в ушах звенело, и звон этот становился все громче, перед глазами плыли алые и раскаленно-черные круги…
И когда нестерпимый, отдающийся во всем теле звон заполнил все его существо — он закричал, не слыша собственного крика, вцепившись жесткими пальцами в горло…
И рухнул в беспамятство.
Он не знал, сколько прошло дней, прежде чем он очнулся. Но когда снова увидел над собой голубое безмятежное небо, в душе его вдруг поднялся гнев. Гнев на Учителя. Девятеро. Те девять — им, как и прочими, пожертвовали ради этих девяти. Учитель пожертвовал им, а он так почитал его… Разве не благодаря его, Соото, изобретательности и отваге они продержались так долго? «Учитель, ты избрал не тех… Я должен был стать хранителем… Учитель, ну почему ты не избрал меня?.. Будь ты проклят… Ты погубил нас. Ты».
А ведь он прав. Именно так…
И тогда принесена была несокрушимая железная цепь, искусная работа великого Ауле. Могущественное заклятие лежало на ней, и была она так тяжела, что даже Тулкас, сильнейший среди Валар, с трудом мог поднять ее. И имя цепи было — Ангайнор, «Огненное Железо».
И Ауле-кузнец раскалил на огне железные браслеты и навечно замкнул их на запястьях Мелькора. Тот рванулся, едва сдержав крик; но Тулкас и Оромэ держали крепко. С того часа боль не угасала. Такова была сила заклятья Валар и воли Единого.
Да простит меня Единый, но я по долгу службы знаю, как заковывают в кандалы. Никоим образом их не раскаляют. Их заклепывают вхолодную. Тот, кто это писал, явно не был знаком с этим неприятным делом. И никогда не видел настоящего боя. Там не до красивых сцен, и в общей свалке последних слов умирающего не услышат. Сейчас, хвала Валар, война свелась к пограничным стычкам — бывают, правда, и значительные драки. Помню, как наш командир раз пытался нас созвать, когда трубача убили, так при всей мощи своей луженой глотки переорать шум той не самой большой в истории схватки не мог. Короче, это красивая легенда. Да, война была. Но вряд ли кому было дело до убиения одного-единственного человека. Бой — это беспорядочная, отвратительная, грязная и суматошная штука, и лишь потом хронисты разбирают все по косточкам и стараются найти в этом систему. А поэты пишут красивые истории, в которых смерть отдельных людей становится средоточием битвы, хотя на самом-то деле вряд ли кто это вообще заметит. И увидит, чтобы описать потом…
Ему завязали глаза. Он не понимал зачем; и приписал это, не без оснований, тому, что они страшились его взгляда, да и хотелось им еще более унизить мятежника. Но истинную причину понял Мелькор гораздо позже. И так заставили его идти в гавань, где уже ждали их корабли Валинора, и шел он прямо и твердо, хотя боль не утихала, а оковы, словно становясь тяжелее с каждым шагом, гнули его к земле. И в душе своей поклялся Мелькор, что ни стонов его, ни мольбы о пощаде не услышат Валар, что никакие муки не заставят его унизиться перед ними и никакие угрозы и оскорбления ни слова не вырвут у него. Кусая губы в кровь, повторял он эту клятву, валяясь, беспомощный и скованный, на досках трюма. И с великим торжеством Валар доставили пленника в Благословенную Землю Бессмертных.
…Тишина царила на туманном корабле, уносившем пленников в Валинор. Казалось, на море стоит мертвый штиль — даже плеска волн не было слышно.
— Вот и сыграли мы свадьбу, — печально проговорила Иэрне. Мастер молча обнял ее. — Может, все еще будет хорошо? Она сказала — мы не тронем пленных… Она дала слово… Они же не смогут… Ведь правда? — Иэрне умоляюще посмотрела на Мастера, и тот вымученно улыбнулся. Кто-то подошел и опустился на пол рядом с ними. Къертир-Книжник.
— Иэрне, ты не печалься. Что бы ни случилось — мы свободны. Мы же — файар…
— И все-таки я хотела бы еще пожить.
— Я тоже…
Повисло тяжелое молчание. Внезапно Книжник поднялся; глаза его сияли.
— Так ведь вы же должны были пожениться… Эй, все сюда!
Остальные окружили их, не понимая, что происходит.
И тогда Къертир, подняв руки вверх, произнес:
— Дэн Арта а гэлли-Эа — перед Артой и звездами Эа, нэпе тээйа аилэй а къонэйри — отныне и навеки вы супруги, идущие одним путем… айэрээни тэл-айа, крыла одной птицы… ай'алви тэ'алда — две ветви одного ствола…
И тогда вдруг навзрыд расплакалась Айлэмэ — почти совсем девочка: только сейчас она поняла, что все кончено, что никогда у нее не будет ничего — даже такой свадьбы. И Къертир подошел к ней и отвел ее руки от заплаканного лица. Он негромко заговорил:
— Зачем ты плачешь? Ты — стройнее тростника, ты гибка, как лоза; глаза твои — утренние звезды, улыбка твоя яснее весеннего солнца. Твое сердце тверже базальта и звонче меди. Волосы твои — светлый лен. Ты прекрасна, и я люблю тебя. Зачем же ты плачешь? Остальное — ерунда. Я люблю тебя и беру тебя в жены — перед всеми. Не плачь…
Девушка покачала головой.
