Вы будете принадлежать мне больше, чем кто-либо на этом свете. Вы согласны?
Эммануэль не понимала, отказывалась понимать, что он ей предлагает.
— Делайте все, что хотите, — только и могла она сказать, и Марио снова поцеловал ее. И теперь она была счастлива и готова ко всему.
— Ваш самый первый в жизни любовник, — торжественно провозгласил Марио. — Он ваш сегодняшней ночью.
Ей стало немного стыдно, что она обманула Марио, утаив от него приключения в самолете. Но в конце концов разве это важно? Ведь сегодня она отдается в полном сознании совершаемого адюльтера, и этот сиамец будет действительно ее первым любовником.
— Первый перед многими другими? — спросил Марио, как бы желая убедиться, что его уроки усвоены.
— Да, — проронила Эммануэль.
Как великолепно отдаться вот так, полностью! Никакая женщина не будет более неверна супругу, чем она этой ночью.
— Вы не передумаете? — не успокаивался Марио.
Она отрицательно мотнула головой: Господи, если бы он приказал ей отдаться сейчас десяти мужчинам, она не стала бы ему перечить.
Но он просил ее отдаться только одному. Она скинула с себя юбку и вытянулась на диване, прижавшись спиной к ласкающей мягкости подушек. Широко раздвинув ноги, она обняла бедра человека, осторожно погружавшегося в нее. Когда проникновение стало полным, Марио, до того державший голову Эммануэль, осыпая ее поцелуями, встал и занял позицию позади молодого человека. Он тоже обнял его за бедра, и руки Марио соединились с руками Эммануэль на пояснице сам-ло.
Она слышала, как он застонал от наслаждения. Потом стоны превратились чуть ли не в крики, и сквозь них она услышала голос Марио:
— Теперь я вошел в вас. Я пронзаю вас копьем в два раза более острым, чем у обычного мужчины. Вы чувствуете это?
— Да, это чудесно, — простонала Эммануэль. Могучий поршень сам-ло на три четверти вышел из Эммануэль, потом снова вернулся и начал, все увеличивая темп, свое движение. Она не знала, доставляет ему Марио радость или боль, ей было не до этого; она рычала, извиваясь на подушках. Двое мужчин соединили с ее криками свои. Эти крики разорвали предутреннее молчание, и собаки в окрестных домах начали отчаянный концерт. Но эти трое ничего не слышали — они были в другом мире. Великая гармония царила в этом трио, как в хорошо отлаженном механизме. Никогда ни одна пара не способна достичь такой гармонии! Руки сиамца сжимали грудь Эммануэль, и она посылала свое тело ему навстречу, помогая ему как можно дальше проникнуть в нее, желая, чтобы он разорвал, разодрал ее.
Марио чувствовал, что силы сам-ло неисчерпаемы, но сам он уже почти опустошил себя. Он вонзил свои ногти в спину юноши, как бы давая ему сигнал. Извержение двух вулканов шло одновременно, гам-ло изливался в лоно Эммануэль, получая с другой стороны такие же дары. Эммануэль же кричала так, как ей никогда не приходилось кричать раньше. Горький, пряный вкус она ощущала чуть ли не в горле. Ее голос отражался от черной воды канала, и нельзя было понять, к кому обращены ее слова:
— Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю…
ПОЛЮБИ ЛЮБОВЬ
«Анна-Мария Серджини»… В звуке «и» этого женского имени, когда его произнес Марио, было что-то нежное, волнующее, — даже в том, как внезапно этот звук оборвался.
Девушка продолжала сидеть за рулем своего автомобиля, когда Марио взял ее руку с длинными, не украшенными кольцами пальцами, и поднял вверх как бы вручая Эммануэль.
«Анна-Мария» — звучало эхом в Эммануэль; она словно пыталась задержать в сознании эту ласковую дрожь раскатистого флорентийского «р». «Анна-Мария» — вслед за словами поплыли отрывки церковных песнопений и запах ладана, и запах тающего воска. PANIS ANGELICUS.
Девичьи колени, благопристойно прикрытые юбкой. Восхитительные видения! О RES MIRABILIS! Гортань, в которой рождается это «и», язык, касающийся увлажненных губ, полураскрытых губ, за которыми мерцают ровные белые зубы… О SALUTARIS HOSTIA… И сияние, струящееся сквозь цветные витражи, сияние иного света, для которого нельзя найти слов в бедном школьном словарике.
— Она великолепна, — прошептала Эммануэль. — И какая ликующая, уверенная, счастливая собой чистота! — Сердце Эммануэль дрогнуло. О таком совершенстве можно только мечтать.
— От вас зависит сделать эту мечту осуществимой, — произнес Марио, и Эммануэль встрепенулась — неужели он и в самом деле может подслушивать ее мысли? Анна-Мария улыбалась так доброжелательно и непринужденно, что Эммануэль сразу же почувствовала себя абсолютно естественно и сжала руку своей новой знакомой.
