да все время, сколько она себя помнит, что Ирина Андреевна наблюдает за ней, но теперь поняла – неспроста. Прежде это не тревожило, а грело – вот она какая, мать подруги любит ее почти так, как дочь.
Позднее, когда она ловила на себе пристальные взгляды Ирины Андреевны, начинала испытывать тревогу: почему она следит за ней?
Но теперь, когда узнала, какой силой обладает эта женщина, насторожилась. А нет ли особенной причины в постоянном интересе к ней Карцевой? Лилька, как зверек, подсознательно чувствовала что-то…
Какую-то тайну или… вину? С годами Лилька заметила интересную особенность – чувство вины делает любовь более сильной. Оно подогревает ее.
Одна за другой перед глазами возникали сценки из прошлого, обыденные на первый взгляд. И невзначай сказанные слова.
Она снова увидела Евгению Тимофеевну, бабушку подруги, которая говорила Лилькиной матери, собравшейся в санаторий:
– Марина, есть правила, которые стоит запомнить, – хрипела профессор Березина. Она курила, причем папиросы «Беломор». – Чтобы быть элегантной, а значит, соблазнительной женщиной, причем не для абы кого, а для настоящих мужчин, надо знать кое-что вечное.
– Что, Евгения Тимофеевна? – почтительно спрашивала Марина. Лилька помнит тогдашнее ситцевое платье матери в цветочек. Розоватый фон – из головок клевера. Местами они выцвели, но мать не выбрасывала его на тряпки – дырок-то нет!
– Ты берешь с собой брюки? – интересовалась Евгения Тимофеевна.
– Беру. В Крыму собираюсь погулять, может, вес сброшу, – говорила Марина.
– К брюкам у тебя есть туфли на плоской подошве?
– Есть, но я хотела взять на каблуках. На них повыше буду…
– Слушай, что я тебе говорю. Чем уже брюки, тем ровнее подошва.
– Поняла, – кивала Лилькина мать.
– Отлично. Ты берешь каблуки, это твое право. Но запомни, чем короче юбка, тем ниже каблук. – Евгения Тимофеевна окинула взглядом ее платье. – Оно короткое для таких босоножек.
– Снова поняла, – быстро согласилась Марина.
– Туфли и колготки должны быть одного тона. А сами туфли – темнее платья, не светлее. – Марина кивала. – И последнее, – Евгения Тимофеевна затянулась папиросой. – Лучше купить одну пару хороших туфель, чем три пары плохих.
В этом месте, вспомнилось Лильке, мать засмеялась.
– Евгения Тимофеевна, а если тебе надо и в дождь, и в пыль, и в пир, и в мир?
– Заработай, душа моя. Приди и скажи: Евгения Тимофеевна, не почистить ли клетки?
Марина продолжала смеяться:
– Скажете тоже!
– А ты нос не вороти. Если не можешь заработать другим местом, работай руками.
Они смеялись обе.
– Я имею в виду – головой, душа моя. Никаких гнусных намеков я себе не позволяю…
Оказывается, Лилька запомнила все – смех матери, голос бабушки Евгении, слова. На самом деле, убедилась она, массивные туфли делают ноги полнее и зрительно укорачивают тело. Она научилась выбирать самую лучшую обувь. Все остальные заповеди для настоящих женщин держала в голове и обещала себе выполнять постепенно. Но Лилька усвоила главную заповедь Евгении Тимофеевны: если нужны деньги – заработай тем, чем можешь.
Интересно, матери заплатили за то, что она проверила на себе приманку? Или она, Лилька, считается главной наградой?
Она отошла от стола в самый дальний угол комнаты.
– Награда? Допустим, – бормотала она. – Награда для матери.
Но матери нет, она прожила свою жизнь, скорее всего, довольная собой. Она гордилась Лилькой – такая красивая девочка. Собой – тоже. Если у некрасивой женщины красавица дочь, значит, мужчина, биологический отец, оказался хорош собой и нашел в ней нечто, чего не мог найти в других?
А какова радость от этой награды ей? Да, она эффектная молодая женщина, а дальше что? Всю жизнь сидеть в этом зоопарке? Ради чего? Все будет принадлежать Евгении. Единственное, что остается ей, Лильке, – до конца дней работать на нее и ее детей. Которых родит Евгения. Не важно, с кем.
Лилька почувствовала себя измочаленной, как ватное одеяло, которое лет двадцать назад ее собственная бабушка колотила деревянным вальком на реке то по красной стороне, то по желтой. Она запомнила ту сцену – ей казалось, что одеялу больно.
Лилька расцепила руки, она тяжело дышала. Когда перед глазами возникала красная сторона – ярость вспыхивала и обжигала живот, будто влитая в желудок вода вскипала. А когда перед глазами появлялась желтая, злость отпускала. Разум говорил: подумай, ты можешь получить свое, ты – результат научного опыта.
