Больше всего он боялся пропустить свою «дичь», ошибиться и подстрелить не то. Какого-нибудь тетерева или филина. Колдун сказал: «Не ошибешься. Издали почуешь, как повеет ледяной тропой!» Но так ли это? Колдун, конечно, может такое чувствовать, да ведь он-то, Вуул, не колдун, простой охотник!
Но Колдун не ошибся! Еще до того, как Вуул увидел черную тень , оттуда дохнуло таким… ледяная ненависть, издающая неописуемый смрад, – вот что это было! На какое-то мгновение он был почти уверен, что ни за что не сможет вскинуть лук с уже наложенным на тетиву коротким дротиком . И в этот самый момент взревели лашии , перекрывая своим ревом боевой клич сыновей Мамонта. Вуул вдруг ощутил всем сердцем: от него одного зависит исход этого боя!
И когда появился ОН – огромный, неслышный, скользящий, более черный, чем сама Тьма, – рука, сжимающая лук, будто сама взвилась вверх, и навстречу Врагу ушел первый короткий дротик , заговоренный Колдуном, с наконечником, смазанным сухой кровью Рода, с древком, перевитым стеблем чеснока… Казалось, черная тень дрогнула в воздухе!
Не обращая внимания на боль в левой руке от удара тетивы и от чиркнувшего по запястью древка (Вуул для меткости стрелял без рукавицы), он выхватил из колчана и мгновенно наложил на тетиву новый… новую стрелу, – и она ушла вслед за первой… И третья!
Он не знал, попали ли в цель все три стрелы , но по ушам – да нет, по всему его существу! – внезапно ударил какой-то странный крик, неслышимый, но исполненный неистовой злобы… И БОЛИ! Черная тень косо ушла в сторону, назад за деревья и вниз… Отпустило! Вуул больше не чувствовал того, что предшествовало прилету Врага!
Арго вел свой отряд: в правой руке копье, в левой факел.
– Хай-я-я-я-я!
Впереди в отблесках занимающегося пожара метались и падали тени. Но вот большая часть лашии устремилась навстречу…
– Хай-я-я-я-я!
Встречный рев. И удар холода – по сердцу!
(Так! Крепче копье, готовь факел! Сейчас… Сейчас…)
– Хай-я-я-я-я!
Прямо на вождя с рыком бежит огромный лашии. В лапе зажат кусок оленьей ноги… Не дожрал…
ПОЛУЧАЙ!
Факелом в морду, прямо в глаза – и страшные лапы отпрянули, и вой! Теперь – копье в брюхо, рывком назад – кишки, воняет шерсть, дубина Гора крушит череп…
– Эй-х-ха!!
Началось!
Лашии отпрянули от леса, оставив на снегу несколько мертвых и раненых. Из пущенных им вслед дротиков лишь два достигли цели: зарылась в снег самка, подкошенная ударом под левую лопатку, завертелся на месте почти взрослый детеныш, визжа и пытаясь вырвать из плеча засевший дротик.
А впереди – уже смешались люди и лашии … Так их! Факелами!
– Дрого! Дрого! – приплясывая от нетерпения, умолял Морт.
– Погоди! Еще раз – в тех, задних!
Толчок – и рука с осиротевшей металкой падает к колену. Этот бросок был удачнее: лишь один из шести дротиков, не найдя цели, ткнулся в снег.
– Ну, ВПЕРЕД!
– Хай-я-я-я-я!
Новые воины подоспели, когда бой был в разгаре. Люди теснили лашии , но те дрались остервенело. Дрого на ходу заколол того, с дротиком в плече. Рядом на некстати споткнувшегося охотника насел лашии и легко, одним движением переломил ему шею.
– Хай-я-я-я-я! За Ойми!
Удар тяжелого бивневого копья, пришедшийся прямо в ухо, насквозь прошил череп. Кровь брызнула не только из ушей, но даже из глаз.
– Хай-я-я-я-я!
Дальше все пошло какими-то отдельными пятнами. Вот он бок о бок с Анго, тот с силой всаживает копье в рыжее брюхо и застывает, старается удержать нависающую над ним тушу, уклониться от тянущихся лап…
– Назад! – кричит Дрого прямо в лицо брата, в огромные, ничего не видящие глаза, – и едва не гибнет сам! Другой лашии уже совсем рядом, так что копьем ничего не сделать, а взяться за кинжал не успеть, и сейчас ему самому вырвут горло…
– Эй-х-ха!!
Дубинка Гора с размаху врезается прямо в оскаленную морду, и никакой морды уже нет, бесформенное месиво, а Дрого прямо в лицо брызжет кровь и зубное крошево…
А вот волосатые лапы рвут чье-то лицо (Корт?), и глаз уже нет, Анго бьет копьем, но копье насквозь прошивает обоих, и Анго кричит в отчаянии, а Корт хочет сказать, что это ничего, зачем жить без глаз, и быть может, говорит…
Лицо отца. Страшное, улыбающееся.
