Поверхность камня, испещренного Родовыми знаками, была бурой.
Процессию встретили трое охотников, посланных сюда раньше, на самой заре; все – при оружии и в боевой раскраске. Один из них, выступив вперед и поклонившись вождю и Колдуну, сделал знак, означавший:«Никого нет».
Можно начинать. По знаку Колдуна охотники сели по обе стороны ручья и стали пить воду. Вождь и Колдун поднялись выше и встали над самым камнем. Вождь достал Священную кость и стал натирать камень сухой кровью Рода, а Колдун принялся куском лошадиной лопатки что-то копать. Через некоторое время он встал во весь рост и поднял обеими руками над головой продольно расколотый кусок трубчатой кости их собрата мамонта. Кость была бурой. Постояв так, Колдун с поклоном передал ее Арго. Вторым из земли был извлечен лошадиный череп. Его Колдун сам натер сухой кровью и пристроил в воде, у основания камня.
Зазвучала песнь-заклинание. Арго продолжал свою работу, теперь уже над костью мамонта, а Колдун пел. Он благодарил предков, благодарил Великого Мамонта за щедрые дары, он просил присылать в Средний Мир побольше их братьев и сестер мамонтов.
Мы не делаем им зла, мы любим наших
братьев и сестер!
Наших волосатых братьев и сестер!
Наших могучих братьев и сестер!
У них такие большие бивни,
У них такие сильные ноги,
У них такие чуткие уши,
Их голоса радуют наши сердца!
Наконец вождь установил окрашенную кость мамонта так, чтобы ее сужающийся конец выступал за край камня, прямо над лошадиным черепом. По знаку Колдуна охотники, начиная со старого Гора, стали подходить к камню и вскрывать себе вену на левой руке. Рану заклеивали через некоторое время смолой. Теперь уже человеческая кровь полилась на Священный камень, заструилась по внутренней поверхности кости мамонта, закапала на лошадиный череп.
А Колдун уже просил о том, чтобы Великий Мамонт не забывал своих человеческих братьев и сестер и по-прежнему щедро посылал им то, без чего они не могут обойтись, – лошадей. Кровь текла и текла на Священный камень, на кость, на череп, а Колдун пел:
И пусть каждый жеребец, что отдаст нам, твоим
братьям, свою жизнь,
Пришлет в Средний Мир двух молодых жеребцов!
И пусть каждая кобыла, что отдаст нам, твоим
братьям, свою жизнь,
Пришлет в Средний Мир трех молодых кобылиц!
В мужской лагерь вернулись вместе с Колдуном. Расселись на траве, вокруг общего очага, и… появилось мясо молодого жеребца! По-видимому, его убили накануне, но кто – Дрого не знал.
И ночью долго не расходились; вместе под открытым небом пели песни-мифы о Великом Мамонте, о Первобратьях, о начале их Рода, их Мира. И в их пении вновь смешивались времена и герои: Начало было здесь же, в Этой Ночи, и Первобратья – здесь, с ними, почти осязаемо…
…С верховьев плато на самые близкие участки к общинам детей Мамонта и детей Серой Совы вышло три табуна. Один из них, голов в пятьдесят, пасется на самом удобном для загона участке, вблизи ольшаника – того самого, где меньше года назад были выслежены и убиты лашии . Именно этот табун и достанется людям. Загонщики от ольшаника направят его вниз по склону факелами и криками. Вначале лошадям будет казаться: им есть куда бежать! Но нет! Огонь, дым, крики, дротики и копья направят весь табун по единственному пути – к высокому обрыву, на дне которого, невдалеке от русла ручья, разделяющего общины загонщиков, табун и найдет свою смерть. Вожак – старый, опытный жеребец – должен быть убит как можно раньше. Говорят, были случаи, когда табун, предводительствуемый таким вожаком, ухитрялся прорваться даже сквозь заслон.
Две ночи Одноглазая, полностью проснувшись, любовалась на то, как люди осторожно роют канавы, подтаскивают сучья и траву, готовят огневые и дымовые заслоны. Дети Мамонта готовили западный его край, дети Серой Совы – восточный и северный, который должен не только повернуть табун, но и защитить их собственное стойбище. Это самый опасный участок: ветра преобладают северо-западные, со стороны детей Мамонта, – значит, именно оттуда пойдет пал, полетят прицельные дротики и копья. С восточной стороны прицельно не метнешь: помешает дым. Здесь нужен сильный огонь, но так организованный, чтобы его не разнесло ветром в сторону стойбища. И шум, много шума. Особенно должна быть защищена северная часть, ведь если лошади прорвутся на север (а только так они и могут спастись), они растопчут не только детей Серой Совы, но и могут смести их жилища! На третью ночь Колдун детей Мамонта и Узун ушли из мужских лагерей в стойбища, чтобы вывести на Большую охоту женщин и детей. К рассвету все заняли свои заранее определенные и подготовленные места.
