— Он проглотил их случайно. Я понимаю, мои слова звучат глупо, но это действительно так.
— Шериф… — начала Джейн, но Генри прервал ее, подняв руку.
— У тебя был мотив, возможность и средства для совершения убийства, но нет алиби. — Генри вздохнул, и его голос зазвучал серьезно и печально. — Мэдди, я помогу тебе добиться согласованного признания вины, и если дойдет до суда, мы постараемся устроить так, чтобы дело рассматривалось в Фрог-Пойнте. Здесь тебя любят, и всем известно, каким человеком был Брент. Фрог-Пойнт на твоей стороне.
— Все, хватит, — заявила Джейн, вскакивая из кресла и обращаясь к Мэдди. — До сих пор мне не доводилось выслушивать подобную чушь. У шерифа нет пистолета, стало быть, нет орудия преступления. Показания свидетелей, на которые он ссылается, недостаточно убедительны, чтобы сыграть решающую роль в суде, значит, нет и мотива. Наконец, шериф не может достоверно описать ваши действия в ту злополучную ночь, а значит, возможности совершить убийство у вас тоже не было. — Она повернулась к Генри и сказала: — Таким образом, шериф, все ваши измышления обращаются в пшик.
— Генри, я не делала этого, — взмолилась Мэдди.
— И к тому же она не делала этого, — подхватила Джейн. — Было очень приятно познакомиться с вами, джентльмены…
— Пожалуй, я не стану приглашать человека из Колумбуса, — сказал Кей Эл, выходя вслед за женщинами на стоянку. — Вы отлично справляетесь.
— Ничего подобного, — ответила Джейн и, повернувшись к Мэдди, добавила: — Наймите адвоката по уголовным делам, и побыстрее. Шериф собрал достаточно веские косвенные доказательства; стоит ему раздобыть прямые улики, и вы пропали. Он совсем неглуп, этот ваш шериф.
Прямые улики. Мэдди подумала о пистолете, лежащем в морозилке Тревы.
— Я не делала этого, — повторила она, но даже в ее собственных ушах эти слова прозвучали слишком безнадежно.
Весь следующий вечер Эм чувствовала усталость и мучительную ноющую боль. Ей было тесно и жарко в черном вельветовом платье, которое ее заставила надеть бабушка Хелен, сказав, что теперь везде кондиционированный воздух и все будет в порядке. Вокруг толпились люди; а вещи в похоронном зале казались чересчур массивными — портьеры, ковры, мебель и огромный закрытый ящик («Гроб», — шепнула Мэл; Трева тут, же дернула ее за руку и отвела в сторону). Эм хотелось закрыть глаза и ни о чем не думать. Все было мрачным и тяжеловесным, кроме изящных складных стульчиков, которые выглядели здесь совершенно неуместными. В помещении царили приглушенные цвета, звуки. Эм стояла, чувствуя себя деревянной куклой, и хотела лишь, чтобы все это побыстрее закончилось. Болела каждая клеточка ее тела, она плакала так долго, что едва не высохла от слез, но боль не отступала. Вчера она уснула, а когда проснулась, боль по-прежнему была с ней. Она еще не совсем очнулась, еще не пришла в себя, но уже знала, что беда — рядом, она сидит на краешке постели, словно злое чудище, словно тень, и не хочет уходить. Потом начались похороны ее папы, и он лежал в закрытом ящике, а Эм не могла даже взглянуть на него. Она не знала — хорошо это или плохо. Люди похлопывали ее по плечу, приговаривая: «Бедная крошка», — и Эм больше всего хотелось сесть и заплакать. Конечно, это не поможет; она три дня проливала слезы, которые подточили ее силы, но не облегчили мучений; и все же Эм продолжала плакать, потому что не могла делать ничего другого. Ничто не утешало ее, и казалось, что это будет продолжаться целую вечность.
Шею Эм свела судорога, и тут же к ней подошла бабушка Хелен.
— Мужайся, Эмили, — прошептала она, наклоняясь к внучке. Запах ее духов был таким сильным, что Эм затошнило. — Будь маленьким храбрым солдатом своего папы.
Эм хотела закатить глаза, но у нее не осталось сил. Другая бабушка, бабушка Марта, говорила ей, что во время похорон на нее будут смотреть люди, и ей следует помнить, что она — леди. Эм совсем не хотелось быть леди, но быть маленьким храбрым солдатом хотелось еще меньше. Когда папа был жив, он никогда не просил ее быть маленьким храбрым солдатом. Эм не могла даже представить, чтобы у него возникло такое желание; ну а теперь, когда он мертв, ему все равно, не так ли? Эм крепко стиснула зубы. Ей хотелось быть Эмили Фарадей, у которой есть папа и мама, пусть даже они ссорятся и не разговаривают друг с другом; но теперь этого не будет никогда.
И храбрым маленьким солдатом она тоже не станет. Как только бабушка Хелен отвернулась, Эм выскользнула из ее объятий и юркнула в толпу.
