Иде-
алам друзей-декабристов и одновременно — идеалам самого Пушкина. Заметный интерес во второй половине 20-х и в 30-е годы проявляет Пушкин и к таким формам лирики, в которых на первом плане оказываются бытовые, «прозаические» картины с выявлением их особенной красоты, внутренней поэзии. Это то, что в живописи называется «жанром». Пушкин обращается к этому роду стихотворений все чаще, и в этом сказывается его тяга к реализму в поэзии. В подекабрьские годы Пушкин проявляет особенно сильную тенденцию не только к философскому, но и к реалистическому направлению в лирике.
В 1829 г., находясь в селе Павловском Тверской губернии, имении П. И. Вульфа, дяди своего приятеля, под впечатлением деревенской жизни и деревенской природы Пушкин пишет стихотворение «Зима. Что делать нам в деревне?..». В известном смысле это «установочное» стихотворение, утверждающее и проверяющее новый принцип реалистической поэтики в лирике:
Пороша. Мы встаем, и тотчас на коня,
И рысью по полю при первом свете дня;
Арапники в руках, собаки вслед за нами;
Глядим на бледный снег прилежными глазами;
Кружимся, рыскаем и поздней уж порой,
Двух зайцев протравив, являемся домой...
Картина очень напоминает бытовые зарисовки из «Графа Нулина». Здесь та же «жажда конкретного», то же господство стихии непосредственного и предметного, тот же язык прямых и точных называний, способствующий поэтическому обнажению и обновлению слова и предельному выявлению его смысла. Разница лишь в том, что «Граф Нулин» — это поэма, а здесь мы имеем дело с лирическим жанром. То, чего Пушкин уже ранее достиг в эпическом роде — максимального приближения к реальному, он теперь стремится достигнуть и в лирике.
Стихотворению «Зима. Что делать нам в деревне?..» близко по стилю и по художественным авторским установкам стихотворение 1830 г. «Румяный критик мой...». Оно тоже является программным. В нем автор для себя и для читателя объясняет новую реалистическую поэтику и отстаивает ее в споре с воображаемым критиком. В стихотворении с предельной остротой утверждается право
поэзии на прозаический материал, утверждается красота простого, неброского, обыкновенного:
Смотри, какой здесь вид: избушек ряд убогий,
За ними чернозем, равнины скат отлогий,
Над ними серых туч густая полоса.
Где нивы светлые? где темные леса?
Где речка? На дворе у низкого забора
Два бедных деревца стоят в отраду взора,
Два только деревца, И то из них одно
Дождливой осенью совсем обнажено...
Подлинный источник поэтического здесь не в красках, не в самих предметах — а в отношении к ним. Пушкинский реализм открывает красоту обыкновенного, потому что он видит в этом обыкновенном непоказанные, скрытые ценности, потому что он не может быть к нему равнодушным. «Избушек ряд убогий» — для Пушкина это и приметы бедности народной, и вместе с тем душевно близкое и дорогое, то, что он не может не любить. Через свою любовь поэт и утверждает прекрасное в том, что для равнодушного взгляда не заключает ничего привлекательного. И наоборот, утверждая прекрасное в незаметном и простом, поэт тем самым заражает читателей своей любовью к этому простому и незаметному. Уже в ином веке, другой великий поэт, Александр Блок, скажет:
Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые,
Как слезы первые любви...
Это сказано не только сильно и незабываемо, но и очень по-пушкински. Пушкин и в этом оказался великим предвестником в русской поэзии и зачинателем.
Наряду с созданием реалистических произведений в лирическом жанре Пушкин со второй половины 1820-х годов с особой настойчивостью продолжает писать стихотворения в народном ключе и народные по содержанию и стилистике. В эпоху трудную и трагическую, в эпоху неизбежной переоценки ценностей Пушкину все дороже становится народность в поэзии — ибо народность есть связь с поэтическими первоисточниками, в ней есть нечто безусловно глубокое и устойчивое, в народности Пушкин видит надежную основу свободного поэтического вдохновения.