Близился рассвет. Табун отдыхал вблизи ольшаника. Корма было вдосталь, травы сочны и вкусны. Время от времени раздавалось пофыркивание, а вот – иной звук: поздний жеребенок снова добрался до материнского соска. Лошадям снились свои сны: в них были и родной материнский запах, и нежное щекотание соска под губами новорожденного сына, и вкус травы – то горчащий, вяжущий, то острый, кисловатый, и призывное ржание жеребца, и упругий трепет кобылицы… И еще были в этих снах страх и паника, медленный бег на месте, когда знаешь, что не спастись от этого воя, горящих глаз, клыков, превращающихся в двуногих с их острыми палками, с их страшным союзником – жгучим цветком .
Вожаком табуна был десятилетний жеребец – умный, опытный, в годах, но еще не старый, еще полный силы. Не раз и не два спасал он свой табун, не только от волков, но и от двуногих – проклятых тварей, покоривших, призвавших себе в помощники самого страшного врага всего живого – жгучий цветок , тот самый, что возникает из ничего и стремительно растет, уничтожая не только зелень, не только все другие цветы, но и все, чего коснется его жаркое и удушающее дыхание.
Вожаку не спалось. Ему было тревожно, как никогда прежде. Он сделал все правильно: одним из первых привел свой табун на новые пастбища, так, что им достались самые свежие, самые сочные корма. Так, что они первыми уходили на еще не тронутые поляны… Все правильно! И все же он чувствовал, что сделал самую страшную ошибку в своей жизни. Роковую ошибку!
Здесь, на новом пастбище, было сытно, спокойно, привольно. Все хорошо, кроме одного – ЗАПАХ ДВУНОГИХ! Он преследовал повсюду, им веяло из ольшаника, слева, от сосен, справа, снизу… Отовсюду! И, как всегда, к запаху двуногих примешивался раздражающий ноздри, ненавистный запах жгучего цветка . Вожак понимал: нужно уходить! Хотя бы и туда, где травы не так сочны, где…
То, что последние дни только щекотало и раздражало, вдруг заполнило собой ноздри, стало нестерпимым. Из ольшаника! И – крики, грохот…
Вожак всхрапнул, прокричал тревогу и первым ринулся вниз по склону, спасаясь из этого зловещего места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172
Процессию встретили трое охотников, посланных сюда раньше, на самой заре; все – при оружии и в боевой раскраске. Один из них, выступив вперед и поклонившись вождю и Колдуну, сделал знак, означавший:«Никого нет».
Можно начинать. По знаку Колдуна охотники сели по обе стороны ручья и стали пить воду. Вождь и Колдун поднялись выше и встали над самым камнем. Вождь достал Священную кость и стал натирать камень сухой кровью Рода, а Колдун принялся куском лошадиной лопатки что-то копать. Через некоторое время он встал во весь рост и поднял обеими руками над головой продольно расколотый кусок трубчатой кости их собрата мамонта. Кость была бурой. Постояв так, Колдун с поклоном передал ее Арго. Вторым из земли был извлечен лошадиный череп. Его Колдун сам натер сухой кровью и пристроил в воде, у основания камня.
Зазвучала песнь-заклинание. Арго продолжал свою работу, теперь уже над костью мамонта, а Колдун пел. Он благодарил предков, благодарил Великого Мамонта за щедрые дары, он просил присылать в Средний Мир побольше их братьев и сестер мамонтов.
Мы не делаем им зла, мы любим наших
братьев и сестер!
Наших волосатых братьев и сестер!
Наших могучих братьев и сестер!
У них такие большие бивни,
У них такие сильные ноги,
У них такие чуткие уши,
Их голоса радуют наши сердца!
Наконец вождь установил окрашенную кость мамонта так, чтобы ее сужающийся конец выступал за край камня, прямо над лошадиным черепом. По знаку Колдуна охотники, начиная со старого Гора, стали подходить к камню и вскрывать себе вену на левой руке. Рану заклеивали через некоторое время смолой. Теперь уже человеческая кровь полилась на Священный камень, заструилась по внутренней поверхности кости мамонта, закапала на лошадиный череп.
А Колдун уже просил о том, чтобы Великий Мамонт не забывал своих человеческих братьев и сестер и по-прежнему щедро посылал им то, без чего они не могут обойтись, – лошадей. Кровь текла и текла на Священный камень, на кость, на череп, а Колдун пел:
И пусть каждый жеребец, что отдаст нам, твоим
братьям, свою жизнь,
Пришлет в Средний Мир двух молодых жеребцов!