Гор. Дубина крушит очередной череп, и сам он, безумный, всклокоченный, залитый кровью и потом, забрызганный комками мозга, похож на лашии …
И еще запомнилось: край обрыва, лашии вцепился одной рукой в корень и всхлипывает совсем по-человечески, а он бьет, бьет копьем и никак не может сбить его вниз…
Казалось, бой кончился внезапно, неожиданно: только что кололи, рвали, орали, визжали – и вот, нечего отбивать, не на кого направлять копье; он один на обледенелом краю, и подрагивает стиснувшая древко рука, и ветер студит лицо, а в небе – огромные звезды…
– Кажись, все?
Это Гор. В голосе не радость, удивление. Охотники приходят в себя, оглядываются по сторонам.
– Ну, идем! Чтобы никто не сбежал.
Разгромленное становище лашии освещено сполохами все еще горящего кустарника. Горит одна из куч хвороста в центре, – видимо, в нее во время боя попал факел… или забился опаленный огнем лашии. Приближаются еще факелы. Это метальщики.
Нет, еще не все кончено!
Они шли двумя полукругами, смыкаясь от краев к центру. Останавливались, осматривали тела. Время от времени то один, то другой наносил удар. Иногда удару предшествовала короткая возня, рычание или визг.
Анго, шедший рядом с Дрого, внимательно вглядывался в каждое поверженное тело, словно кого-то искал.
Быть может, тем, кто спрятался под одной из куч веток, и удалось бы какое-то время остаться незамеченными, а то и скрыться в чаще, в спасительной темноте, но завизжал детеныш. Завизжал в предсмертном ужасе. Когда копьями разбросали ветки, глазам мужчин предстали сбившиеся в тесную кучу три самки-лашии и четыре детеныша. Совсем маленькие. Волосатые. Они не пытались бежать или сопротивляться. Только кричали.
Охотники знали, что нужно делать, и все же невольно замешкались.
Вдруг Арго выхватил факел из руки метальщика и осветил какой-то предмет, выкатившийся к его ногам, когда орудовали копьями.
– Смотрите!
Полуобглоданная голова Ойми с единственным уцелевшим глазом, мертво блеснувшим в факельном свете.
Предсмертный визг самок и детенышей взлетел и оборвался под ударами копий и дубинок.
– Все ветви, все, что горит, – в одну кучу! – командовал Арго. – Смотрите, может еще кто-то прячется. Поопаснее… Туда же – трупы лашии и зажечь! Огонь все очистит.
– Анго, – обратился он к своему новому сыну, – вспоминай: все ли здесь?
Анго хотел что-то сказать, но лишь молча кивнул в ответ. Как и все воины, он был забрызган кровью. Не только чужой, своей: левый рукав оторван в схватке, рука прокушена до кости… Теперь он был воистину сын Мамонта!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
Но Колдун не ошибся! Еще до того, как Вуул увидел черную тень , оттуда дохнуло таким… ледяная ненависть, издающая неописуемый смрад, – вот что это было! На какое-то мгновение он был почти уверен, что ни за что не сможет вскинуть лук с уже наложенным на тетиву коротким дротиком . И в этот самый момент взревели лашии , перекрывая своим ревом боевой клич сыновей Мамонта. Вуул вдруг ощутил всем сердцем: от него одного зависит исход этого боя!
И когда появился ОН – огромный, неслышный, скользящий, более черный, чем сама Тьма, – рука, сжимающая лук, будто сама взвилась вверх, и навстречу Врагу ушел первый короткий дротик , заговоренный Колдуном, с наконечником, смазанным сухой кровью Рода, с древком, перевитым стеблем чеснока… Казалось, черная тень дрогнула в воздухе!
Не обращая внимания на боль в левой руке от удара тетивы и от чиркнувшего по запястью древка (Вуул для меткости стрелял без рукавицы), он выхватил из колчана и мгновенно наложил на тетиву новый… новую стрелу, – и она ушла вслед за первой… И третья!
Он не знал, попали ли в цель все три стрелы , но по ушам – да нет, по всему его существу! – внезапно ударил какой-то странный крик, неслышимый, но исполненный неистовой злобы… И БОЛИ! Черная тень косо ушла в сторону, назад за деревья и вниз… Отпустило! Вуул больше не чувствовал того, что предшествовало прилету Врага!
Арго вел свой отряд: в правой руке копье, в левой факел.
– Хай-я-я-я-я!
Впереди в отблесках занимающегося пожара метались и падали тени. Но вот большая часть лашии устремилась навстречу…
– Хай-я-я-я-я!
Встречный рев. И удар холода – по сердцу!
(Так! Крепче копье, готовь факел! Сейчас… Сейчас…)
– Хай-я-я-я-я!
Прямо на вождя с рыком бежит огромный лашии. В лапе зажат кусок оленьей ноги… Не дожрал…
ПОЛУЧАЙ!
Факелом в морду, прямо в глаза – и страшные лапы отпрянули, и вой! Теперь – копье в брюхо, рывком назад – кишки, воняет шерсть, дубина Гора крушит череп…
– Эй-х-ха!!
Началось!
