и стиснул ее левую, на которой она носила обручальное кольцо.
– Не думай о своей потере – думай о том, что обретает ушедший.
Она поморщилась.
– Я не воцерквленный человек, ты знаешь, – напомнила она.
– Я тоже, но иногда завидую им. Так хорошо – все умеют объяснить, да так складно. А главное – утешительно. Могу ли я тебя чем-то успокоить?
– Только правдой. Скажи мне, наше опытное хозяйство привлекательно для какого-то денежного мешка?
Он расхохотался.
– Аппетит неутолим, если желудок раздут. Разумеется. Шубки из норки еще никто не отменял. Зеленые попытались, ничего не вышло. Это все равно, что взять и отменить бриллианты. Мол, при их добыче терзается тело Земли. Можешь представить себе такую картину? Нет. Я тоже. Даже если отменят самого алмазного короля Оппенгеймера – не знаю, какого по счету, бриллианты все равно будут в цене.
– Но как можно отнять у нас хозяйство? Ты знаешь варианты?
– Ты тоже их знаешь, – хмыкнул он. – Проще простого – банкротство, а потом аукцион. За ничто, поняла?
– Но у нас прибыль, у нас нет долгов…
– Нет – значит, сделают.
– Что? Долги?
– Ну да. Легко. Как юрист, могу предложить желающим варианты. – Ирина Андреевна молчала, а он спросил: – Ты что-то знаешь?
– Нет. Просто интуиция. Каждую ночь в половине третьего она будит меня. – Карцева усмехнулась. – Никогда прежде такого не случалось.
– В три часа ночи начинает говорить с человеком его печень, – серьезным голосом объяснил он. – Она всегда выказывает свое недовольство именно в этот час. А печень, да будет тебе известно, первой принимает любой удар на себя.
– Вот откуда старая фраза: «Печенкой чувствую». – Ирина Андреевна от удивления округлила глаза.
– Конечно. Люди давно про это знали, но как-то забыли, – он усмехнулся. – Понимаешь, твоя печень уже что-то знает, а мозги – еще нет.
– Для этого я и сижу тут с тобой. А не за столом. – Она повела носом. – По-моему, девчонки жарят твоих бычков.
– Какие девы, – восхищенно вздохнул Дмитрий Павлович.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56