Лилька наконец вернулась к столу, собрала бумажки, сложила обратно в конверт. Коробку завязала шпагатом, но убрала не на антресоли, а в комод. Закрыла ящик ключом. А ключ – куда спрятать ключ? Она огляделась, потом вышла на кухню. Холодильник показался ей больше всего похожим на камеру хранения. Она открыла дверцу, засунула ключ в поддон под морозилкой.
В прихожей висело большое зеркало, Лилька встала перед ним. Свет дня был ясным, летний день долог и чист. Она смотрела на себя, пытаясь представить себя мужчиной.
Короткие волосы меняют лицо. Она взяла бейсболку, затолкала под нее кудри. Овал лица не матери, значит – отца. Нет, не отца, мужчины, поправила она себя. Черты, конечно, у него грубее, тяжелее. Сколько ему лет сейчас? А было? Показалось, она видит его. Она узнала бы его на улице?
Лилька засмеялась. Ага, узнала бы. И что? Подманила феромонами? А дальше? Фу, глупая. Да просто так, чтобы не убежал, поговорил… Но феромоны отключают мозги напрочь, они включают совсем другое место. Вот оно, тысячекратно воспетое поэтическое чувство – любовь! На самом деле за него надо благодарить обоняние. Небольшую штучку в носу. Такую ма-аленькую, а чувство любви – такое большо-ое.
Она отошла от зеркала. Что ж, мать Евгении и ее бабушка – тетеньки с головой. Похоже, они получили мужские и женские феромоны в то же самое время, что и американка, биолог, Уинифред Катлер. Лилька читала о ней, когда писала диплом. И надо сказать, завидовала. Дама получила экстракт из подмышечного пота, а потом синтезировала этот пот.
Но Лилька завидовала не этому. Эта ученая дама не просто объявила об академическом успехе, она сделала то, что сделала бы на ее месте Лилька. Но на что не пошла Карцева и не хочет даже сейчас. Она рассмеялась в ответ на Лилькино предложение добиваться коммерческого успеха. Американка выставила на рынок духи с женскими феромонами, потом открыла институт красоты и стала делать деньги.
Лилька усмехнулась. Всем в мире известно, что капля никотина убивает лошадь, но мало кто знает, что определенная капля пота может уложить мужчин штабелями, потому что в ней содержится гормон, возбуждающий сексуальные центры мозга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
Позднее, когда она ловила на себе пристальные взгляды Ирины Андреевны, начинала испытывать тревогу: почему она следит за ней?
Но теперь, когда узнала, какой силой обладает эта женщина, насторожилась. А нет ли особенной причины в постоянном интересе к ней Карцевой? Лилька, как зверек, подсознательно чувствовала что-то…
Какую-то тайну или… вину? С годами Лилька заметила интересную особенность – чувство вины делает любовь более сильной. Оно подогревает ее.
Одна за другой перед глазами возникали сценки из прошлого, обыденные на первый взгляд. И невзначай сказанные слова.
Она снова увидела Евгению Тимофеевну, бабушку подруги, которая говорила Лилькиной матери, собравшейся в санаторий:
– Марина, есть правила, которые стоит запомнить, – хрипела профессор Березина. Она курила, причем папиросы «Беломор». – Чтобы быть элегантной, а значит, соблазнительной женщиной, причем не для абы кого, а для настоящих мужчин, надо знать кое-что вечное.
– Что, Евгения Тимофеевна? – почтительно спрашивала Марина. Лилька помнит тогдашнее ситцевое платье матери в цветочек. Розоватый фон – из головок клевера. Местами они выцвели, но мать не выбрасывала его на тряпки – дырок-то нет!
– Ты берешь с собой брюки? – интересовалась Евгения Тимофеевна.
– Беру. В Крыму собираюсь погулять, может, вес сброшу, – говорила Марина.
– К брюкам у тебя есть туфли на плоской подошве?
– Есть, но я хотела взять на каблуках. На них повыше буду…
– Слушай, что я тебе говорю. Чем уже брюки, тем ровнее подошва.
– Поняла, – кивала Лилькина мать.
– Отлично. Ты берешь каблуки, это твое право. Но запомни, чем короче юбка, тем ниже каблук. – Евгения Тимофеевна окинула взглядом ее платье. – Оно короткое для таких босоножек.
– Снова поняла, – быстро согласилась Марина.
– Туфли и колготки должны быть одного тона. А сами туфли – темнее платья, не светлее. – Марина кивала. – И последнее, – Евгения Тимофеевна затянулась папиросой. – Лучше купить одну пару хороших туфель, чем три пары плохих.
