Мне жаль их.
А эта повесть и вправду похожа на грустную сказку. Правда, в основе каждой сказки лежит истина, хотя и обрастает она потом вымыслом, как дно заброшенного корабля — ракушками. Хорошо. Что-то начинает проясняться. Если я пойму мысли этих Эллери, я смогу понять и все остальное.
И откуда все же эта Книга? Кто собрал все эти листки воедино, разложил их по времени событий… Борондир? Кто-то другой? Откуда она сюда попала? Зачем? Когда?
Похоже, кто-то пытался сделать свод сказаний. Но они такие пестрые, что Книга напоминает плохо сшитое лоскутное одеяло. Тут необходим толкователь. А это может быть только в том случае, если черные верования — не просто верования, а хорошо проработанное учение. А если так, то должны быть и учителя, не просто проповедники, как мой Борондир…. Где? Кто?
На эти вопросы я пока не находил ответа. Борондира спрашивать не стану. Я постараюсь поначалу разобраться сам. Не люблю истин на блюдечке.
Тут было еще много небольших повествований о жизни этого народа, Эллери Ахэ. Часть была написана на синдарине, часть на ах'энн. Рассказы о повседневной жизни, о разговорах с Учителем, о веселых забавах, обо всем. Как будто кто-то с тоской утраты вспоминал мельчайшие подробности прошлого, нарочно растравляя рану. Какой-то надрыв во всем, какая-то чрезмерность — и в описаниях, и в чувствах…
В этом есть какая-то неестественная привлекательность. Та же самая, которая собирает толпы во время публичных казней или человеческих жертвоприношений в дальнем Хараде — люди жалеют жертву, поскольку она страдает, но, если казнь будет отменена, люди будут разочарованы, поскольку лишатся будоражащего душу зрелища.
Все это как перетянутая струна. И звучит фальшиво, и в любой миг может лопнуть.
Вообще все это чрезвычайно любопытно и странно — ведь Мелькор делает то же самое, что и Валар. Те уводят эльфов в Валинор, чтобы укрыть их от мира, — так же поступает и Мелькор. Создает себе избранный народ, уводит их в некую землю, где учит их так, как считает нужным. Кто более прав?
Если в Валиноре эльфы могут не слишком заботиться о хлебе насущном — хотя откуда нам это знать? — то здесь, в Эндорэ, этот хлеб достается весьма тяжким трудом. В Эндорэ земля не течет млеком и медом. А здесь они живут без забот — или Мелькор сделал так, что земля давала им все? И как же они могли тогда выжить сами по себе?
Эльдар ушли из Валинора против воли Валар. Им никто не помогал. Никто не указывал им Путь и не подносил знания на блюдечке. Их никто не опекал — но они выжили, несмотря на то, что остались одни против всего мира.
А что стало с этими?
И как же Борондир? Так и будет сидеть и мучиться неизвестностью, пока я корплю над Книгой? Нужно отвлечь его каким-то занятием… Или дать все же ему возможность продолжать переложение Книги на современный всеобщий?
Нет, есть кое-что более полезное… Пускай-ка сделает мне полный словарь ах'энн, с основами языка, с правилами построения фразы, с историей языка, если сможет. И дело полезное — для меня, и скучать не будет. Надо еще приказать, чтобы беднягу почаще гулять выводили и передавали мне все его просьбы. Вообще, надо ему устроить кое-какие послабления. Нравится он мне чем-то. Не знаю чем — но нравится.
ГЛАВА 7
Месяц нинуи, день 6-й
Приходится заниматься не только Книгой, других дел тоже хватает. Снова заговорили о харадском посольстве. Похоже, все же сие событие состоится. Что означает очередные немалые хлопоты для Тайной Стражи.
Одно хорошо — я изрядно продвинулся в изучении ах'энн и читать теперь могу и без помощи Борондира. Он составил неплохой глоссарий, что весьма помогает в прочтении многих текстов. Язык чрезвычайно символичен, и, видимо, подобная символика была весьма в ходу даже в обыденной жизни. Это затрудняет прочтение, но я все же справляюсь.
Вчера я передал Хамдиру свои выписки, сделанные для него. Не помню, чтобы Хамдир хоть когда улыбался, — вид у него вечно мрачный и кислый. Как будто этот человек давно уже разуверился в том, что в жизни есть вообще что-нибудь хорошее и что стоит этого хорошего ожидать. Он всегда готовился к худшему. От него я и выяснил, как попал к нам Борондир. Когда я упомянул о нем, Хамдир мгновенно сменил унылый вид усталого сторожевого пса на свирепый охотничий оскал и зарычал — в переносном смысле.
— Этот? — Ноздри его раздувались. — Уж он мне попортил крови, мерзавец! Я его спрашиваю: «Как ваше имя?», а он мне в ответ выдает: «Ежели считать имя обозначением определенной личности, то мое имя вас занимать не должно, поскольку вам любопытна не моя личность, а деяния, оной личностью совершенные, потому я делаю вывод, что вам мое имя знать не обязательно, поскольку полезных вам сведений оное не содержит». Это вместо простого «не скажу» или «пошел ты»! И так все время. А что? — Он посмотрел на меня с затаенной надеждой, что мне тоже досталось.
Я пожал плечами.
— Да ничего, столковались. А почему он вообще оказался у нас? Или это тайна?
— Да какая тайна… Любят у нас из всего делать тайны. И между прочим, от тебя тайн у меня нет. Почти.
Это было с его стороны великим доверием. Я оценил.
— Короче, такое имечко, как Топырь, тебе что-нибудь говорит?
— О!
Замешанный чуть ли не в сотне преступлений, подозреваемый в контрабанде, шпионаже, участии в заговоре с целью покушения на особу государя, связанный с Харадом и умбар-скими заговорщиками неуловимый Топырь! И мой Борондир с ним связан?
— Твой мудрила пару раз попадался нам на глаза в связи с Топырем. Сам знаешь, мы следили за всеми домами, которые хотя бы раз, хотя бы случайно посещал этот Топырь, за каждым человеком, который хотя бы раз с ним встречался. И твой подопечный был одним из них. Как я понимаю, тут встреча была совершенно случайной и совсем не по тем делам, за которые мы точим на Топыря зубы, но все равно. Короче, мы ждали появления Топыря. Вот в этом самом доме — у твоего мудрилы — мы его и взяли. Твой так и не понял, за кем пришли, кстати. Дрался отчаянно. Мы, конечно, прошарили весь дом и забрали две подозрительные книжки — в одной слишком много было не на нашем языке, другая была какая-то странная. Ну я допрашивал его. Мне всего-то нужно было выяснить, что он знал о Топыре. Но это тип возомнил себя невинной жертвой и начал, и начал! Я быстро понял, что тут пусто — ну случайно они пересеклись. Извини, но я обрадовался, когда наш медведь передал его тебе. А что, он тебя не довел еще до бешенства? Ни разу?
— Ну, как сказать. Похоже, мы оба в этом преуспели.
Хамдир посмотрел на меня уважительно.
Я вернулся к себе и наконец снова занялся чтением. Снова эти шелковистые листы. Тот, кто писал этот отрывок, сделал наверху небольшую пометку:
«Это повесть об Ученике и Учителе, написанная мною, Веллем Видящим, со слов Гортхауэра, Повелителя Воинов, но без его позволения на то, ибо рассказ был слишком сокровенен и тяжка была для него сия повесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182