— Разве я когда-нибудь лгал? И теперь я говорю правду. Верь мне, пожалуйста. Веришь, да?
Она посмотрела на него. Глаза ее — понимали все. Она кивнула.
— Ты не лжешь…
— Конечно, — солгал он впервые в жизни.
Сочиняю не хуже Сказителя… Вот она и кончилась, моя первая и последняя сказка.
…И Валар призвали Квэнди в Валинор, дабы собрать их у ног Могучих во свете благословенных Дерев и дабы пребывали они там во веки веков. И Мандос, который молчал до той поры, изрек: «Так предрешено». Однако поначалу не пожелали эльфы откликнуться на призыв, ибо до той поры они видели Валар лишь во гневе, выступивших на войну; и души их полнились страхом. Тогда снова был послан к ним Оромэ, и избрал он трех посланников среди них; и доставил он их в Валмар. То были Ингве, Финве и Элве, что стали после королями Трех Родов Элдар; и преисполнились они благоговения, узрев Валар во славе и величии их, и восторгом наполнило их великолепие Деревьев, и свет их…
— Ныне узрели вы Благословенную Землю, славу и величие ее, красоту и свет ее. Что скажете вы, Дети Единого Творца?
— О Великий, — нарушил молчание Ингве, опустив ресницы, — слова меркнут, ибо бессильны выразить то, что чувствуем мы в сердцах своих…
— Не называй меня великим; ибо я не более чем посланник Могучих Арды, лишь прах у ног Валар и тень тени их. Но вы избраны не затем лишь, чтобы видеть Аман и говорить о нем с вашими народами: тень скорби омрачила покой Высоких, и должен я, ибо такова воля их, говорить с вами о Преступившем.
— Преступивший? Кто это? — растерянно спросил Элве.
— Узнайте же, что Преступивший суть тот, кто нарушил и исказил Великий Замысел; что желает он уничтожить красу мира, обратить в пепел сады и в пустыню долины, иссушить реки и всепоглощающее пламя выпустить на волю, дабы в хаос был повержен мир и дабы вечная Тьма поглотила Свет…
Элве вздрогнул, отступив на шаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182
И когда нестерпимый, отдающийся во всем теле звон заполнил все его существо — он закричал, не слыша собственного крика, вцепившись жесткими пальцами в горло…
И рухнул в беспамятство.
Он не знал, сколько прошло дней, прежде чем он очнулся. Но когда снова увидел над собой голубое безмятежное небо, в душе его вдруг поднялся гнев. Гнев на Учителя. Девятеро. Те девять — им, как и прочими, пожертвовали ради этих девяти. Учитель пожертвовал им, а он так почитал его… Разве не благодаря его, Соото, изобретательности и отваге они продержались так долго? «Учитель, ты избрал не тех… Я должен был стать хранителем… Учитель, ну почему ты не избрал меня?.. Будь ты проклят… Ты погубил нас. Ты».
А ведь он прав. Именно так…
И тогда принесена была несокрушимая железная цепь, искусная работа великого Ауле. Могущественное заклятие лежало на ней, и была она так тяжела, что даже Тулкас, сильнейший среди Валар, с трудом мог поднять ее. И имя цепи было — Ангайнор, «Огненное Железо».
И Ауле-кузнец раскалил на огне железные браслеты и навечно замкнул их на запястьях Мелькора. Тот рванулся, едва сдержав крик; но Тулкас и Оромэ держали крепко. С того часа боль не угасала. Такова была сила заклятья Валар и воли Единого.
Да простит меня Единый, но я по долгу службы знаю, как заковывают в кандалы. Никоим образом их не раскаляют. Их заклепывают вхолодную. Тот, кто это писал, явно не был знаком с этим неприятным делом. И никогда не видел настоящего боя. Там не до красивых сцен, и в общей свалке последних слов умирающего не услышат. Сейчас, хвала Валар, война свелась к пограничным стычкам — бывают, правда, и значительные драки. Помню, как наш командир раз пытался нас созвать, когда трубача убили, так при всей мощи своей луженой глотки переорать шум той не самой большой в истории схватки не мог. Короче, это красивая легенда. Да, война была. Но вряд ли кому было дело до убиения одного-единственного человека. Бой — это беспорядочная, отвратительная, грязная и суматошная штука, и лишь потом хронисты разбирают все по косточкам и стараются найти в этом систему. А поэты пишут красивые истории, в которых смерть отдельных людей становится средоточием битвы, хотя на самом-то деле вряд ли кто это вообще заметит. И увидит, чтобы описать потом…
Ему завязали глаза. Он не понимал зачем; и приписал это, не без оснований, тому, что они страшились его взгляда, да и хотелось им еще более унизить мятежника. Но истинную причину понял Мелькор гораздо позже. И так заставили его идти в гавань, где уже ждали их корабли Валинора, и шел он прямо и твердо, хотя боль не утихала, а оковы, словно становясь тяжелее с каждым шагом, гнули его к земле. И в душе своей поклялся Мелькор, что ни стонов его, ни мольбы о пощаде не услышат Валар, что никакие муки не заставят его унизиться перед ними и никакие угрозы и оскорбления ни слова не вырвут у него. Кусая губы в кровь, повторял он эту клятву, валяясь, беспомощный и скованный, на досках трюма. И с великим торжеством Валар доставили пленника в Благословенную Землю Бессмертных.
