На том месте еще долгие годы находили обломки и осколки. — Мэдди принялась рыться в ящике в поисках штопора. — В сущности, тот случай превратил тебя в народного кумира. Всякий раз, поднимая с земли кусок железа, люди говорят: «Должно быть, это от „шевроле“ старого доброго Кей Эла…» — Она отыскала штопор и протянула его Старджесу.
Кей Эл взял штопор и вонзил его в пробку.
— Приятно слышать. Славная история.
— …а потом они хихикают, — закончила Мэдди. Кей Эл перестал ввинчивать штопор и улыбнулся ей.
— Ты крутая женщина, Мэдди Мартиндейл. Именно такие женщины мне нравятся больше всего.
Мэдди облокотилась о стойку и, сузив глаза, вперила в Кей Эла пристальный взгляд. Неужели он по прошествии стольких лет все еще имеет на нее виды? Не может же он рассчитывать, что она ляжет с ним в постель. Конечно, нет.
И все же…
Он стоял перед ней, высокий и широкоплечий, а Мэдди всегда питала слабость к высоким широкоплечим мужчинам. Кей Эл не был таким громадным, как Брент, но это не беда. Если Брент был похож на заносчивого юнца с мотоциклом, то Кей Эл куда больше напоминал… взрослого мужчину. Черт побери, его внешность навевала мысли о блаженстве, которого Мэдди даже не могла себе представить. Она подумала, что хоть раз в жизни должна сделать что-то для себя. И заодно наставить рога Бренту.
— Ладно, — сказала Мэдди. — Поехали.
Кей Эл вытянул пробку из бутылки и застыл на месте, держа в одной руке бутылку, а в другой — штопор с насаженной на него пробкой.
— Куда? — спросил он.
— В Пойнт. Как в школьные времена. — Мэдди улыбнулась, воодушевленная своим замыслом. Это был великолепный план, и она почувствовала прилив сил. Поступок. Отмщение. Она поедет в Пойнт вдвоем с Кей Элом, потом Бейли разболтает об этом всем и каждому, и Мэдди уже никогда больше не будет доброй верной женушкой, которую обманывает муж. С таким же успехом можно было пройтись голышом по Центральной улице. Мэдди смотрела на Кей Эла, лучась улыбкой.
Вместо радости на лице Кей Эла появилось беспокойство. Он поставил бутылку на стойку и сказал:
— Мэдди, дорогая, тебе больше нельзя пить.
Улыбка Мэдди увяла:
— Итак, ты отвергаешь меня.
— Нет, нет… — Кей Эл пригладил рукой свои темные волосы. Мэдди впервые видела его таким расстроенным. — Впрочем, можно сказать, что так, — продолжал он. — Ты замужем. Я понимаю, замужество — это ерунда, и все же… Мэдди, прищурившись, посмотрела на него.
— Так ты едешь со мной? — спросила она.
— В Пойнт… — пробормотал Кей Эл. Мэдди ясно видела, что сама мысль о таком приключении не укладывается у него в голове.
— Ага, — сказала она. — Скинем двадцать лет, снова будем молодыми. — Мэдди взяла в руки бутылку и попыталась соблазнительно улыбнуться, но улыбка не получилась. Кей Эл лишь покачал головой и отнял у нее вино.
— Все не так просто, Мэдди. Я был много моложе, машины были куда просторнее, а ты была вольной пташкой.
— Хочешь уйти — уходи. — Его занудство начало ее раздражать.
— Подожди минутку. — Кей Эл поставил бутылку на стойку. — Давай обсудим все это.
Мэдди скрестила руки на груди и нахмурилась.
— Измены не обсуждают. Их совершают, — сказала она.
— Ах какое красноречие. — Кей Эл по примеру Мэдди сложил руки на груди. — Мне трудно поверить в то, что ты бросаешься в мои объятия, движимая одной лишь страстью. Видишь ли, я малость подзабыл здешние нравы, и это сбивает меня с толку. Что здесь происходит?
Мэдди вновь посмотрела на него, на сей раз — с должным вниманием. Кей Эл улыбался ей, прислонясь к стене. На его лице, будто составленном из острых углов, сияли темные глаза, и Мэдди впервые за последние сорок восемь часов позабыла о Бренте и своей ярости.
— Ты изменился, — сказала она. — Ты…
— Постарел? — Кей Эл выпрямился во весь рост и взял со стойки бутылку. — Прошло двадцать лет; немалый срок. У тебя найдутся стаканы?
— Еще бы, — отозвалась Мэдди, доставая стаканы из буфета. — Но дело не только в возрасте. Ты похорошел — да, да, правда… Ты выглядишь таким… уравновешенным, уверенным в себе.
— Я и правда наконец перестал быть мальчишкой из средней школы. И слава Богу. — Он посмотрел на стаканы. — Кого ты любишь больше, «Очкарика» или «Бам-бама»?
— Извини. — Мэдди потянулась за стаканами. — Это посуда Эм.
Кей Эл отодвинул стаканы подальше от ее пальцев.