Лашии отпрянули от леса, оставив на снегу несколько мертвых и раненых. Из пущенных им вслед дротиков лишь два достигли цели: зарылась в снег самка, подкошенная ударом под левую лопатку, завертелся на месте почти взрослый детеныш, визжа и пытаясь вырвать из плеча засевший дротик.
А впереди – уже смешались люди и лашии … Так их! Факелами!
– Дрого! Дрого! – приплясывая от нетерпения, умолял Морт.
– Погоди! Еще раз – в тех, задних!
Толчок – и рука с осиротевшей металкой падает к колену. Этот бросок был удачнее: лишь один из шести дротиков, не найдя цели, ткнулся в снег.
– Ну, ВПЕРЕД!
– Хай-я-я-я-я!
Новые воины подоспели, когда бой был в разгаре. Люди теснили лашии , но те дрались остервенело. Дрого на ходу заколол того, с дротиком в плече. Рядом на некстати споткнувшегося охотника насел лашии и легко, одним движением переломил ему шею.
– Хай-я-я-я-я! За Ойми!
Удар тяжелого бивневого копья, пришедшийся прямо в ухо, насквозь прошил череп. Кровь брызнула не только из ушей, но даже из глаз.
– Хай-я-я-я-я!
Дальше все пошло какими-то отдельными пятнами. Вот он бок о бок с Анго, тот с силой всаживает копье в рыжее брюхо и застывает, старается удержать нависающую над ним тушу, уклониться от тянущихся лап…
– Назад! – кричит Дрого прямо в лицо брата, в огромные, ничего не видящие глаза, – и едва не гибнет сам! Другой лашии уже совсем рядом, так что копьем ничего не сделать, а взяться за кинжал не успеть, и сейчас ему самому вырвут горло…
– Эй-х-ха!!
Дубинка Гора с размаху врезается прямо в оскаленную морду, и никакой морды уже нет, бесформенное месиво, а Дрого прямо в лицо брызжет кровь и зубное крошево…
А вот волосатые лапы рвут чье-то лицо (Корт?), и глаз уже нет, Анго бьет копьем, но копье насквозь прошивает обоих, и Анго кричит в отчаянии, а Корт хочет сказать, что это ничего, зачем жить без глаз, и быть может, говорит…
Лицо отца. Страшное, улыбающееся.
Гор. Дубина крушит очередной череп, и сам он, безумный, всклокоченный, залитый кровью и потом, забрызганный комками мозга, похож на лашии …
И еще запомнилось: край обрыва, лашии вцепился одной рукой в корень и всхлипывает совсем по-человечески, а он бьет, бьет копьем и никак не может сбить его вниз…
Казалось, бой кончился внезапно, неожиданно: только что кололи, рвали, орали, визжали – и вот, нечего отбивать, не на кого направлять копье; он один на обледенелом краю, и подрагивает стиснувшая древко рука, и ветер студит лицо, а в небе – огромные звезды…
– Кажись, все?
Это Гор. В голосе не радость, удивление. Охотники приходят в себя, оглядываются по сторонам.
– Ну, идем! Чтобы никто не сбежал.
Разгромленное становище лашии освещено сполохами все еще горящего кустарника. Горит одна из куч хвороста в центре, – видимо, в нее во время боя попал факел… или забился опаленный огнем лашии. Приближаются еще факелы. Это метальщики.
Нет, еще не все кончено!
Они шли двумя полукругами, смыкаясь от краев к центру. Останавливались, осматривали тела. Время от времени то один, то другой наносил удар. Иногда удару предшествовала короткая возня, рычание или визг.
Анго, шедший рядом с Дрого, внимательно вглядывался в каждое поверженное тело, словно кого-то искал.
Быть может, тем, кто спрятался под одной из куч веток, и удалось бы какое-то время остаться незамеченными, а то и скрыться в чаще, в спасительной темноте, но завизжал детеныш. Завизжал в предсмертном ужасе. Когда копьями разбросали ветки, глазам мужчин предстали сбившиеся в тесную кучу три самки-лашии и четыре детеныша. Совсем маленькие. Волосатые. Они не пытались бежать или сопротивляться. Только кричали.
Охотники знали, что нужно делать, и все же невольно замешкались.
Вдруг Арго выхватил факел из руки метальщика и осветил какой-то предмет, выкатившийся к его ногам, когда орудовали копьями.
– Смотрите!
Полуобглоданная голова Ойми с единственным уцелевшим глазом, мертво блеснувшим в факельном свете.
Предсмертный визг самок и детенышей взлетел и оборвался под ударами копий и дубинок.
– Все ветви, все, что горит, – в одну кучу! – командовал Арго. – Смотрите, может еще кто-то прячется. Поопаснее… Туда же – трупы лашии и зажечь! Огонь все очистит.
– Анго, – обратился он к своему новому сыну, – вспоминай: все ли здесь?
Анго хотел что-то сказать, но лишь молча кивнул в ответ. Как и все воины, он был забрызган кровью. Не только чужой, своей: левый рукав оторван в схватке, рука прокушена до кости… Теперь он был воистину сын Мамонта!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172