— Но если она умерла. Умершую?
— Нет, когда она умирает, что-то умирает и в этом портрете.
— Но картина-то остается жить вечно?
— Глупости! Любопытный хлам, самое большее — игра ума или ловко сделанная машина. Искусство существует только в том, что уходит: в гибнущей женщине, к примеру. Живопись — это разрушение ее тела. Искусство не может быть прекрасным в том, что остановилось, в том, что сохраняет неподвижность. Искусство внезапно. Всякая задуманная вещь рождается мертвой.
— Меня учили другому, — сказала Эммануэль. — «Жизнь коротка, искусство вечно».
— Да кто же заботится о вечности, скажите, пожалуйста, — резко прервал ее Марио. — Вечность не артистична, она уродлива. Ее лицо — это лик мертвых памятников. — Он вытащил платок, провел им по лбу и продолжал, чуть понизив голос:
— Вы знаете возглас Гете: «Остановись мгновенье! Ты прекрасно!». Но как только мгновение остановится, оно перестанет быть прекрасным. Все, что стремится красоту увековечить, умерщвляет ее. Красота — не обнаженное тело, а обнажающееся. Не звук смеха, а губы, которые смеются. Не следы карандаша на бумаге, а миг, когда сердце художника разрывается на куски.
— Но вы только что говорили, что художник — ничто в сравнении с моделью.
— Тот, кого я назвал художником, не обязательно, разумеется, скульптор или живописец. Конечно, и они могут быть художниками, если смогут овладеть сюжетом и разрушить его (он как-то выделил этот глагол «разрушить»). Но чаще всего модель сама выполняет эту миссию, художник только свидетельствует.
— Тогда что же такое совершенство? Где оно? — спросила Эммануэль с внезапной тревогой.
— Совершенство, шедевр — то, что происходит. Нет, я не правильно выразился. Шедевр — это то, что давно прошло.
Он взял руки Эммануэль в свои.
— Вы позволите мне на вашу цитату ответить другой. Она принадлежит Мигелю Унамуно: «Самое великое произведение искусства не стоит самой ничтожной человеческой жизни». Единственное искусство, которое заслуживает чего-то, это история нашей плоти.
— Вы хотите сказать, что самое важное — это способ, которым достигаешь чего-то? Что именно его надо понимать как шедевр, если хочешь не просто просуществовать свою жизнь?
— Ничего подобного я не думаю. Пытаться сотворять — себя или нечто другое — это все напрасный труд. Во всяком случае, если стремиться сотворить что-то прочное.
Он вдруг улыбнулся.
— Но то же самое происходит, по правде говоря, и с материалом более легким — из мечты, из грезы… И тут же как бы опомнился:
— Если бы я имел хоть малейшее право давать вам советы, — поклон был необычайно изыскан, — я бы посоветовал вам жить так, как я вас попрошу.
На этом он отвел взгляд в сторону, как бы считая разговор оконченным. Эммануэль стало неприятно. С деланной улыбкой она обратилась к Мари-Анж:
— Ты случайно не видела Жана? Он с самого начала куда-то исчез. Итальянца окружили другие женщины. Вот прекрасный случай удалиться, но Мари-Анж не отпустила подругу:
— Ты что, арестовала Би? Как ей не позвонишь, мне все время отвечают, что она у тебя. — Она хихикнула. — И так как я не хочу мешать вашим развлечениям…
У Эммануэль упало сердце — Мари-Анж смеется над нею! Да нет, вид у нее вполне серьезный, она говорит искренне. Вот ирония судьбы! Эммануэль приготовилась было пожаловаться вслух, но удержалась в последний момент. Как ей признаться Мари-Анж, что она сама не может найти свою любовницу-одновневку? Пусть уж останутся у этой малышки с косичками иллюзии о силе чар ее старшей подруги. Но вот беда — в таком случае Эммануэль не сможет ничего узнать у нее о Би. Ладно, она расспросит Ариану. Но нигде не видно короткой прически, нигде не слышно резкого смеха. Может быть, нашлась другая жертва, согласившаяся пойти «туда, где никого нет»?
А Мари-Анж снова заговорила о неуловимой американке:
— Я хотела бы хоть попрощаться с нею. Ну, тем хуже для нее. Ты передашь ей мое «прощай».
— Как, она уезжает?
— Нет, уезжаю я.
— Ты? Ты мне совсем ничего не говорила об этом. И куда же?
— О, успокойся, не так далеко. Я всего-навсего проведу месяц на море. Мама сняла бунгало в Паттайе. Приезжай нас проведать. Это всего сто пятьдесят километров. Ты должна увидеть тамошние пляжи — полный отпад!
— Я слышала. Благословенное место, где акулы берут корм из твоих рук. Я тебя больше не увижу…
— Что за ерунду ты городишь!
— Тебе будет скучно там одной…
Эммануэль расстроилась. Как бы порой ни была несносна Мари-Анж, ее будет очень не хватать. Но показывать печаль не хотелось, и Эммануэль заставила себя улыбнуться. А девочка отчеканила:
— Я никогда не буду скучать. Я буду принимать солнечные ванны, кататься на водных лыжах. Да к тому же я беру с собой целый чемодан книг: мне надо готовиться к учебному году.
— Ах, да, я совсем забыла, что мы еще ходим в школу, — поддразнила ее Эммануэль.
— Ну, не все же так образованны, как ты.
— Ты не берешь никаких подруг в Паттайю?
— Нет уж, благодарю, мне хочется пожить спокойно.
— Ты очень любезна. Надеюсь, твоя мамочка не будет спускать с тебя глаз и не даст путаться с маленькими рыбаками.
Зеленые глаза излучали таинственное сияние.
— А ты? Что ты будешь делать без меня? Впадешь в свое обычное идиотство?
— Ну, нет, — игриво откликнулась Эммануэль. — Ты же сама знаешь, что я собираюсь отдаться Марио. Мгновенно Мари-Анж вернулась к серьезному тону:
— Да, тогда уж ты изменишься обязательно. Ты мне обещала, не забудь! Ты теперь связана словом.
— Вот тут ты ошибаешься. Я буду делать то, что захочу.
— Разумеется, делай, если ты захочешь Марио. Надеюсь, ты теперь не собираешься улизнуть от него?
Мари-Анж скорчила при этом такую презрительную гримасу, что Эммануэль даже немного устыдилась себя. Но так сразу ей все-таки не хотелось уступать:
— Он не так уж неотразим, как ты его рисовала. Он мне показался краснобаем: произносит фразы и слушает их сам, ему и слушатели-то не нужны!
— Ишь ты, какая привереда! Да ты должна гордиться, что тобой интересуется такой человек. Должна тебе сказать, что он-то и в самом деле очень привередлив.
— Ах, вот как! И его заинтересовала я. Значит, мне оказана большая честь.
— Ну, конечно. Я очень рада, что ты ему как будто понравилась. Могу тебе сказать, что я вовсе не была в этом сначала уверена.
— Еще раз спасибо. А почему ты думаешь, что я ему понравилась? Мне, по крайней мере, показалось, что он интересуется только самим собой.
— Но ты хотя бы согласна, что я его знаю немного лучше, чем ты?
— Ну, разумеется. Я допускаю даже, что ты оказываешь ему, и уже довольно долго, многие милости. Может быть, ты поделишься со мной своим опытом, чтобы я оказалась более подготовленной в момент жертвоприношения.
— Ты сделаешь хорошо, если будешь говорить поменьше пошлостей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89