Она встала из-за стола и, покопавшись в шкафчике с инструментами, вернулась на кухню со стамеской и молотком.
— Ну, теперь держись, — сказала она ящику и приложила лезвие стамески к щели под пластинкой. Нанеся с полдюжины ударов молотком, она сорвала пластинку, но замок по-прежнему оставался на месте.
— Сейчас я тебя… — пробормотала Мэдди и врезала молотком по крышке.
Крышка распахнулась, отскочила и с металлическим лязгом ударилась о столешницу.
— То-то же, — сказала Мэдди, опускаясь в кресло. — Так-то лучше.
Она подтянула к себе ящик и вынула из него пачку бумаг. Сначала Мэдди подумала, что это документы — копии контрактов и счетов, но на поверку оказалось, что ящик до самого дна набит письмами. Любовными посланиями.
Их было двадцать девять. Двадцать семь писем от Бет, в которых та строила планы своей будущей жизни с Брентом. Они не были датированы, и Мэдди не могла судить, когда их отправили. Она прочла письма, поражаясь тому, как Бет любила Брента и верила ему. Быть может, Бренту стоило взять ее в жены.
А может, она и была его нынешней тайной женой.
Мэдди отложила письма Бет в сторону и взяла два оставшихся. Оба были анонимные. В первом из них, написанном решительным прчерком на белой бумаге с красным цветочком в уголке, Бренту предлагалось встретиться у него в гараже; Глория, ясное дело, исключалась, поскольку о траве не было ни слова. Второе было начертано на сложенной линованной бумажке вроде тех, которыми пользуются детишки школьного возраста. «Бренту», — было написано на обороте, а почерк наводил на мысль о ком-нибудь вроде Кристи, малость чокнутой незрелой девушке. Теперь Мэдди оставалось только раздобыть образец почерка Кристи, и уж тогда она сможет не стесняясь бросить ей в лицо: «Я нашла ваши трусики, вульгарную тряпку, вдобавок грязную и липкую…» Мэдди поежилась, удивляясь сама себе. Какая муха ее укусила? Вместо того чтобы чувствовать злость, она отпускает саркастические замечания. «Хороший знак, — подумала Мэдди. — Похоже, мне удастся одолеть этого гнусного мерзавца».
Несколько приободрившись, она развернула бумагу и едва, не задохнулась. «Нам нужно встретиться на нашем месте, — гласило письмо. — Не сомневаюсь, что ты любишь Мэдди, но я беременна и не знаю, что делать».
Мэдди уронила письмо на стол.
— Ах, сукин сын, — громко произнесла она.
Итак, он обрюхатил Кристи. Кристи или кого-нибудь еще. Вот вам и презервативы. Значит, Кристи — или другая женщина — скоро подарит Эм братика или сестричку. Какая прелесть. Черт побери, и куда только глядел Брент?
Придется с этим что-то делать. Развод оказался куда более трудной затеей, чем предполагала Мэдди. Ей предстоит объяснить все дочери. «Тебе ведь нравится Кристи, Эм? — спросит она. — Так вот, наш папа тоже очень ее любит, поэтому…»
Мэдди сунула все бумаги, кроме письма о беременности, обратно в ящик и захлопнула крышку. Потом еще раз просмотрела письмо. Почерк был совершенно незнакомый, сорт бумаги также ни о чем не говорил. Интересно, стала бы Кристи писать записки на листочке из школьной тетрадки? Вряд ли.
Мэдди спрятала записку в свой кошелек, чтобы впоследствии сравнить почерк, которым она была написана, с почерком Кристи. У нее вновь разболелась голова. Она больная женщина, и ей противопоказаны такие потрясения. Ей противопоказана такая жизнь. Она должна что-то сделать. Но сейчас ей совсем не до того.
Мэдди выпила три таблетки и поднялась наверх, унося с собой ящик и коробочку с презервативами. Она спрягала улики под свою кровать, чтобы они не попались на глаза Эм, потом забралась под одеяло, свернулась калачиком и забылась тяжелым сном.
Мэл и Эм устроились перед экраном, прихватив с собой большие тарелки с маникотти и миски с хлебом и чесночным соусом.
— Как дела у твоей мамы? — спросила Мэл.
По телевизору в который уже раз крутили «Отважную эскадрилью». Фильм этот им изрядно надоел, и девочки даже не притворялись, будто смотрят на экран.
— Говорит, ей лучше. — Эм внимательно пригляделась к маникотти и осторожно попробовала. Макароны были хороши. — Вчера у нее такие глаза были — я думала, она вот-вот заплачет. — Эм нацепила на вилку еще макарон и принялась жевать, соображая, о чем говорить дальше. — Вчера мои папа с мамой поссорились, — наконец сообщила она. — Взаправду, до-настоящему.
Глаза Мал расширились:
— Шутишь!
— Вовсе нет. Они ругались, как будто сошли с ума. — Эм повернулась к подруге, сдерживая слезы. — Они ненавидят друг друга. Папа отвез меня к вам, а мама осталась одна. Какой ужас.
— Чего же ты вчера молчала? Почему не рассказала мне? — В голосе Мэл послышалось необычное для нее напряжение.
— Я не могла, — сказала Эм. — Это такой кошмар. Твои предки тоже то и дело собачатся, но они ссорятся понарошку, а мои по-настоящему. Я не хотела вспоминать об этом. Сегодня мама такая тихая, а папу я и вовсе не видела. Не нравится мне все это, Мэл.
Казалось, Мэл не знает, что сказать и что делать дальше. Эм даже удивилась: на ее памяти Мэл никогда не лезла за словом в карман.
— Это еще не все, — наконец произнесла Мэл.
— О чем ты? — спросила Эм, чувствуя, как сжимается ее горло.
Мэл сглотнула и заерзала на диване.
— Моя мама здорово рассердилась на твоего папу, — сообщила она. — Сегодня утром я подслушала по телефону, как она орала на него.
Эм откинулась на спинку.
— Откуда тебе знать, что это был он?
— Потому что мама выкрикивала его имя. — На Мэл было жалко смотреть. — Мне страшно, Эм. Мама сказала, что убьет твоего папу, если он проболтается.
— Насчет чего?
— Не знаю. — Мэл вновь принялась за еду, стараясь принять беззаботный вид, но Эм видела, что подруге не до шуток. — А потом начался настоящий кошмар. Когда мама повесила трубку, пришел папа и спросил, с кем она разговаривала. Мама сказала, с бабушкой. — Мэл на минуту стиснула губы, потом продолжала: — Мама солгала. И они поссорились. По-настоящему. Сначала они злобно перешептывались, потом мама ударила кулаком по столу, а папа ушел и хлопнул дверью. — Мэл замолчала и проглотила застрявший в горле комок. — А когда папа ушел, мама расплакалась, а ведь она никогда не плачет. Это было страшно. Я даже не хочу об этом говорить. Хочу, чтобы все это быстрее закончилось.
— Боюсь, просто так все это не закончится, — отозвалась Эм, вспоминая, как ее родители стояли вчера во дворе, какое лицо было у мамы и как она прижимала к груди кулаки. — По-моему, происходит что-то ужасное.
Мэл уставилась на экран.
— Может быть, миссис Мейер укусила твоего папу, превратила его в вампира, и он укусил мою маму, а она не хочет, чтобы об этом кто-нибудь знал.
— Перестань, Мэл, — сказал Эм. — Все это происходит по-настоящему.
Мэл продолжала смотреть в телевизор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110