В конце коридора виднелся освещенный проем, оказавшийся выходом на крыльцо. До сих пор Эм не знала, что в домах скорби бывают задние крылечки. Но, вероятно, кроме нее, находились и другие люди, норовившие пораньше сбежать с похорон. Эм уселась на ступеньку.
Ей очень не хватало Фебы. И Мэл тоже. Подруга осталась в том жутком зале, стиснутая между своими папой и мамой — Мэл, у которой по-прежнему был отец, Мэл, которая только что смотрела на Эм покрасневшими глазами, вот-вот готовая пустить слезу, та самая Мэл, которая никогда не плакала. От всего этого у Эм еще сильнее разболелась голова, Эм пыталась не думать о папе и о том, что будет дальше с ней и с мамой.
Она терла пальцами глаза, когда на крыльце в черном костюме появился Кей Эл. Он присел на ступеньку, даже не взглянув, чистая ли она.
— Все в порядке? — спросил он.
— Нет, — ответила Эм. — Нет. У меня умер папа.
— Верно. Дурацкий вопрос, — признался Кей Эл.
Эм кивнула. Сегодня выдался один из тех дней, когда люди сплошь говорят одни глупости, потому что им не приходит на ум ничего стоящего. Она вздохнула и простила свою бабушку Хелен за ее дурацкие слова насчет храбрых маленьких солдат.
— Я лишь хотел узнать, не могу ли я чем-нибудь помочь, — сказал Кей Эл. — Знаю, твоего папу уже не вернуть, но не могу ли я сделать что-то, чтобы тебе стало легче?
— Нет, — ответила Эм. Кей Эл кивнул:
— Извини. Кажется, я опять задал неудачный вопрос. Ну ладно. Дело в том, что я хотел, чтобы ты знала…
Он умолк, Эм вскинула голову и посмотрела на него. Кей Эл хмурился, глядя куда-то мимо нее.
— Ума не приложу, как это сказать, — наконец произнес он. — В общем, я хочу, чтобы ты знала: если тебе потребуется моя помощь, я буду рядом. Мне придется уехать на две недели, но я буду приезжать на выходные, а потом вернусь сюда и останусь насовсем.
Эм тяжело вздохнула. «Вы не мой папа, никто не может быть моим папой, кроме моего папы», — хотела сказать она, но не решилась обидеть Кей Эла. К тому же она слишком устала, чтобы говорить.
— Я понимаю, что я не твой папа, — словно угадал ее мысли Кей Эл. — Я понимаю, какой это кошмар — знать, что он уже не вернется, и не стану говорить, будто бы я заменю тебе отца и тогда все станет хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
— Шериф… — начала Джейн, но Генри прервал ее, подняв руку.
— У тебя был мотив, возможность и средства для совершения убийства, но нет алиби. — Генри вздохнул, и его голос зазвучал серьезно и печально. — Мэдди, я помогу тебе добиться согласованного признания вины, и если дойдет до суда, мы постараемся устроить так, чтобы дело рассматривалось в Фрог-Пойнте. Здесь тебя любят, и всем известно, каким человеком был Брент. Фрог-Пойнт на твоей стороне.
— Все, хватит, — заявила Джейн, вскакивая из кресла и обращаясь к Мэдди. — До сих пор мне не доводилось выслушивать подобную чушь. У шерифа нет пистолета, стало быть, нет орудия преступления. Показания свидетелей, на которые он ссылается, недостаточно убедительны, чтобы сыграть решающую роль в суде, значит, нет и мотива. Наконец, шериф не может достоверно описать ваши действия в ту злополучную ночь, а значит, возможности совершить убийство у вас тоже не было. — Она повернулась к Генри и сказала: — Таким образом, шериф, все ваши измышления обращаются в пшик.
— Генри, я не делала этого, — взмолилась Мэдди.
— И к тому же она не делала этого, — подхватила Джейн. — Было очень приятно познакомиться с вами, джентльмены…
— Пожалуй, я не стану приглашать человека из Колумбуса, — сказал Кей Эл, выходя вслед за женщинами на стоянку. — Вы отлично справляетесь.
— Ничего подобного, — ответила Джейн и, повернувшись к Мэдди, добавила: — Наймите адвоката по уголовным делам, и побыстрее. Шериф собрал достаточно веские косвенные доказательства; стоит ему раздобыть прямые улики, и вы пропали. Он совсем неглуп, этот ваш шериф.
Прямые улики. Мэдди подумала о пистолете, лежащем в морозилке Тревы.
— Я не делала этого, — повторила она, но даже в ее собственных ушах эти слова прозвучали слишком безнадежно.