…Тишина царила на туманном корабле, уносившем пленников в Валинор. Казалось, на море стоит мертвый штиль — даже плеска волн не было слышно.
— Вот и сыграли мы свадьбу, — печально проговорила Иэрне. Мастер молча обнял ее. — Может, все еще будет хорошо? Она сказала — мы не тронем пленных… Она дала слово… Они же не смогут… Ведь правда? — Иэрне умоляюще посмотрела на Мастера, и тот вымученно улыбнулся. Кто-то подошел и опустился на пол рядом с ними. Къертир-Книжник.
— Иэрне, ты не печалься. Что бы ни случилось — мы свободны. Мы же — файар…
— И все-таки я хотела бы еще пожить.
— Я тоже…
Повисло тяжелое молчание. Внезапно Книжник поднялся; глаза его сияли.
— Так ведь вы же должны были пожениться… Эй, все сюда!
Остальные окружили их, не понимая, что происходит.
И тогда Къертир, подняв руки вверх, произнес:
— Дэн Арта а гэлли-Эа — перед Артой и звездами Эа, нэпе тээйа аилэй а къонэйри — отныне и навеки вы супруги, идущие одним путем… айэрээни тэл-айа, крыла одной птицы… ай'алви тэ'алда — две ветви одного ствола…
И тогда вдруг навзрыд расплакалась Айлэмэ — почти совсем девочка: только сейчас она поняла, что все кончено, что никогда у нее не будет ничего — даже такой свадьбы. И Къертир подошел к ней и отвел ее руки от заплаканного лица. Он негромко заговорил:
— Зачем ты плачешь? Ты — стройнее тростника, ты гибка, как лоза; глаза твои — утренние звезды, улыбка твоя яснее весеннего солнца. Твое сердце тверже базальта и звонче меди. Волосы твои — светлый лен. Ты прекрасна, и я люблю тебя. Зачем же ты плачешь? Остальное — ерунда. Я люблю тебя и беру тебя в жены — перед всеми. Не плачь…
Девушка покачала головой.
— Разве я когда-нибудь лгал? И теперь я говорю правду. Верь мне, пожалуйста. Веришь, да?
Она посмотрела на него. Глаза ее — понимали все. Она кивнула.
— Ты не лжешь…
— Конечно, — солгал он впервые в жизни.
Сочиняю не хуже Сказителя… Вот она и кончилась, моя первая и последняя сказка.
…И Валар призвали Квэнди в Валинор, дабы собрать их у ног Могучих во свете благословенных Дерев и дабы пребывали они там во веки веков. И Мандос, который молчал до той поры, изрек: «Так предрешено». Однако поначалу не пожелали эльфы откликнуться на призыв, ибо до той поры они видели Валар лишь во гневе, выступивших на войну; и души их полнились страхом. Тогда снова был послан к ним Оромэ, и избрал он трех посланников среди них; и доставил он их в Валмар. То были Ингве, Финве и Элве, что стали после королями Трех Родов Элдар; и преисполнились они благоговения, узрев Валар во славе и величии их, и восторгом наполнило их великолепие Деревьев, и свет их…
— Ныне узрели вы Благословенную Землю, славу и величие ее, красоту и свет ее. Что скажете вы, Дети Единого Творца?
— О Великий, — нарушил молчание Ингве, опустив ресницы, — слова меркнут, ибо бессильны выразить то, что чувствуем мы в сердцах своих…
— Не называй меня великим; ибо я не более чем посланник Могучих Арды, лишь прах у ног Валар и тень тени их. Но вы избраны не затем лишь, чтобы видеть Аман и говорить о нем с вашими народами: тень скорби омрачила покой Высоких, и должен я, ибо такова воля их, говорить с вами о Преступившем.
— Преступивший? Кто это? — растерянно спросил Элве.
— Узнайте же, что Преступивший суть тот, кто нарушил и исказил Великий Замысел; что желает он уничтожить красу мира, обратить в пепел сады и в пустыню долины, иссушить реки и всепоглощающее пламя выпустить на волю, дабы в хаос был повержен мир и дабы вечная Тьма поглотила Свет…
Элве вздрогнул, отступив на шаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182