— Но не сейчас, — сказала Анна-Мария с той же прелестной улыбкой. — Я не могу опоздать на дамский чай, я обещала.
Машина ее была очень низкой, и она смотрела на Марио, задрав голову, словно он вырос еще на несколько футов.
— Ты найдешь кого-нибудь, кто тебя подбросит.
— Но…
— Поезжай, сага, поезжай!
Колеса взвизгнули на гравии. Опечаленная Эммануэль смотрела вслед уносящейся прочь мечте.
— Я думаю, что узнала сегодня самое прелестное существо во Вселенной, — повернулась она к Марио. — Где вы разыскали этого ангела?
— Она моя родственница, — ответил Марио. — Иногда становится моим шофером.
И тут же полюбопытствовал:
— Она показалась вам настолько интересной? Эммануэль словно не расслышала вопроса.
— Она завтра вернется, — сказал Марио и после небольшой паузы продолжал:
— Я хочу вам сказать вот что: вы можете не только заинтересовать ее, но, я уверен, и заставить прислушаться к самым серьезным предложениям.
— Я? Что вы! — запротестовала Эммануэль. — Как это у меня получится? Я ведь совсем еще новичок.
Она даже разозлилась — неужели ее учитель считает свое дело законченным после одного-единственного урока?
Теперь они, пройдя по саду, поднялись на террасу и снова сидели в гостиной.
— Я уверена, что вы достаточно занимались ее воспитанием, разве я могу что-нибудь добавить к этому? — сказала Эммануэль.
— Речь идет не о ее воспитании, а о вашем. Он остановился, дожидаясь ее ответа, но Эммануэль молчала, и выражение ее лица оставалось скептическим. И он начал свое объяснение.
— Видите ли, тот процесс, который начался в вас, должен быть вами же и завершен. Нет пока таких форм, которые были бы вашими в степени, достаточной, чтобы дать вам как бы другое существование. Но, может быть, вы и сейчас уже довольны собою?
Эммануэль решительно тряхнула копной волос.
— О нет! Совсем нет!
— Ну, так шагните дальше, — голос Марио звучал почти устало. Однако он продолжал:
— Как женщина вы вполне можете быть удовлетворены своей любовью: она в известной степени — достаточное условие существования. Но вы — богиня, и поэтому благоденствие других имеет к вам самое прямое отношение.
Она улыбнулась, вспомнив помост, храм, ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Эммануэль не понимала, отказывалась понимать, что он ей предлагает.
— Делайте все, что хотите, — только и могла она сказать, и Марио снова поцеловал ее. И теперь она была счастлива и готова ко всему.
— Ваш самый первый в жизни любовник, — торжественно провозгласил Марио. — Он ваш сегодняшней ночью.
Ей стало немного стыдно, что она обманула Марио, утаив от него приключения в самолете. Но в конце концов разве это важно? Ведь сегодня она отдается в полном сознании совершаемого адюльтера, и этот сиамец будет действительно ее первым любовником.
— Первый перед многими другими? — спросил Марио, как бы желая убедиться, что его уроки усвоены.
— Да, — проронила Эммануэль.
Как великолепно отдаться вот так, полностью! Никакая женщина не будет более неверна супругу, чем она этой ночью.
— Вы не передумаете? — не успокаивался Марио.
Она отрицательно мотнула головой: Господи, если бы он приказал ей отдаться сейчас десяти мужчинам, она не стала бы ему перечить.
Но он просил ее отдаться только одному. Она скинула с себя юбку и вытянулась на диване, прижавшись спиной к ласкающей мягкости подушек. Широко раздвинув ноги, она обняла бедра человека, осторожно погружавшегося в нее. Когда проникновение стало полным, Марио, до того державший голову Эммануэль, осыпая ее поцелуями, встал и занял позицию позади молодого человека. Он тоже обнял его за бедра, и руки Марио соединились с руками Эммануэль на пояснице сам-ло.
Она слышала, как он застонал от наслаждения. Потом стоны превратились чуть ли не в крики, и сквозь них она услышала голос Марио:
— Теперь я вошел в вас. Я пронзаю вас копьем в два раза более острым, чем у обычного мужчины. Вы чувствуете это?
— Да, это чудесно, — простонала Эммануэль. Могучий поршень сам-ло на три четверти вышел из Эммануэль, потом снова вернулся и начал, все увеличивая темп, свое движение. Она не знала, доставляет ему Марио радость или боль, ей было не до этого; она рычала, извиваясь на подушках. Двое мужчин соединили с ее криками свои. Эти крики разорвали предутреннее молчание, и собаки в окрестных домах начали отчаянный концерт. Но эти трое ничего не слышали — они были в другом мире. Великая гармония царила в этом трио, как в хорошо отлаженном механизме. Никогда ни одна пара не способна достичь такой гармонии! Руки сиамца сжимали грудь Эммануэль, и она посылала свое тело ему навстречу, помогая ему как можно дальше проникнуть в нее, желая, чтобы он разорвал, разодрал ее.