Весь следующий вечер Эм чувствовала усталость и мучительную ноющую боль. Ей было тесно и жарко в черном вельветовом платье, которое ее заставила надеть бабушка Хелен, сказав, что теперь везде кондиционированный воздух и все будет в порядке. Вокруг толпились люди; а вещи в похоронном зале казались чересчур массивными — портьеры, ковры, мебель и огромный закрытый ящик («Гроб», — шепнула Мэл; Трева тут, же дернула ее за руку и отвела в сторону). Эм хотелось закрыть глаза и ни о чем не думать. Все было мрачным и тяжеловесным, кроме изящных складных стульчиков, которые выглядели здесь совершенно неуместными. В помещении царили приглушенные цвета, звуки. Эм стояла, чувствуя себя деревянной куклой, и хотела лишь, чтобы все это побыстрее закончилось. Болела каждая клеточка ее тела, она плакала так долго, что едва не высохла от слез, но боль не отступала. Вчера она уснула, а когда проснулась, боль по-прежнему была с ней. Она еще не совсем очнулась, еще не пришла в себя, но уже знала, что беда — рядом, она сидит на краешке постели, словно злое чудище, словно тень, и не хочет уходить. Потом начались похороны ее папы, и он лежал в закрытом ящике, а Эм не могла даже взглянуть на него. Она не знала — хорошо это или плохо. Люди похлопывали ее по плечу, приговаривая: «Бедная крошка», — и Эм больше всего хотелось сесть и заплакать. Конечно, это не поможет; она три дня проливала слезы, которые подточили ее силы, но не облегчили мучений; и все же Эм продолжала плакать, потому что не могла делать ничего другого. Ничто не утешало ее, и казалось, что это будет продолжаться целую вечность.
Шею Эм свела судорога, и тут же к ней подошла бабушка Хелен.
— Мужайся, Эмили, — прошептала она, наклоняясь к внучке. Запах ее духов был таким сильным, что Эм затошнило. — Будь маленьким храбрым солдатом своего папы.
Эм хотела закатить глаза, но у нее не осталось сил. Другая бабушка, бабушка Марта, говорила ей, что во время похорон на нее будут смотреть люди, и ей следует помнить, что она — леди. Эм совсем не хотелось быть леди, но быть маленьким храбрым солдатом хотелось еще меньше. Когда папа был жив, он никогда не просил ее быть маленьким храбрым солдатом. Эм не могла даже представить, чтобы у него возникло такое желание; ну а теперь, когда он мертв, ему все равно, не так ли? Эм крепко стиснула зубы. Ей хотелось быть Эмили Фарадей, у которой есть папа и мама, пусть даже они ссорятся и не разговаривают друг с другом; но теперь этого не будет никогда.
И храбрым маленьким солдатом она тоже не станет. Как только бабушка Хелен отвернулась, Эм выскользнула из ее объятий и юркнула в толпу.
В конце коридора виднелся освещенный проем, оказавшийся выходом на крыльцо. До сих пор Эм не знала, что в домах скорби бывают задние крылечки. Но, вероятно, кроме нее, находились и другие люди, норовившие пораньше сбежать с похорон. Эм уселась на ступеньку.
Ей очень не хватало Фебы. И Мэл тоже. Подруга осталась в том жутком зале, стиснутая между своими папой и мамой — Мэл, у которой по-прежнему был отец, Мэл, которая только что смотрела на Эм покрасневшими глазами, вот-вот готовая пустить слезу, та самая Мэл, которая никогда не плакала. От всего этого у Эм еще сильнее разболелась голова, Эм пыталась не думать о папе и о том, что будет дальше с ней и с мамой.
Она терла пальцами глаза, когда на крыльце в черном костюме появился Кей Эл. Он присел на ступеньку, даже не взглянув, чистая ли она.
— Все в порядке? — спросил он.
— Нет, — ответила Эм. — Нет. У меня умер папа.
— Верно. Дурацкий вопрос, — признался Кей Эл.
Эм кивнула. Сегодня выдался один из тех дней, когда люди сплошь говорят одни глупости, потому что им не приходит на ум ничего стоящего. Она вздохнула и простила свою бабушку Хелен за ее дурацкие слова насчет храбрых маленьких солдат.
— Я лишь хотел узнать, не могу ли я чем-нибудь помочь, — сказал Кей Эл. — Знаю, твоего папу уже не вернуть, но не могу ли я сделать что-то, чтобы тебе стало легче?
— Нет, — ответила Эм. Кей Эл кивнул:
— Извини. Кажется, я опять задал неудачный вопрос. Ну ладно. Дело в том, что я хотел, чтобы ты знала…
Он умолк, Эм вскинула голову и посмотрела на него. Кей Эл хмурился, глядя куда-то мимо нее.
— Ума не приложу, как это сказать, — наконец произнес он. — В общем, я хочу, чтобы ты знала: если тебе потребуется моя помощь, я буду рядом. Мне придется уехать на две недели, но я буду приезжать на выходные, а потом вернусь сюда и останусь насовсем.
Эм тяжело вздохнула. «Вы не мой папа, никто не может быть моим папой, кроме моего папы», — хотела сказать она, но не решилась обидеть Кей Эла. К тому же она слишком устала, чтобы говорить.
— Я понимаю, что я не твой папа, — словно угадал ее мысли Кей Эл. — Я понимаю, какой это кошмар — знать, что он уже не вернется, и не стану говорить, будто бы я заменю тебе отца и тогда все станет хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110