— Если ты не возражаешь, я возьму «Бам-бама». Мы, разухабистые пацаны, должны держаться вместе. — Он наполнил стаканы до половины и подал один Мэдди. — Выпьем за Эм, — предложил он, поднимая свой стакан, и Мэдди чокнулась с ним.
Отпив половину, она повернулась, вышла в прихожую, держа в руке стакан, и посмотрелась в зеркало.
— Я и забыла, как я тогда выглядела, — сказала она, обращаясь к Кей Элу, который подошел и остановился рядом. Он был лишь на пять дюймов выше Мэдди и смотрел в зеркало сбоку, поверх ее плеча. Громадный Брент всегда нависал над ней, и, когда их фотографировали, любил вставать сзади и класть свой подбородок на голову Мэдди. Она терпеть не могла этой его привычки.
— Так же, как сейчас, — отозвался Кей Эл. — Только тогда ты была похожа на мраморное изваяние.
Мэдди скорчила зеркалу рожу.
— Намекаешь на то, что у меня появились морщины?
— Нет. — Кей Эл покачал головой. — Не в том дело. Ты держалась отчужденно, как будто твои мысли витали где-то далеко. Ты не лезла за словом в карман и была вспыльчива, но в твоей красоте было что-то от Снежной королевы или от манекенщицы; а теперь ты превратилась в земную женщину.
Мэдди пригубила вино и задумалась. Какие мысли занимали ее в школьные годы? Какие страсти терзали ее душу? Она вдруг с ужасом осознала, что не может восстановить ни того, ни другого, а память хранит только желания и поступки окружавших ее людей. Желания Брента. И не только в школьные годы — всю жизнь. Если кто-нибудь спрашивал ее, кто она такая, Мэдди отвечала: «Дочь Марты Мартиндейл», или «супруга Брента Фарадея», либо «мать Эмили Фарадей». И никогда никому она не могла просто сказать: «Я — Мэдди». Даже ее профессия — и тут ей приходилось отдавать себя другим. Всю ее жизнь определяли отношения с внешним миром.
— Какой кошмар, — сказала она.
— Кроме одной ночи. — Кей Эл приблизился к Мэдди. — В ту ночь ты была моей, и ты была настоящая.
Мэдди вздохнула.
— Мне кажется, та ночь существует лишь в нашем воображении. А вообще-то ты прав. До сих пор я не жила по-настоящему.
— До сих пор?
— За минувшую неделю я сильно повзрослела, — ответила Мэдди и допила вино. Кей Эл стоял вплотную к ней, и Мэдди это очень нравилось. — Хочешь повторить? — спросила она, оглядываясь через плечо.
Казалось, Кей Эл глубоко задумался.
— Не знаю, — сказал он наконец. — А что, алкоголь все еще оказывает на тебя прежнее воздействие?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Кей Эл взял штопор и вонзил его в пробку.
— Приятно слышать. Славная история.
— …а потом они хихикают, — закончила Мэдди. Кей Эл перестал ввинчивать штопор и улыбнулся ей.
— Ты крутая женщина, Мэдди Мартиндейл. Именно такие женщины мне нравятся больше всего.
Мэдди облокотилась о стойку и, сузив глаза, вперила в Кей Эла пристальный взгляд. Неужели он по прошествии стольких лет все еще имеет на нее виды? Не может же он рассчитывать, что она ляжет с ним в постель. Конечно, нет.
И все же…
Он стоял перед ней, высокий и широкоплечий, а Мэдди всегда питала слабость к высоким широкоплечим мужчинам. Кей Эл не был таким громадным, как Брент, но это не беда. Если Брент был похож на заносчивого юнца с мотоциклом, то Кей Эл куда больше напоминал… взрослого мужчину. Черт побери, его внешность навевала мысли о блаженстве, которого Мэдди даже не могла себе представить. Она подумала, что хоть раз в жизни должна сделать что-то для себя. И заодно наставить рога Бренту.
— Ладно, — сказала Мэдди. — Поехали.
Кей Эл вытянул пробку из бутылки и застыл на месте, держа в одной руке бутылку, а в другой — штопор с насаженной на него пробкой.
— Куда? — спросил он.
— В Пойнт. Как в школьные времена. — Мэдди улыбнулась, воодушевленная своим замыслом. Это был великолепный план, и она почувствовала прилив сил. Поступок. Отмщение. Она поедет в Пойнт вдвоем с Кей Элом, потом Бейли разболтает об этом всем и каждому, и Мэдди уже никогда больше не будет доброй верной женушкой, которую обманывает муж. С таким же успехом можно было пройтись голышом по Центральной улице. Мэдди смотрела на Кей Эла, лучась улыбкой.
Вместо радости на лице Кей Эла появилось беспокойство. Он поставил бутылку на стойку и сказал:
— Мэдди, дорогая, тебе больше нельзя пить.
Улыбка Мэдди увяла:
— Итак, ты отвергаешь меня.
— Нет, нет… — Кей Эл пригладил рукой свои темные волосы. Мэдди впервые видела его таким расстроенным. — Впрочем, можно сказать, что так, — продолжал он. — Ты замужем. Я понимаю, замужество — это ерунда, и все же… Мэдди, прищурившись, посмотрела на него.
