Заметно состарившийся, словно и не ночь прошла, а годы, но не сломленный, более суровый, чем когда бы то ни было, Колдун опустился на землю у ног Арго.
– Пусть горевестник повторит свой рассказ – для всех!
– Нава, опозоренная Малом, тяжело больна. Нава попросила Ану, свою мать: «Пойди к Айрис! Позови Айрис!» И старая Ана пошла к жилищу Киику и Айрис. Она позвала Айрис, но никто не отозвался на ее зов. И тогда она вошла и увидела мертвый очаг. А на постели, – Анук сглотнул комок, подступивший к горлу, – на постели лежали рядом Киику и Айрис. Мертвые. Мал проник в их дом, убил Киику и осквернил Айрис, свою сестру! Она умерла. Гарт, вождь детей Серой Совы, зовет Арго, вождя детей Мамонта, Колдуна и тех сыновей Мамонта, кто будет послан в погоню.
Арго показал всем когти тигрольва на порванном ремешке:
– Это Киику сорвал с шеи своего убийцы. Мал! Я последний раз произношу твое имя; отныне оно – табу! А у тебя больше нет ни Рода, ни тотема, ни братьев и сестер, ни духов-покровителей, ни жилища, ни очага. Ты лишаешься всех своих имен: детского, явного и тайного! Отныне ты – никто!
Он передал когти Колдуну. Тот достал мешочки с листьями, колдовскими снадобьями и, запев проклинающий заговор, принялся их заворачивать в листья белены вместе с толчеными костями, сухим мышиным пометом и каким-то едким пахучим веществом.
Колдун пел:
– Ты лишаешься покровительства Великого Мамонта, Первопредков и наших духов. У тебя нет Рода, нет братьев и сестер, нет крова, нет очага, нет пристанища. У тебя больше нет имени; ты проклят навеки!
Я проклинаю тебя именем нашего Великого Родоначальника. Проклинаю твое сердце и печень, твой желудок, твои глаза и уши, твой язык, твои руки и ноги!
Лишенный имени, твое сердце – вместилище могильных червей, твой желудок набит мышиным пометом, твои уши заложены черной смолой, твои глаза залиты соком белены, твой язык пронзен иглами издохшего ежа! Твои ноги споткнутся о камень и корень, твои руки не удержат ни копья, ни металки!
Отлученный от Рода, наши деревья и кусты преградят тебе путь своими ветвями, наши травы оплетут твои ноги и выдадут твой след, наша земля станет для тебя трясиной, наша вода не поддержит твое проклятое тело и не утолит твоей жажды!
Наши храбрые охотники настигнут тебя – для справедливой кары!
Когти тигрольва были завернуты и убраны – до срока! Когда лишенный имени будет пойман и предстанет перед телами своих жертв, перед лицами своих бывших сородичей и друзей, – сверток, на который наложено проклятие, будет брошен в огонь вместе с одеждой, оружием и амулетами кровосмесителя и убийцы.
Царило глубокое молчание; прерывался даже плач. Такое проклятие еще ни разу не звучало ни в одном из стойбищ детей Мамонта и детей Серой Совы!
Арго приблизился к жилищу лишенного имени. Острие копья прочертило в воздухе сложный знак.
– Табу! До срока!
Теперь до тех пор, пока преступник не будет схвачен, ни один общинник не приблизится к проклятому дому. Потом он будет сожжен вместе со всем, что осталось внутри.
– Позовите Айю!
Толпа расступилась. Айя уже стояла у входа в свое жилище. Ее губы были плотно сжаты; глаза сухи. Она распустила волосы, но надела обычное платье и не нанесла на лицо траурную раскраску. Арго понял: его лебедушка верна ему и в горе. Как ее муж и вождь, она не облачится в траурные одежды до тех пор, пока их враг не будет взят и не понесет неизбежную кару! На сердце защемило от внезапного воспоминания: точно так же совсем недавно стояла у входа их Айрис!.. «Отец, еда готова!» Руки стиснули копье так, что побелели суставы. Казалось, их не разжать, не переломив древко!.. Ах, если бы он только мог, если бы имел право!..
Арго не мог сам преследовать преступника: вождь может выступить только против вождя – это закон! По обычаю, убийцу должны преследовать трое лучших охотников пострадавшей общины, причем одним из них должен быть ближайший родственник убитого. Сейчас пострадали две общины, – значит, за лишенным имени пойдут шесть охотников, по трое от каждого Рода. Серых Сов возглавит Анук – брат убитого Киику. А кто поведет сыновей Мамонта? Нагу, брат Айрис, еще не стал мужчиной и не может участвовать в погоне. Лишен такой возможности и Арго, ее отец. Значит, остается только одно: кто-то из детей Мамонта должен быть усыновлен Арго и Айей. Он-то и отберет двух других следопытов их Рода.