Опыты Пушкина в народном духе и стило в эти годы следуют буквально один за другим, и все они отличаются большой степенью зрелости. В 1828 г. Пушкин пишет стихотворение «Еще дуют холодные ветры», где происходит дальнейшая выработка и отработка форм народного стиха и где точный, предметный язык знаменует собой синтез народного и реалистического в его поэзии. В том же году он создает свою обработку народной песни «Уродился я, бедный недоносок». Тогда же пишет род баллады в современно-народном духе «Утопленник». Все это — продолжение более ранних опытов Пушкина в народном направлении и одновременно важные подходы к главным созданиям Пушкина в этом роде — к его сказкам и к таким его стихотворениям 30-х годов, как «Гусар», «Сват Иван, как пить мы станем...», «Песни западных славян». В этих последних произведениях Пушкин не просто владеет стихией народности, но точно господствует в пей, ему, поэту, в ней легко, привольно и радостно. Достоевский недаром так восторженно говорил о народности поэзии Пушкина: «В Пушкине же есть именно что-то сроднившееся с народом взаправду, доходящее в нем почти до какого-то простодушнейшего умиления. Возьмите сказание о медведе и о том, как убил мужик его боярыню-медведицу, или припомните стихи: „Сват Иван, как пить мы станем...",—и вы поймете, что я хочу сказать».
Пушкинская народность с самого начала — а со временем все больше и все сильнее — выявлялась не только как национальное, но и как всемирное. По существу, народный характер имеют у Пушкина не только стихотворения, подобные «Свату Ивану», но и написанное в духе восточной поэзии и восточной народности «В прохладе сладостной фонтанов» (1828), и выдержанное в библейском стиле и духе стихотворение «Когда владыко ассирийский» (1835), и опыт в духе испанской народности «Я здесь, Инезилья» (1830) и т. д. При этом очень важно, как Пушкин проникает в стихию чужой народности и передает ее. В последнем стихотворении — и это достаточно характерный пример — испанское начало, атмосфера испанской жизни переданы не столько соответствующими реалиями (Севилья, плащ, гитара), сколько внутренне, самим ритмом стиха: стремительным, буйным,
резко переменчивым, южным. Для Пушкина это почти правило. Он передает иноязычную и инонародную атмосферу поэтического рассказа более всего не предметно, а музыкально и тем самым особенно глубоко.
Зрелость пришла к Пушкину со второй половины 20-х годов не только в народных формах стиха. Он вообще в своей лирике показал удивительно свободное, непринужденное владение формой. Кажется, что стих но первому невидимому знаку подчиняется ему, выполняет любые его художественные и смысловые задания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
алам друзей-декабристов и одновременно — идеалам самого Пушкина. Заметный интерес во второй половине 20-х и в 30-е годы проявляет Пушкин и к таким формам лирики, в которых на первом плане оказываются бытовые, «прозаические» картины с выявлением их особенной красоты, внутренней поэзии. Это то, что в живописи называется «жанром». Пушкин обращается к этому роду стихотворений все чаще, и в этом сказывается его тяга к реализму в поэзии. В подекабрьские годы Пушкин проявляет особенно сильную тенденцию не только к философскому, но и к реалистическому направлению в лирике.
В 1829 г., находясь в селе Павловском Тверской губернии, имении П. И. Вульфа, дяди своего приятеля, под впечатлением деревенской жизни и деревенской природы Пушкин пишет стихотворение «Зима. Что делать нам в деревне?..». В известном смысле это «установочное» стихотворение, утверждающее и проверяющее новый принцип реалистической поэтики в лирике:
Пороша. Мы встаем, и тотчас на коня,
И рысью по полю при первом свете дня;
Арапники в руках, собаки вслед за нами;
Глядим на бледный снег прилежными глазами;
Кружимся, рыскаем и поздней уж порой,
Двух зайцев протравив, являемся домой...
Картина очень напоминает бытовые зарисовки из «Графа Нулина». Здесь та же «жажда конкретного», то же господство стихии непосредственного и предметного, тот же язык прямых и точных называний, способствующий поэтическому обнажению и обновлению слова и предельному выявлению его смысла. Разница лишь в том, что «Граф Нулин» — это поэма, а здесь мы имеем дело с лирическим жанром. То, чего Пушкин уже ранее достиг в эпическом роде — максимального приближения к реальному, он теперь стремится достигнуть и в лирике.
Стихотворению «Зима. Что делать нам в деревне?..» близко по стилю и по художественным авторским установкам стихотворение 1830 г. «Румяный критик мой...». Оно тоже является программным. В нем автор для себя и для читателя объясняет новую реалистическую поэтику и отстаивает ее в споре с воображаемым критиком. В стихотворении с предельной остротой утверждается право
поэзии на прозаический материал, утверждается красота простого, неброского, обыкновенного:
Смотри, какой здесь вид: избушек ряд убогий,
За ними чернозем, равнины скат отлогий,
Над ними серых туч густая полоса.
