Ждали только моей смерти. Народ был готов видеть ее своей королевой, надеясь, что при ней жить в Англии станет легче.
Медленно тянулась череда дней. Я слабела и почти не вставала с постели. Реджинальд был еще жив, но оба мы были не в силах навестить друг друга.
Теперь официальные визиты наносились в Хэтфилд – к Елизавете. Филип, как мне сообщили, прислал специальное распоряжение испанцам, находившимся в Англии, проявлять к Елизавете повышенное внимание и почтительность.
Значит, и он ждал моей смерти… Но не приезжал.
Мне давно казалось, что Елизавета нравится Филипу, – еще тогда, когда он вышел из-за ширмы, возбужденный, с загоревшимся взором… Только сейчас я отчетливо поняла, что он женится на ней, когда я умру.
Смерть казалась мне теперь избавлением. Моя сестра, моя вечная соперница, полная жизненных сил, очаровательная, непредсказуемая Елизавета… Она всегда была умнее меня, всегда стремилась только к тому, что ей на пользу. Теперь она займет мое место.
Прекратятся казни, погаснут костры – кончится все то, за что меня возненавидел мой народ. Англия не допустит на своей земле инквизиции.
«Мария Кровавая»… В моих ушах не смолкали вопли мучеников, в ноздри проникал едкий запах сожженных тел. Я молила у Бога прощения. Я думала, что исполняю Его волю, но народ отвернулся от меня, добавив к моему имени это страшное слово – «кровавая». «Мария Кровавая» звучало как приговор.
Но почему? Почему я? Другие совершили более тяжкие преступления! За время моего правления в пламени костров погибло 300 человек, тогда как тысячи пали жертвами святой инквизиции! Изабелла, Фердинанд, наконец, император Карл, приказавший закопать живьем 30 000 человек, – о них никто не вспоминает. И только меня назвали Марией Кровавой.
Я радовалась приближению смерти. Королевский двор почти опустел – кому охота навещать полумертвую старуху?
Чем меня помянут? Тем, что я посылала на костер людей, силой навязывая свою веру?
Я устала жить, а люди устали ждать, когда я умру.
Со мной остались только Сьюзан, Джейн и несколько преданных слуг.
Сьюзан безуспешно старалась меня развлечь. Она принесла бумагу и перья, сказав, что лучше писать, чем без конца думать о прошлом.
– Моя душа изнемогает, Сьюзан, от множества ран, но одна – самая мучительная.
– Если бы король знал, что вы так больны, уверена, он бы приехал, – слукавила она.
– Не будем себя обманывать, милая Сьюзан. Но меня мучит мысль не о Филипе. Я страдаю из-за Кале. Когда я умру, Кале камнем будет лежать у меня на сердце. Ведь это я отдала его французам. Я и никто другой. И все ради того, чтобы удержать Филипа. Меня всегда подводили чувства. Они всегда были причиной моих страданий.
– Нет, не всегда, – возразила Сьюзан. – Из-за любви к нам с Джейн вы не страдали. Мы же будем любить вас до самой смерти.
Я приподнялась на подушках, обняла Сьюзан и Джейн, пожелав им счастья. Потом попросила оставить меня одну.
Когда они вышли, я взяла перо, бумагу и написала:
«Приказываю всем покинуть королевский дворец».
Пусть они уйдут, подумала я, – королева умерла. Больше мне нечего сказать. Скоро под сводами замка в Хэтфилде прозвучит: «Да здравствует королева!»
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Медленно тянулась череда дней. Я слабела и почти не вставала с постели. Реджинальд был еще жив, но оба мы были не в силах навестить друг друга.
Теперь официальные визиты наносились в Хэтфилд – к Елизавете. Филип, как мне сообщили, прислал специальное распоряжение испанцам, находившимся в Англии, проявлять к Елизавете повышенное внимание и почтительность.
Значит, и он ждал моей смерти… Но не приезжал.
Мне давно казалось, что Елизавета нравится Филипу, – еще тогда, когда он вышел из-за ширмы, возбужденный, с загоревшимся взором… Только сейчас я отчетливо поняла, что он женится на ней, когда я умру.
Смерть казалась мне теперь избавлением. Моя сестра, моя вечная соперница, полная жизненных сил, очаровательная, непредсказуемая Елизавета… Она всегда была умнее меня, всегда стремилась только к тому, что ей на пользу. Теперь она займет мое место.
Прекратятся казни, погаснут костры – кончится все то, за что меня возненавидел мой народ. Англия не допустит на своей земле инквизиции.
«Мария Кровавая»… В моих ушах не смолкали вопли мучеников, в ноздри проникал едкий запах сожженных тел. Я молила у Бога прощения. Я думала, что исполняю Его волю, но народ отвернулся от меня, добавив к моему имени это страшное слово – «кровавая». «Мария Кровавая» звучало как приговор.
Но почему? Почему я? Другие совершили более тяжкие преступления! За время моего правления в пламени костров погибло 300 человек, тогда как тысячи пали жертвами святой инквизиции! Изабелла, Фердинанд, наконец, император Карл, приказавший закопать живьем 30 000 человек, – о них никто не вспоминает. И только меня назвали Марией Кровавой.
Я радовалась приближению смерти. Королевский двор почти опустел – кому охота навещать полумертвую старуху?
Чем меня помянут? Тем, что я посылала на костер людей, силой навязывая свою веру?
Я устала жить, а люди устали ждать, когда я умру.
Со мной остались только Сьюзан, Джейн и несколько преданных слуг.
Сьюзан безуспешно старалась меня развлечь. Она принесла бумагу и перья, сказав, что лучше писать, чем без конца думать о прошлом.
– Моя душа изнемогает, Сьюзан, от множества ран, но одна – самая мучительная.
– Если бы король знал, что вы так больны, уверена, он бы приехал, – слукавила она.
– Не будем себя обманывать, милая Сьюзан. Но меня мучит мысль не о Филипе. Я страдаю из-за Кале. Когда я умру, Кале камнем будет лежать у меня на сердце. Ведь это я отдала его французам. Я и никто другой. И все ради того, чтобы удержать Филипа. Меня всегда подводили чувства. Они всегда были причиной моих страданий.
– Нет, не всегда, – возразила Сьюзан. – Из-за любви к нам с Джейн вы не страдали. Мы же будем любить вас до самой смерти.
Я приподнялась на подушках, обняла Сьюзан и Джейн, пожелав им счастья. Потом попросила оставить меня одну.
Когда они вышли, я взяла перо, бумагу и написала:
«Приказываю всем покинуть королевский дворец».
Пусть они уйдут, подумала я, – королева умерла. Больше мне нечего сказать. Скоро под сводами замка в Хэтфилде прозвучит: «Да здравствует королева!»
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113