Арго обвел взглядом своих охотников и, трижды стукнув копьем оземь (Великий Мамонт! Сможет ли он разжать эти пальцы! ), заговорил:
– Сыновья Мамонта! Мужчины! Отважные охотники! Кто из вас готов стать моим сыном?
Вперед, не колеблясь, вышел рыжебородый Йом, молодой, но храбрый и опытный следопыт, неунывающий Йом, Йом-весельчак, любитель острого словца… Но сейчас его обычно добродушное лицо было мрачно, светло-голубые, почти прозрачные глаза смотрели твердо и решительно.
– Если великий вождь и хозяйка его очага сочтут Йома достойным чести стать их сыном, Йом готов! Йом лучше других знает повадки врага, называвшегося его другом! Лишенный имени будет выслежен и взят в срок!
Арго левой рукой стиснул плечо молодого охотника (не высок, но жилист и крепок! ) и, глядя в его ледяные глаза, тихо произнес одно только слово:
– Живым! – И затем подвел его к Айе: – Айя! Согласна ли ты, чтобы Йом, став нашим сыном , выследил и схватил лишенного имени?
Она молча кивнула в знак согласия.
Обряд усыновления длился недолго. Йом разделся, свернувшись калачиком, лег на землю, и Айя накрыла его подолом своей длинной рубахи – Йом как бы рождался вторично. Затем, приподняв голову «новорожденного», она обнажила левую грудь, и молодой охотник прикоснулся губами к сморщенному соску.
– Сын мой! – были первые слова, произнесенные Айей в это страшное утро.
– Моя мать!
Йом подошел к Арго. Тот уже положил копье (пальцы все-таки разжались!), снял рубаху и достал кремневый нож. Лезвие вспороло кожу под левым соском. Теплой струйкой потекла кровь. Йом молча слизнул ее и тем же ножом сделал на своей груди такой же надрез. Слизывая кровь своего приемного сына, Арго почувствовал, как учащенно бьется его сердце.
– Сын мой!
– Мой отец!
Через минуту они оба, отец и сын , уже одетые и при оружии, стояли в кругу общинников.
– Кого мой сын Йом возьмет с собой?
Охотник, видимо, уже все обдумал и сразу же назвал два имени. Арго одобрительно кивнул: знающие, не торопыги, не трусы.
– Пусть названные соберутся немедленно. Мы отправляемся к Серым Совам. Колдун пойдет с нами.
Арго посмотрел на горевестника. Тот молчал, но от нетерпения грыз ноготь. Анука можно понять, но времени потеряно немного: хотя небо уже начало голубеть, утренняя звезда еще печально взирала на подавленных горем людей.
Оставалось последнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
– Пусть горевестник повторит свой рассказ – для всех!
– Нава, опозоренная Малом, тяжело больна. Нава попросила Ану, свою мать: «Пойди к Айрис! Позови Айрис!» И старая Ана пошла к жилищу Киику и Айрис. Она позвала Айрис, но никто не отозвался на ее зов. И тогда она вошла и увидела мертвый очаг. А на постели, – Анук сглотнул комок, подступивший к горлу, – на постели лежали рядом Киику и Айрис. Мертвые. Мал проник в их дом, убил Киику и осквернил Айрис, свою сестру! Она умерла. Гарт, вождь детей Серой Совы, зовет Арго, вождя детей Мамонта, Колдуна и тех сыновей Мамонта, кто будет послан в погоню.
Арго показал всем когти тигрольва на порванном ремешке:
– Это Киику сорвал с шеи своего убийцы. Мал! Я последний раз произношу твое имя; отныне оно – табу! А у тебя больше нет ни Рода, ни тотема, ни братьев и сестер, ни духов-покровителей, ни жилища, ни очага. Ты лишаешься всех своих имен: детского, явного и тайного! Отныне ты – никто!
Он передал когти Колдуну. Тот достал мешочки с листьями, колдовскими снадобьями и, запев проклинающий заговор, принялся их заворачивать в листья белены вместе с толчеными костями, сухим мышиным пометом и каким-то едким пахучим веществом.
Колдун пел:
– Ты лишаешься покровительства Великого Мамонта, Первопредков и наших духов. У тебя нет Рода, нет братьев и сестер, нет крова, нет очага, нет пристанища. У тебя больше нет имени; ты проклят навеки!
Я проклинаю тебя именем нашего Великого Родоначальника. Проклинаю твое сердце и печень, твой желудок, твои глаза и уши, твой язык, твои руки и ноги!
Лишенный имени, твое сердце – вместилище могильных червей, твой желудок набит мышиным пометом, твои уши заложены черной смолой, твои глаза залиты соком белены, твой язык пронзен иглами издохшего ежа! Твои ноги споткнутся о камень и корень, твои руки не удержат ни копья, ни металки!
Отлученный от Рода, наши деревья и кусты преградят тебе путь своими ветвями, наши травы оплетут твои ноги и выдадут твой след, наша земля станет для тебя трясиной, наша вода не поддержит твое проклятое тело и не утолит твоей жажды!
