— Так как коготки йаны не годятся для ветвей и сучьев, — продолжал лекцию Жан, — то они устраивают свои гнезда не на деревьях, а на скалах и утесах необитаемых островов или в таких пещерах. Некоторым жителям этих мест дарована привилегия собирать такой урожай. Их называют чао-хо — люди пещер. И вот они, когда приходит пора, карабкаются по длинным канатам из бамбуковых волокон вверх, рискуя жизнью и нередко теряя ее, укрепляя своей кровью птичьи гнезда.
— Нет, — вздрогнула Анна-Мария, — я расхотела есть. Изящный, с благородной осанкой мужчина в сопровождении четырех молодых и очень хорошеньких женщин, каждая из которых несла на голове большую корзину, прошествовал мимо них.
— Вот один из чао-хо, — сказал Жан, — со своими женами.
— Четыре! Я думала, что законы Сиама не разрешают многоженства.
— На законы ему плевать. Тот, кто живет рискуя, учится любить жизнь. Охотник за гнездами бросил заинтересованный взгляд на обнаженную грудь Эммануэль. Женщины хихикнули.
— Гляди-ка, — сказала Эммануэль, — они не ревнивы.
— Может быть, им хочется быть впятером, — сказала Анна-Мария.
— Поехали, — сказал Жан. — Пора, через полчаса мы будем на месте. Жаркое сияющее солнце заставило их онеметь, когда они вышли наружу, и пролетело немало километров, прежде чем Анна-Мария снова взялась за свое.
— Должны ли женщины племени жить вчетвером с одним мужчиной, потому что большинство других гибнет во время своей охоты в скалах?
— «Должны»! — возмутилась Эммануэль. — Кто сказал тебе, что они должны?
— Они свободны в выборе, — объяснил Жан, — но вообще-то они неохотно соглашаются на моногамию.
— Почему?
— Они стыдятся этого.
— Брак вдвоем, если он не расширяется, ведет обычно к крушению, — авторитетно подтвердила Эммануэль.
— Супружеской неверности уже недостаточно, — ужаснулась Анна-Мария, — переходим к полигамии!
— Давайте оставим этот старый обман, — вмешался довольно добродушным тоном Жан, — быть полигамным — значит делиться. Мы ищем постоянно растущего единства. Того, что обогатит парный брак возможно большим количеством людей.
— Вот, к примеру, брак втроем, — воскликнула Эммануэль, — это же противоположность полигамии.
— Ах, вот как? Еще одна химера! Удивительно, что она еще не осуществляется.
— Полигамия в прошлом, дуэт — наше настоящее, а трио, гармоническое трио, — это новизна, пока будущее не предложит нам новых рецептов, — улыбнулся Жан, — ведь мы до сих пор только начинали, эволюция пойдет дальше.
— Откровенности, доверчивости и в браке вдвоем приходится тяжко, — вздохнула Анна-Мария, — подумайте: ведь брак втроем превратит жизнь в ад.
— Лучше думать о том, что он будет раем.
— По всей вероятности, — продолжала Анна-Мария, — один из партнеров рано или поздно будет отодвинут, заклеймен как захватчик, и сердцевина вашей триады превратится в уютный, привычный двусторонний союз. Не такой, безусловно, каким он был вначале, но он станет чем-то новым.
— Хороший брак может состоять из трех пар, — категорически заявила Эммануэль.
— Как это? Шесть человек?
— Нет, три человека. Один мужчина, живущий с двумя женщинами, образует пару с каждой из них, как я и Жан; две женщины соединяются в третьей паре.
— Значит, без гомосексуальности никакое трио не может быть полным?
— Очевидно, нет.
— А если двое мужчин любят одну женщину, они тоже вступают друг с другом в связь?
— Разумеется.
— А двое мужчин и две женщины не лучше?
— Я считаю, что да, но Марио предпочитает нечетное число.
— Ах, значит, — сказала Анна-Мария, — вы будете ставить эксперимент с Марио?
— Нет, — сказала Эммануэль, — с тобой.
Эммануэль и Анна-Мария лежат на мягком теплом песке у самой кромки моря. Полночь уже миновала. Море молчит, мерцая во мраке.
Они, поздно вернулись от Мари-Анж, и когда добрались до террасы своего бунгало, их сторож, старик с черными пиратскими усами, уже спал на пороге их жилища сном праведника, сжимая в руке толстую палку. Но они хорошо знали, что бояться им некого. Присутствие этого телохранителя было лишь символом их достойного положения. Эммануэль тут же предложила искупаться еще раз. Анна-Мария, не дожидаясь просьбы подруги, стянула с себя купальный костюм и бросила его возле спящего сторожа. Она ступила на песок и двинулась по лунному пляжу. Впервые видела ее наготу Эммануэль.
И вот теперь, бок о бок с этим покоящимся телом, странная, незнакомая сдержанность парализовала руки и губы Эммануэль. Ей не хотелось, чтобы Анна-Мария говорила о любви, о мужчинах, о них обеих, а только о простых и прекрасных вещах: о пене прибоя, о бормотании моря, об острых краях раковин, царапающих кожу, о черных призраках вдали, тянущих из глубин моря тяжелые сети, наполненные живым серебром рыб.
— О чем ты думаешь? — спрашивает, наконец, Эммануэль.
— Ни о чем. Я счастлива.
— Почему ты счастлива?
— Из-за тебя.
«Если б я не полюбила ее с первого взгляда, — думает Эммануэль, — я бы никогда не полюбила ее. Только поэтому могла я ждать».
— Я еще не видела тебя, — говорит Эммануэль.
— Смотри же.
— Господи, я могу тебя любить, тебя, которая настолько прекрасней меня!
— Мне уже поздно запрещать тебе это.
— Ты все еще думаешь, что я дьявол?
— А ты все еще думаешь, что я ангел?
— Ты моя любимая, ты женушка моя.
— Я буду жить с тобой и Жаном. Я буду принадлежать вам.
— И я буду тебя обучать. Всему, что я люблю.
— Только не торопись: я, ты видишь, еще не освободилась от страха.
— Больше храбрости, моя мещаночка! Я не буду тобой командовать. Я буду обладать тобой.
— Ты не станешь меня удерживать?
— Растрачивать тебя не значит тебя потерять. Ты же не думаешь, что я буду терзать тебя, как хищная птица, и пить твою кровь?
— А меня хватит, чтобы тебя насытить?
— Нет, я ненасытна. Я всегда ищу нового. Увидеть небо…
— Ты же хочешь, чтобы я о нем забыла.
— Это небо ты можешь видеть. И ты увидишь, как прекрасна и счастлива наша Земля. Это наш путь, он принадлежит нам.
— Что еще мы можем найти?
— Все, все! Подумай о том, что нас ждет еще! О, это невозможно: этот мир никогда не будет закончен!
— Будь уверена, — сказала Анна-Мария с неожиданной страстностью, — Жан и мы, все, кто походит на нас, все, кого мы любим, достигнут совершенства.
— Мы — нет. Никогда. Только те, кто придет за нами.
— А кто придет за нами, за мной и тобой?
— Наша дочь.
— Кто же ее родит? Я, ты? И кто подарит нам ее? Жан?
— Или ты мне, или я тебе. Это ничего не значит. Мы будем этому учиться, — рожать. Мы переделаемся. Мы изменимся.
— А другие?
— Остальные научатся у нас. Или их дочери и внуки их дочерей.
— Но нас тогда уже не будет, — у Анны-Марии перехватило горло, — как бы я хотела оказаться в далеком, далеком времени! Когда люди станут великанами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89