В этом месте, вспомнилось Лильке, мать засмеялась.
– Евгения Тимофеевна, а если тебе надо и в дождь, и в пыль, и в пир, и в мир?
– Заработай, душа моя. Приди и скажи: Евгения Тимофеевна, не почистить ли клетки?
Марина продолжала смеяться:
– Скажете тоже!
– А ты нос не вороти. Если не можешь заработать другим местом, работай руками.
Они смеялись обе.
– Я имею в виду – головой, душа моя. Никаких гнусных намеков я себе не позволяю…
Оказывается, Лилька запомнила все – смех матери, голос бабушки Евгении, слова. На самом деле, убедилась она, массивные туфли делают ноги полнее и зрительно укорачивают тело. Она научилась выбирать самую лучшую обувь. Все остальные заповеди для настоящих женщин держала в голове и обещала себе выполнять постепенно. Но Лилька усвоила главную заповедь Евгении Тимофеевны: если нужны деньги – заработай тем, чем можешь.
Интересно, матери заплатили за то, что она проверила на себе приманку? Или она, Лилька, считается главной наградой?
Она отошла от стола в самый дальний угол комнаты.
– Награда? Допустим, – бормотала она. – Награда для матери.
Но матери нет, она прожила свою жизнь, скорее всего, довольная собой. Она гордилась Лилькой – такая красивая девочка. Собой – тоже. Если у некрасивой женщины красавица дочь, значит, мужчина, биологический отец, оказался хорош собой и нашел в ней нечто, чего не мог найти в других?
А какова радость от этой награды ей? Да, она эффектная молодая женщина, а дальше что? Всю жизнь сидеть в этом зоопарке? Ради чего? Все будет принадлежать Евгении. Единственное, что остается ей, Лильке, – до конца дней работать на нее и ее детей. Которых родит Евгения. Не важно, с кем.
Лилька почувствовала себя измочаленной, как ватное одеяло, которое лет двадцать назад ее собственная бабушка колотила деревянным вальком на реке то по красной стороне, то по желтой. Она запомнила ту сцену – ей казалось, что одеялу больно.
Лилька расцепила руки, она тяжело дышала. Когда перед глазами возникала красная сторона – ярость вспыхивала и обжигала живот, будто влитая в желудок вода вскипала. А когда перед глазами появлялась желтая, злость отпускала. Разум говорил: подумай, ты можешь получить свое, ты – результат научного опыта.
Лилька наконец вернулась к столу, собрала бумажки, сложила обратно в конверт. Коробку завязала шпагатом, но убрала не на антресоли, а в комод. Закрыла ящик ключом. А ключ – куда спрятать ключ? Она огляделась, потом вышла на кухню. Холодильник показался ей больше всего похожим на камеру хранения. Она открыла дверцу, засунула ключ в поддон под морозилкой.
В прихожей висело большое зеркало, Лилька встала перед ним. Свет дня был ясным, летний день долог и чист. Она смотрела на себя, пытаясь представить себя мужчиной.
Короткие волосы меняют лицо. Она взяла бейсболку, затолкала под нее кудри. Овал лица не матери, значит – отца. Нет, не отца, мужчины, поправила она себя. Черты, конечно, у него грубее, тяжелее. Сколько ему лет сейчас? А было? Показалось, она видит его. Она узнала бы его на улице?
Лилька засмеялась. Ага, узнала бы. И что? Подманила феромонами? А дальше? Фу, глупая. Да просто так, чтобы не убежал, поговорил… Но феромоны отключают мозги напрочь, они включают совсем другое место. Вот оно, тысячекратно воспетое поэтическое чувство – любовь! На самом деле за него надо благодарить обоняние. Небольшую штучку в носу. Такую ма-аленькую, а чувство любви – такое большо-ое.
Она отошла от зеркала. Что ж, мать Евгении и ее бабушка – тетеньки с головой. Похоже, они получили мужские и женские феромоны в то же самое время, что и американка, биолог, Уинифред Катлер. Лилька читала о ней, когда писала диплом. И надо сказать, завидовала. Дама получила экстракт из подмышечного пота, а потом синтезировала этот пот.
Но Лилька завидовала не этому. Эта ученая дама не просто объявила об академическом успехе, она сделала то, что сделала бы на ее месте Лилька. Но на что не пошла Карцева и не хочет даже сейчас. Она рассмеялась в ответ на Лилькино предложение добиваться коммерческого успеха. Американка выставила на рынок духи с женскими феромонами, потом открыла институт красоты и стала делать деньги.
Лилька усмехнулась. Всем в мире известно, что капля никотина убивает лошадь, но мало кто знает, что определенная капля пота может уложить мужчин штабелями, потому что в ней содержится гормон, возбуждающий сексуальные центры мозга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56