– Гор! Старый! А где Колдун?
На этот вопрос Гор ответил не сразу, и ответ его вызвал не ропот – оцепенение!
– Колдун остался на поляне лашии. Он потерял Силу! Он сказал: «Если предки вернут мне мою Силу, ждите меня завтра. Если нет, я не приду никогда! Тогда – не ищите ни меня, ни мое тело: я сам уйду на ледяную тропу, чтобы упросить Великого Мамонта спасти наш Род!» Так сказал Колдун.
– Но… – Вуул никак не мог собраться с мыслями, настолько ошеломляющей была эта новость! – Но… как же без Колдуна мы проводим наших братьев на ледяную тропу?!
Гор шумно вздохнул и насупился. Всю обратную дорогу он только об этом и думал!
– Ничего не поделаешь! Главное – завтра. А сегодня… Будем делать что можем!
– А что с голой лашии? Бросить волкам и лисам?
Похоже, Гор рассердился:
– Ну что ты хочешь от меня, Вуул?! Я охотник, ничего не смыслю в колдовских делах! Будем ждать. Если завтра не вернется… Пусть тогда Донго решает, так Колдун сказал!
Донго побледнел:
– Но… Я даже учеником его не был! Только хотел!..
– Да не знаю я ничего! – с досадой повторил Гор. – Не знаю! Будем делать что можем, – да вы уже и сами начали! И будем просить духов и предков, чтобы они вернули нашему Колдуну Силу! А сейчас… Давайте делать, что начали! Хоть об Арго позаботимся!..
Но вышло иначе. Мужчины, пожалуй, и готовы были прекратить расспросы и делом заняться, да ведь есть еще и женщины!
Лана выбежала откуда-то из задних рядов и упала ничком, раскинув руки, с криком:
– Старый! Лана виновата во всем! Прикажи казнить Лану!
Она не вдруг поняла, что произошло, даже когда услышала рассказы охотников. Слишком не умещалось все это в ее сознании: Лашилла, которую она привыкла считать несчастной, которой они все покровительствовали , Арго, и в постели остававшийся для нее прежде всего вождем детей Мамонта, дети Арго, которых она всегда любила, и неведомая нежить , о которой она никогда и не думала…
И свою роль во всей этой истории Лана поняла не вдруг, настолько чудовищным, невозможным было все то, что случилось, по сравнению с ее намерениями. С тем, что никому и никогда не желала она зла! Она ведь только добра хотела – всем: и вождю, и Лашилле… и их детям конечно… да и себе самой – что скрывать!..
Лана заглядывала в жилище, где рожала Туйя и была Ола – единственный близкий ей человек! Но это было еще ночью, еще тогда, когда и сама она ни о чем не знала толком, так, слухи, и Оле было не до нее, и Туйя металась в боли…
А после – и подойти страшилась! Не могла, ведь если бы не она… Все были бы живы и здоровы!!!
Никто не корил Лану, никто и не знал даже, что Лана виновата, что именно она всему виной! Даже Эйра не знала – ругала Олу (а той и дома-то нет!), а Лане вроде даже сочувствовала:
– Ты что это? Словно с лица спала! Из-за той стервы, что ли? Брось! Не ты виновата – сам вождь, что лашии тебе предпочел! Может, еще и вернется… (говорили до возвращения Гора) и поймет, что нечего было тебя бросать! Вот Оле я задам, как вернется! А ты оставь…
Лана ничего не отвечала. Решила: и впрямь Арго нужно дождаться! Пусть сам ее своей рукой убьет, как Лашиллу! Да только не вернулся Арго, принесли его! Мертвого.
Гор, совсем уж было собравшийся заняться делом – строительством Обиталища Мертвых, остановился в тоске и огорчении:
– Ну что ты хочешь, женщина? Что случилось?! Делом займись!..
Лана говорила о том, что случилось, впопыхах, скороговоркой, но, будь даже речь ее связной и разумной, Гор все равно едва ли понял бы ее.
– Да не вождь я и не колдун, – сколько можно вам, дурам, повторять это! Не вождь и не колдун! Нет мне дела до того, что ты там натворила! С Колдуном говори, когда он вернется! Или с новым вождем… когда он появится! А по мне, так хоть всех бы вас, дур, водяные забрали!..
Лана не отошла даже – отползла, не поднимаясь с земли. Никто ее не слушал, никому до нее не было дела. Хмурые лица, озабоченные лица, каждый о себе думает, о детях своих, о Роде… Что им всем до нее – бесплодной? Не замеченная никем, Лана покинула толпу.
Лана забилась в самый дальний угол вдовьего жилища, свернулась калачиком, закрыла руками голову… Ничего не помогало; ей казалось, все здесь насквозь пропитано ненавистным запахом. Запахом лашии.
Так вот какие они, лашии! Не только прятаться умеют, не только похищать женщин и детей! Могут и людьми притвориться, да так, что и не узнать! Вождю не узнать, колдуну не узнать, не то что ей… дуре!
Эйра осталась там со всеми. Ола – у роженицы; сегодня еще ее и не видел никто, спит, должно быть…
– Лана! Лана! Пойдем, воду нужно носить, вечер близок.
Легка на помине! Что ж, Лана натаскает воду, как бывало! На всех хватит! А после… Пусть вода ее и примет! Зачем ждать? Гор – старый, но он всего лишь старый охотник. Вождь или колдун все равно ее приговорят – к смерти или изгнанию! И правильно: такое простить нельзя!.. Да и зачем жить? Ей, бесплодной…
В последний раз потрудится она для Рода… И для тех, кого погубила! Она не будет ждать восхода, она не будет ждать возвращения Колдуна. Дети Мамонта погребут своего бывшего вождя, погребут его детей. Но не Лану. Лана никому не нужна, и ее никто не найдет, никто не увидит больше!
Поднявшись с лежанки как ни в чем не бывало, Лана украдкой вытерла глаза и взялась за бурдюки.
Обиталище Мертвых уже готово – хорошее, из свежего лапника! – и ждут в нем Погребального времени обмытые и обряженные тела Арго и его сыновей: Дрого и Анго. Плачут женщины. Всю ночь будут они оплакивать мертвых. И сегодня это не просто дань обряду! Сегодня каждый общинник чувствует: горе, подлинное горе пришло к детям Мамонта! Страшнее, чем в тот день, когда покинули они свою родину!
Мужчины не плачут, мужчинам нельзя! Можно говорить о чем угодно… шутить и то можно, если уж совсем невмоготу! Но плакать нельзя! Табу!
Вуул, Донго и Аун разбирают оскверненное жилище. Завтра оно станет костром, завтра угли этого костра лягут на дно могил…
Мужчины почти все собрались в центре стойбища, у общих костров. Все говорят, говорят… О разном, вроде бы совсем о пустяках. Да только о чем бы ни шла речь – об охоте ли, о достоинствах ли оленьей кости, – а все понимают: это лишь попытки заглушить то, что черным камнем лежит на их душах.
Они сироты! Что толку в том, что нежить повержена, если они – сироты, оставленные вождем и Колдуном, брошенные предками и духами, обреченные… Потому-то и не говорит никто сейчас о новой тропе, что тропа эта теперь не ведома никому. Закрыта.
Одна надежда: быть может, Колдун все же вернется.
– Ты куда, Лана? – спросила Ола, только что вернувшаяся от Туйи. Ей хочется поговорить: Туйя уже знает, что Дрого нет, но она в себя почти не приходит: должно быть, вслед за мужем уходить собралась. А сын – как же с ним теперь быть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172