Наши храбрые охотники настигнут тебя – для справедливой кары!
Когти тигрольва были завернуты и убраны – до срока! Когда лишенный имени будет пойман и предстанет перед телами своих жертв, перед лицами своих бывших сородичей и друзей, – сверток, на который наложено проклятие, будет брошен в огонь вместе с одеждой, оружием и амулетами кровосмесителя и убийцы.
Царило глубокое молчание; прерывался даже плач. Такое проклятие еще ни разу не звучало ни в одном из стойбищ детей Мамонта и детей Серой Совы!
Арго приблизился к жилищу лишенного имени. Острие копья прочертило в воздухе сложный знак.
– Табу! До срока!
Теперь до тех пор, пока преступник не будет схвачен, ни один общинник не приблизится к проклятому дому. Потом он будет сожжен вместе со всем, что осталось внутри.
– Позовите Айю!
Толпа расступилась. Айя уже стояла у входа в свое жилище. Ее губы были плотно сжаты; глаза сухи. Она распустила волосы, но надела обычное платье и не нанесла на лицо траурную раскраску. Арго понял: его лебедушка верна ему и в горе. Как ее муж и вождь, она не облачится в траурные одежды до тех пор, пока их враг не будет взят и не понесет неизбежную кару! На сердце защемило от внезапного воспоминания: точно так же совсем недавно стояла у входа их Айрис!.. «Отец, еда готова!» Руки стиснули копье так, что побелели суставы. Казалось, их не разжать, не переломив древко!.. Ах, если бы он только мог, если бы имел право!..
Арго не мог сам преследовать преступника: вождь может выступить только против вождя – это закон! По обычаю, убийцу должны преследовать трое лучших охотников пострадавшей общины, причем одним из них должен быть ближайший родственник убитого. Сейчас пострадали две общины, – значит, за лишенным имени пойдут шесть охотников, по трое от каждого Рода. Серых Сов возглавит Анук – брат убитого Киику. А кто поведет сыновей Мамонта? Нагу, брат Айрис, еще не стал мужчиной и не может участвовать в погоне. Лишен такой возможности и Арго, ее отец. Значит, остается только одно: кто-то из детей Мамонта должен быть усыновлен Арго и Айей. Он-то и отберет двух других следопытов их Рода.
Арго обвел взглядом своих охотников и, трижды стукнув копьем оземь (Великий Мамонт! Сможет ли он разжать эти пальцы! ), заговорил:
– Сыновья Мамонта! Мужчины! Отважные охотники! Кто из вас готов стать моим сыном?
Вперед, не колеблясь, вышел рыжебородый Йом, молодой, но храбрый и опытный следопыт, неунывающий Йом, Йом-весельчак, любитель острого словца… Но сейчас его обычно добродушное лицо было мрачно, светло-голубые, почти прозрачные глаза смотрели твердо и решительно.
– Если великий вождь и хозяйка его очага сочтут Йома достойным чести стать их сыном, Йом готов! Йом лучше других знает повадки врага, называвшегося его другом! Лишенный имени будет выслежен и взят в срок!
Арго левой рукой стиснул плечо молодого охотника (не высок, но жилист и крепок! ) и, глядя в его ледяные глаза, тихо произнес одно только слово:
– Живым! – И затем подвел его к Айе: – Айя! Согласна ли ты, чтобы Йом, став нашим сыном , выследил и схватил лишенного имени?
Она молча кивнула в знак согласия.
Обряд усыновления длился недолго. Йом разделся, свернувшись калачиком, лег на землю, и Айя накрыла его подолом своей длинной рубахи – Йом как бы рождался вторично. Затем, приподняв голову «новорожденного», она обнажила левую грудь, и молодой охотник прикоснулся губами к сморщенному соску.
– Сын мой! – были первые слова, произнесенные Айей в это страшное утро.
– Моя мать!
Йом подошел к Арго. Тот уже положил копье (пальцы все-таки разжались!), снял рубаху и достал кремневый нож. Лезвие вспороло кожу под левым соском. Теплой струйкой потекла кровь. Йом молча слизнул ее и тем же ножом сделал на своей груди такой же надрез. Слизывая кровь своего приемного сына, Арго почувствовал, как учащенно бьется его сердце.
– Сын мой!
– Мой отец!
Через минуту они оба, отец и сын , уже одетые и при оружии, стояли в кругу общинников.
– Кого мой сын Йом возьмет с собой?
Охотник, видимо, уже все обдумал и сразу же назвал два имени. Арго одобрительно кивнул: знающие, не торопыги, не трусы.
– Пусть названные соберутся немедленно. Мы отправляемся к Серым Совам. Колдун пойдет с нами.
Арго посмотрел на горевестника. Тот молчал, но от нетерпения грыз ноготь. Анука можно понять, но времени потеряно немного: хотя небо уже начало голубеть, утренняя звезда еще печально взирала на подавленных горем людей.
Оставалось последнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172