— Так ты едешь со мной? — спросила она.
— В Пойнт… — пробормотал Кей Эл. Мэдди ясно видела, что сама мысль о таком приключении не укладывается у него в голове.
— Ага, — сказала она. — Скинем двадцать лет, снова будем молодыми. — Мэдди взяла в руки бутылку и попыталась соблазнительно улыбнуться, но улыбка не получилась. Кей Эл лишь покачал головой и отнял у нее вино.
— Все не так просто, Мэдди. Я был много моложе, машины были куда просторнее, а ты была вольной пташкой.
— Хочешь уйти — уходи. — Его занудство начало ее раздражать.
— Подожди минутку. — Кей Эл поставил бутылку на стойку. — Давай обсудим все это.
Мэдди скрестила руки на груди и нахмурилась.
— Измены не обсуждают. Их совершают, — сказала она.
— Ах какое красноречие. — Кей Эл по примеру Мэдди сложил руки на груди. — Мне трудно поверить в то, что ты бросаешься в мои объятия, движимая одной лишь страстью. Видишь ли, я малость подзабыл здешние нравы, и это сбивает меня с толку. Что здесь происходит?
Мэдди вновь посмотрела на него, на сей раз — с должным вниманием. Кей Эл улыбался ей, прислонясь к стене. На его лице, будто составленном из острых углов, сияли темные глаза, и Мэдди впервые за последние сорок восемь часов позабыла о Бренте и своей ярости.
— Ты изменился, — сказала она. — Ты…
— Постарел? — Кей Эл выпрямился во весь рост и взял со стойки бутылку. — Прошло двадцать лет; немалый срок. У тебя найдутся стаканы?
— Еще бы, — отозвалась Мэдди, доставая стаканы из буфета. — Но дело не только в возрасте. Ты похорошел — да, да, правда… Ты выглядишь таким… уравновешенным, уверенным в себе.
— Я и правда наконец перестал быть мальчишкой из средней школы. И слава Богу. — Он посмотрел на стаканы. — Кого ты любишь больше, «Очкарика» или «Бам-бама»?
— Извини. — Мэдди потянулась за стаканами. — Это посуда Эм.
Кей Эл отодвинул стаканы подальше от ее пальцев.
— Если ты не возражаешь, я возьму «Бам-бама». Мы, разухабистые пацаны, должны держаться вместе. — Он наполнил стаканы до половины и подал один Мэдди. — Выпьем за Эм, — предложил он, поднимая свой стакан, и Мэдди чокнулась с ним.
Отпив половину, она повернулась, вышла в прихожую, держа в руке стакан, и посмотрелась в зеркало.
— Я и забыла, как я тогда выглядела, — сказала она, обращаясь к Кей Элу, который подошел и остановился рядом. Он был лишь на пять дюймов выше Мэдди и смотрел в зеркало сбоку, поверх ее плеча. Громадный Брент всегда нависал над ней, и, когда их фотографировали, любил вставать сзади и класть свой подбородок на голову Мэдди. Она терпеть не могла этой его привычки.
— Так же, как сейчас, — отозвался Кей Эл. — Только тогда ты была похожа на мраморное изваяние.
Мэдди скорчила зеркалу рожу.
— Намекаешь на то, что у меня появились морщины?
— Нет. — Кей Эл покачал головой. — Не в том дело. Ты держалась отчужденно, как будто твои мысли витали где-то далеко. Ты не лезла за словом в карман и была вспыльчива, но в твоей красоте было что-то от Снежной королевы или от манекенщицы; а теперь ты превратилась в земную женщину.
Мэдди пригубила вино и задумалась. Какие мысли занимали ее в школьные годы? Какие страсти терзали ее душу? Она вдруг с ужасом осознала, что не может восстановить ни того, ни другого, а память хранит только желания и поступки окружавших ее людей. Желания Брента. И не только в школьные годы — всю жизнь. Если кто-нибудь спрашивал ее, кто она такая, Мэдди отвечала: «Дочь Марты Мартиндейл», или «супруга Брента Фарадея», либо «мать Эмили Фарадей». И никогда никому она не могла просто сказать: «Я — Мэдди». Даже ее профессия — и тут ей приходилось отдавать себя другим. Всю ее жизнь определяли отношения с внешним миром.
— Какой кошмар, — сказала она.
— Кроме одной ночи. — Кей Эл приблизился к Мэдди. — В ту ночь ты была моей, и ты была настоящая.
Мэдди вздохнула.
— Мне кажется, та ночь существует лишь в нашем воображении. А вообще-то ты прав. До сих пор я не жила по-настоящему.
— До сих пор?
— За минувшую неделю я сильно повзрослела, — ответила Мэдди и допила вино. Кей Эл стоял вплотную к ней, и Мэдди это очень нравилось. — Хочешь повторить? — спросила она, оглядываясь через плечо.
Казалось, Кей Эл глубоко задумался.
— Не знаю, — сказал он наконец. — А что, алкоголь все еще оказывает на тебя прежнее воздействие?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110