И пусть каждая кобыла, что отдаст нам, твоим
братьям, свою жизнь,
Пришлет в Средний Мир трех молодых кобылиц!
В мужской лагерь вернулись вместе с Колдуном. Расселись на траве, вокруг общего очага, и… появилось мясо молодого жеребца! По-видимому, его убили накануне, но кто – Дрого не знал.
И ночью долго не расходились; вместе под открытым небом пели песни-мифы о Великом Мамонте, о Первобратьях, о начале их Рода, их Мира. И в их пении вновь смешивались времена и герои: Начало было здесь же, в Этой Ночи, и Первобратья – здесь, с ними, почти осязаемо…
…С верховьев плато на самые близкие участки к общинам детей Мамонта и детей Серой Совы вышло три табуна. Один из них, голов в пятьдесят, пасется на самом удобном для загона участке, вблизи ольшаника – того самого, где меньше года назад были выслежены и убиты лашии . Именно этот табун и достанется людям. Загонщики от ольшаника направят его вниз по склону факелами и криками. Вначале лошадям будет казаться: им есть куда бежать! Но нет! Огонь, дым, крики, дротики и копья направят весь табун по единственному пути – к высокому обрыву, на дне которого, невдалеке от русла ручья, разделяющего общины загонщиков, табун и найдет свою смерть. Вожак – старый, опытный жеребец – должен быть убит как можно раньше. Говорят, были случаи, когда табун, предводительствуемый таким вожаком, ухитрялся прорваться даже сквозь заслон.
Две ночи Одноглазая, полностью проснувшись, любовалась на то, как люди осторожно роют канавы, подтаскивают сучья и траву, готовят огневые и дымовые заслоны. Дети Мамонта готовили западный его край, дети Серой Совы – восточный и северный, который должен не только повернуть табун, но и защитить их собственное стойбище. Это самый опасный участок: ветра преобладают северо-западные, со стороны детей Мамонта, – значит, именно оттуда пойдет пал, полетят прицельные дротики и копья. С восточной стороны прицельно не метнешь: помешает дым. Здесь нужен сильный огонь, но так организованный, чтобы его не разнесло ветром в сторону стойбища. И шум, много шума. Особенно должна быть защищена северная часть, ведь если лошади прорвутся на север (а только так они и могут спастись), они растопчут не только детей Серой Совы, но и могут смести их жилища! На третью ночь Колдун детей Мамонта и Узун ушли из мужских лагерей в стойбища, чтобы вывести на Большую охоту женщин и детей. К рассвету все заняли свои заранее определенные и подготовленные места.
Близился рассвет. Табун отдыхал вблизи ольшаника. Корма было вдосталь, травы сочны и вкусны. Время от времени раздавалось пофыркивание, а вот – иной звук: поздний жеребенок снова добрался до материнского соска. Лошадям снились свои сны: в них были и родной материнский запах, и нежное щекотание соска под губами новорожденного сына, и вкус травы – то горчащий, вяжущий, то острый, кисловатый, и призывное ржание жеребца, и упругий трепет кобылицы… И еще были в этих снах страх и паника, медленный бег на месте, когда знаешь, что не спастись от этого воя, горящих глаз, клыков, превращающихся в двуногих с их острыми палками, с их страшным союзником – жгучим цветком .
Вожаком табуна был десятилетний жеребец – умный, опытный, в годах, но еще не старый, еще полный силы. Не раз и не два спасал он свой табун, не только от волков, но и от двуногих – проклятых тварей, покоривших, призвавших себе в помощники самого страшного врага всего живого – жгучий цветок , тот самый, что возникает из ничего и стремительно растет, уничтожая не только зелень, не только все другие цветы, но и все, чего коснется его жаркое и удушающее дыхание.
Вожаку не спалось. Ему было тревожно, как никогда прежде. Он сделал все правильно: одним из первых привел свой табун на новые пастбища, так, что им достались самые свежие, самые сочные корма. Так, что они первыми уходили на еще не тронутые поляны… Все правильно! И все же он чувствовал, что сделал самую страшную ошибку в своей жизни. Роковую ошибку!
Здесь, на новом пастбище, было сытно, спокойно, привольно. Все хорошо, кроме одного – ЗАПАХ ДВУНОГИХ! Он преследовал повсюду, им веяло из ольшаника, слева, от сосен, справа, снизу… Отовсюду! И, как всегда, к запаху двуногих примешивался раздражающий ноздри, ненавистный запах жгучего цветка . Вожак понимал: нужно уходить! Хотя бы и туда, где травы не так сочны, где…
То, что последние дни только щекотало и раздражало, вдруг заполнило собой ноздри, стало нестерпимым. Из ольшаника! И – крики, грохот…
Вожак всхрапнул, прокричал тревогу и первым ринулся вниз по склону, спасаясь из этого зловещего места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172