Где нивы светлые? где темные леса?
Где речка? На дворе у низкого забора
Два бедных деревца стоят в отраду взора,
Два только деревца, И то из них одно
Дождливой осенью совсем обнажено...
Подлинный источник поэтического здесь не в красках, не в самих предметах — а в отношении к ним. Пушкинский реализм открывает красоту обыкновенного, потому что он видит в этом обыкновенном непоказанные, скрытые ценности, потому что он не может быть к нему равнодушным. «Избушек ряд убогий» — для Пушкина это и приметы бедности народной, и вместе с тем душевно близкое и дорогое, то, что он не может не любить. Через свою любовь поэт и утверждает прекрасное в том, что для равнодушного взгляда не заключает ничего привлекательного. И наоборот, утверждая прекрасное в незаметном и простом, поэт тем самым заражает читателей своей любовью к этому простому и незаметному. Уже в ином веке, другой великий поэт, Александр Блок, скажет:
Россия, нищая Россия,
Мне избы серые твои,
Твои мне песни ветровые,
Как слезы первые любви...
Это сказано не только сильно и незабываемо, но и очень по-пушкински. Пушкин и в этом оказался великим предвестником в русской поэзии и зачинателем.
Наряду с созданием реалистических произведений в лирическом жанре Пушкин со второй половины 1820-х годов с особой настойчивостью продолжает писать стихотворения в народном ключе и народные по содержанию и стилистике. В эпоху трудную и трагическую, в эпоху неизбежной переоценки ценностей Пушкину все дороже становится народность в поэзии — ибо народность есть связь с поэтическими первоисточниками, в ней есть нечто безусловно глубокое и устойчивое, в народности Пушкин видит надежную основу свободного поэтического вдохновения.
Опыты Пушкина в народном духе и стило в эти годы следуют буквально один за другим, и все они отличаются большой степенью зрелости. В 1828 г. Пушкин пишет стихотворение «Еще дуют холодные ветры», где происходит дальнейшая выработка и отработка форм народного стиха и где точный, предметный язык знаменует собой синтез народного и реалистического в его поэзии. В том же году он создает свою обработку народной песни «Уродился я, бедный недоносок». Тогда же пишет род баллады в современно-народном духе «Утопленник». Все это — продолжение более ранних опытов Пушкина в народном направлении и одновременно важные подходы к главным созданиям Пушкина в этом роде — к его сказкам и к таким его стихотворениям 30-х годов, как «Гусар», «Сват Иван, как пить мы станем...», «Песни западных славян». В этих последних произведениях Пушкин не просто владеет стихией народности, но точно господствует в пей, ему, поэту, в ней легко, привольно и радостно. Достоевский недаром так восторженно говорил о народности поэзии Пушкина: «В Пушкине же есть именно что-то сроднившееся с народом взаправду, доходящее в нем почти до какого-то простодушнейшего умиления. Возьмите сказание о медведе и о том, как убил мужик его боярыню-медведицу, или припомните стихи: „Сват Иван, как пить мы станем...",—и вы поймете, что я хочу сказать».
Пушкинская народность с самого начала — а со временем все больше и все сильнее — выявлялась не только как национальное, но и как всемирное. По существу, народный характер имеют у Пушкина не только стихотворения, подобные «Свату Ивану», но и написанное в духе восточной поэзии и восточной народности «В прохладе сладостной фонтанов» (1828), и выдержанное в библейском стиле и духе стихотворение «Когда владыко ассирийский» (1835), и опыт в духе испанской народности «Я здесь, Инезилья» (1830) и т. д. При этом очень важно, как Пушкин проникает в стихию чужой народности и передает ее. В последнем стихотворении — и это достаточно характерный пример — испанское начало, атмосфера испанской жизни переданы не столько соответствующими реалиями (Севилья, плащ, гитара), сколько внутренне, самим ритмом стиха: стремительным, буйным,
резко переменчивым, южным. Для Пушкина это почти правило. Он передает иноязычную и инонародную атмосферу поэтического рассказа более всего не предметно, а музыкально и тем самым особенно глубоко.
Зрелость пришла к Пушкину со второй половины 20-х годов не только в народных формах стиха. Он вообще в своей лирике показал удивительно свободное, непринужденное владение формой. Кажется, что стих но первому невидимому знаку подчиняется ему, выполняет любые его художественные и смысловые задания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62