— А они что, говорили на синдарине? Мы считаем, что они отвернулись от пути Верных и отказались от всего эльфийского.
Он улыбнулся.
— Может, во времена ваших государей-отступников в самом Нуменоре и могли себе позволить такое. Здесь же была постоянная война, нужно было выжить. Здесь было не до языков, веры и прочего. Мне кажется, что черные нуменорцы вообще ни в кого не верили. И наплевать им было, на каком языке позволяет говорить государь, а на каком нет. По крайней мере, те, кои именуют себя черными нуменорцами сейчас, на мой взгляд, не верят ни во что, а потому им все равно, на каком языке вы с ним говорите. Кстати, у них до сих пор в ходу адунаик. Правда, уже давно не тот, что в Нуменоре. Сильно изменился.
Все это мне было, в общем-то, известно. Но я тем не менее сделал удивленный вид. Не знаю, удалось ли мне его этим обмануть…
— Наверное, тяжело жить, когда не во что верить.
— Не знаю, — ответил он. — Я привык к своей вере, хотя мне кажется, что в душе у каждого свой бог. Наверное, и у наших нуменорцев тоже где-то в самом закоулке души спрятана ото всех остальных своя вера. Я бы так сказал — их неверие и есть их официальная вера… Но вернемся к нашему разговору. Ведь были времена, когда наш Север был под вашей властью и сыновья тамошних князей жили в Гондоре заложниками. Выходит, мы еще и так приобщались к вашему порядку жизни. Знаете, у нас есть несколько повестей о поездках ко двору Атанатара Алкарина. Очень любопытные сведения, знаете ли.
Я слушал его, и мне становилось как-то обидно. Айанна, жрец, служитель нечестивой веры, столько знает о нас, а я, книгочей, о Хараде ничего толком и не знаю… Наверное, эта обида и заговорила во мне, когда я чуть ли не намеренно попытался оскорбить его.
— И все же вы вряд ли что могли бы сделать против нас, не продайся вы Саурону. Кстати, кто он для вас? Что он для вас сделал? И какую цену он взял с вас?
Как ни странно, он не обиделся. Хотя и посерьезнел.
— Это все не так просто. Я знаю, что вы считаете эльфов — белых демонов — своими учителями. Они научили вас многим ремеслам и искусствам, и не только этому. Ваша вера идет от них. Но вы для них были избранными племенами. Так уж получилось, что мы с ними либо не встречались, либо встречались уже тогда, когда между нами и ними не могло быть приязни. Так вышло. И я не скажу дурного о том, кто научил нас тому же. Ведь когда ваши корабли пристали к нашим берегам, мы уже умели и железо обрабатывать, и землю пахать. У нас уже были города, и мы строили каменные крепости. Кстати, не знаю, сохранились ли у вас столь древние предания, но в Ханатте есть несколько древнейших поэм, где рассказывается еще о тех временах, когда люди бились бронзовым оружием.
— У нас нет, — с сожалениям покачал головой я. Похоже, их история уходит куда глубже, чем я думал. И помнят они больше, чем мы… Впрочем, семь с половиной тысяч лет известной нам истории тоже чего-то значат. Просто нам повезло — мы сменили бронзу на железо куда раньше.
— Я могу прислать вам хорошие списки, если пожелаете, — сказал он. Я, конечно, пожелал. А кто бы отказался? — Ну, вернемся к предмету нашего разговора… Я знаю, как вы относитесь к Саурианне. И почему считаете нас предавшимися злу. Но вот что я вам скажу. Представьте — вашу страну вот-вот завоюют. И вам нет дела до того, с какими благими намерениями пришли сюда завоеватели. Вам нет дела до правоты их богов и неправоты ваших. Сейчас не боги воюют — люди. И если вы ради спасения своей страны продадите душу кому бы то ни было, как принц Денна, разве вы не совершите благого поступка? Или как?
— Все дело в цене, которую вашей стране придется платить потом.
— Э, нет, я вас спрашиваю безотносительно.
Я помолчал.
— Наверное, это благой поступок.
— Вот то-то и оно. Как я могу говорить о Саурианне, что он есть зло, если он учил нас, как эльфы — вас, если он помогал нам в годину бедствий? Я ведь тоже могу сказать, что эльфы были не бескорыстны с вами.
— Вот тут я с вами не соглашусь. Я знаю, что это не так.
— Но ведь я точно так же могу ответить вам. Судя по вашей истории, эльфы во многом использовали вас. Вы сражались за них. То есть они достигали своей цели вашими руками. Вспомните хотя бы первую Войну Кольца — у вас это, кажется, так называется?
— Я не считаю дурным прийти на помощь союзнику.
— Так почему же вы считаете дурным помощь Саурианны нам?
Мы стояли на опасной грани. Похоже, Айанна понял это не хуже меня. Он поднял руку ладонью вверх.
— Мир. Меня не волнуют древние распри богов. Мы люди, и сейчас наше время. Я живу так, как я живу, и верю в то, во что верю. То же и с вами. Главное, чтобы мы не причиняли зла друг другу. Думаю, люди способны друг друга понять. Особенно когда боги не мешают.
Я согласно кивнул.
— А чтобы закончить наш разговор насчет Саурианны, я скажу, что он был очень мудр. Он не запрашивал цены, которую мы не могли бы заплатить. Да, наши войска пришли ему на помощь, когда он призвал. И он помогал нам. Но, — Айанна поднял палец, — мы никогда не полагались только на него. Иначе мы могли просто сидеть, сложив руки и оставив ему битвы. Нет. Мы сами делали, что могли. И именно потому мы выжили тогда, когда он ушел от нас. Что бы вы ни говорили о нем — он принес нам благо, и мы будем его почитать и возносить ему благодарственные моления. Это наша история. Мы можем ненавидеть эльфов, но разве это заставит вас не почитать их?
— Получается, вам принес благо и Саурон, и мы? Да?
— Получается, так, — рассмеялся жрец.
— Хорошо. Но все же я тогда не понимаю, в чем суть вашей веры.
— Ну, в чем. У нас много богов, главное божество — Солнце, коему мы и поклоняемся. Но я думаю, — лукаво прищурился он, — что все это лики одного божества. Знаете, мудрые люди у нас считают, что божество является людям в том виде, в котором они способны понять его. А так он един. По этому поводу у нас в Керанане такие битвы идут, — рассмеялся он. — Так что вера, в сущности, заключается в одном — твори добро во имя своего божества. Но это мое личное мнение. Я — добропорядочный служитель керананского храма Солнца Айанна антар, — хмыкнул он. — И священник нашего посольства. Не желаете еще вина?
Он позвонил в маленький медный гонг, и молчаливый слуга, мгновенно появившийся словно из-под земли, принес нам вина и замечательных фруктов, вываренных в меду.
— Наше лакомство. Угощайтесь.
Он налил вина в тонкие стеклянные чаши и некоторое время сидел, подняв свою чашу к свече и любуясь глубоким рубиновым цветом. А затем произнес несколько звучных строк короткого стихотворения. И я чуть не уронил свою чашу. Он говорил на ах'энн. Наверное, выражение моего лица испугало его. Он поставил свою чашу и с тревогой спросил:
— Что с вами? Я что-то не так сделал? Простите, я не слишком искушен в ваших обычаях…
— Нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182