Марио чувствовал, что силы сам-ло неисчерпаемы, но сам он уже почти опустошил себя. Он вонзил свои ногти в спину юноши, как бы давая ему сигнал. Извержение двух вулканов шло одновременно, гам-ло изливался в лоно Эммануэль, получая с другой стороны такие же дары. Эммануэль же кричала так, как ей никогда не приходилось кричать раньше. Горький, пряный вкус она ощущала чуть ли не в горле. Ее голос отражался от черной воды канала, и нельзя было понять, к кому обращены ее слова:
— Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю…
ПОЛЮБИ ЛЮБОВЬ
«Анна-Мария Серджини»… В звуке «и» этого женского имени, когда его произнес Марио, было что-то нежное, волнующее, — даже в том, как внезапно этот звук оборвался.
Девушка продолжала сидеть за рулем своего автомобиля, когда Марио взял ее руку с длинными, не украшенными кольцами пальцами, и поднял вверх как бы вручая Эммануэль.
«Анна-Мария» — звучало эхом в Эммануэль; она словно пыталась задержать в сознании эту ласковую дрожь раскатистого флорентийского «р». «Анна-Мария» — вслед за словами поплыли отрывки церковных песнопений и запах ладана, и запах тающего воска. PANIS ANGELICUS.
Девичьи колени, благопристойно прикрытые юбкой. Восхитительные видения! О RES MIRABILIS! Гортань, в которой рождается это «и», язык, касающийся увлажненных губ, полураскрытых губ, за которыми мерцают ровные белые зубы… О SALUTARIS HOSTIA… И сияние, струящееся сквозь цветные витражи, сияние иного света, для которого нельзя найти слов в бедном школьном словарике.
— Она великолепна, — прошептала Эммануэль. — И какая ликующая, уверенная, счастливая собой чистота! — Сердце Эммануэль дрогнуло. О таком совершенстве можно только мечтать.
— От вас зависит сделать эту мечту осуществимой, — произнес Марио, и Эммануэль встрепенулась — неужели он и в самом деле может подслушивать ее мысли? Анна-Мария улыбалась так доброжелательно и непринужденно, что Эммануэль сразу же почувствовала себя абсолютно естественно и сжала руку своей новой знакомой.
— Но не сейчас, — сказала Анна-Мария с той же прелестной улыбкой. — Я не могу опоздать на дамский чай, я обещала.
Машина ее была очень низкой, и она смотрела на Марио, задрав голову, словно он вырос еще на несколько футов.
— Ты найдешь кого-нибудь, кто тебя подбросит.
— Но…
— Поезжай, сага, поезжай!
Колеса взвизгнули на гравии. Опечаленная Эммануэль смотрела вслед уносящейся прочь мечте.
— Я думаю, что узнала сегодня самое прелестное существо во Вселенной, — повернулась она к Марио. — Где вы разыскали этого ангела?
— Она моя родственница, — ответил Марио. — Иногда становится моим шофером.
И тут же полюбопытствовал:
— Она показалась вам настолько интересной? Эммануэль словно не расслышала вопроса.
— Она завтра вернется, — сказал Марио и после небольшой паузы продолжал:
— Я хочу вам сказать вот что: вы можете не только заинтересовать ее, но, я уверен, и заставить прислушаться к самым серьезным предложениям.
— Я? Что вы! — запротестовала Эммануэль. — Как это у меня получится? Я ведь совсем еще новичок.
Она даже разозлилась — неужели ее учитель считает свое дело законченным после одного-единственного урока?
Теперь они, пройдя по саду, поднялись на террасу и снова сидели в гостиной.
— Я уверена, что вы достаточно занимались ее воспитанием, разве я могу что-нибудь добавить к этому? — сказала Эммануэль.
— Речь идет не о ее воспитании, а о вашем. Он остановился, дожидаясь ее ответа, но Эммануэль молчала, и выражение ее лица оставалось скептическим. И он начал свое объяснение.
— Видите ли, тот процесс, который начался в вас, должен быть вами же и завершен. Нет пока таких форм, которые были бы вашими в степени, достаточной, чтобы дать вам как бы другое существование. Но, может быть, вы и сейчас уже довольны собою?
Эммануэль решительно тряхнула копной волос.
— О нет! Совсем нет!
— Ну, так шагните дальше, — голос Марио звучал почти устало. Однако он продолжал:
— Как женщина вы вполне можете быть удовлетворены своей любовью: она в известной степени — достаточное условие существования. Но вы — богиня, и поэтому благоденствие других имеет к вам самое прямое отношение.
Она улыбнулась, вспомнив помост, храм, ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89