Она, должно быть, была тронута теплым приемом и с нетерпением ожидала встречи со своим будущим супругом.
Бедная Анна! Она тоже хлебнула горя – такова уж, видно, была судьба всех женщин, которые оказывались рядом с моим отцом.
А он-то совсем забыл о своем возрасте, полагая, что остался все тем же героем-любовником, каким был в молодости. Сгорая от желания поскорей увидеть ту красавицу, что была изображена на миниатюре Гольбейна, он мысленно уже держал ее в своих объятиях. Невесте был приготовлен подарок – самые лучшие соболя в королевстве – на пелерину или муфту.
Встреча должна была произойти в Рочестере. Не в силах дольше ждать, отец выехал навстречу, послав вперед своего главного конюшего Энтони Брауна сообщить Анне, что он с нетерпением ожидает встречи и приготовил для нее новогодний подарок.
Жаль, что я не присутствовала при их первом свидании. А посмотреть было на что – я имею в виду отца, который, к чести его будь сказано, при виде невесты сумел скрыть глубочайшее разочарование и подавить захлестнувший его гнев. Он не подал и виду, что был зол до безумия, и оказал ей подобающие знаки внимания. Но она была не глупа и, конечно, все поняла.
Рассказывали, что он дал волю своим чувствам, только когда она удалилась. Свидетели происшедшего с удовольствием разболтали обо всем, что видели и слышали: король был буквально в шоке, потрясенный столь разительным несоответствием портрета оригиналу. Где та нежная, прозрачная кожа? Ее лицо было испещрено оспинами. Он не любил крупных женщин, а она была отнюдь не миниатюрным созданием. Выглядела на все тридцать, хотя ей должно было быть двадцать четыре. Довольно грубые черты лица и полное отсутствие нежной женственности произвели на отца отталкивающее впечатление. Она была совсем не в его вкусе!
Он провел с ней всего несколько минут. Какой смысл притворяться, если ему хотелось завыть от злобы.
Лорд Рассел, присутствовавший при этой встрече, говорил, что он никогда в жизни не был свидетелем столь сильного душевного потрясения. Оставив ее на попечение придворных, отец, страшно покраснев, как будто его вот-вот хватит удар, едва смог пробормотать, что такого он не мог представить даже в страшном сне.
– Нет, нет, – повторял он, – я не вижу ни одной черточки, которая напоминала бы портрет. Мне стыдно, что меня так надули! Я не хочу ее!
Он даже не мог заставить себя пойти к ней и подарить обещанный подарок, а послал с соболями сэра Энтони Брауна.
Теперь он поносил последними словами всех, кто был виновниками этого обмана, кто подсунул ему эту кобылу, эту уродину, даже не говорившую по-английски! Но и хорошо, что не говорила, потому что он не мог слышать ее голоса!
Мне было любопытно, а что, интересно, она подумала о своем женихе. Во время их непродолжительной встречи он был, скорей всего, любезен и сумел произвести выгодное впечатление, несмотря на свой возраст, далеко не стройную фигуру и хромоту. Его непостижимое обаяние оставалось при нем, так же как мелодичный голос, не говоря уж о королевском достоинстве, которое он сохранял в любых обстоятельствах.
Чего только не делал отец, чтобы избежать этого брака! Он пытался доказать, что Анна до него подписала контракт с герцогом Лоррейнским и, следовательно, была несвободна.
Но Анна поклялась, что ничего не подписывала. Тогда он сказал Кромвелю, глядя на него так, будто готов был убить его на месте:
– Так что, нет никакого средства освободиться от этого ярма? Или я против своей воли должен взвалить его на себя?
Через несколько дней после приезда Анны король наградил Филипа Баварского орденом Подвязки. Церемония награждения прошла очень торжественно. Я любовалась красотой и благородством Филипа. Слышались восторженные реплики – говорили, что он не только хорош собой, но прославился отвагой в боях. У него даже было прозвище Воинственный Филип, которое он заслужил после победы над турками несколько лет назад. С каждым днем он нравился мне все больше и больше.
Поводов для встреч у нас было достаточно, и Маргарет, глядя на мое сияющее лицо, заметила, что немногим принцессам королевской крови выпадает счастье влюбиться в своего будущего мужа.
Теперь Маргарет была всецело занята Эдуардом, хотя Елизавета тоже была при ней. Ее страх за меня исчез, так как мое положение при дворе не только не ухудшилось, но стало много лучше.
Мне же не хватало только одного – увидеть и хоть как-то утешить графиню Солсбери. Но о том, чтобы поехать в Тауэр, не могло быть и речи. Я думала о графине день и ночь, но, как ни старалась, мне ничего не удалось узнать.
Эдуард рос серьезным мальчиком, обнаружившим в столь раннем возрасте интерес к чтению. Елизавету, которая была его полной противоположностью, он обожал. Она же, ни минуты не сидевшая на месте, то танцевала, то прыгала, веселясь и требуя его внимания.
– Ты бы только видела, как он смотрит на нее, как светлеет его личико при виде сестры, – восторженно рассказывала Маргарет. Их двор находился тогда в Хаверинге.
Я разделяла ее восхищение Елизаветой. И была счастлива ощущать себя членом нашей семьи, хоть и разбросанной по разным местам. Мы постоянно балансировали на грани между жизнью и смертью, не зная, что ждет нас завтра. Ни я, ни Елизавета не могли быть уверены в постоянстве отца: сегодня мы – в фаворе, завтра – в изгнании.
На Рождество и Новый год вся семья собралась вместе. И если бы не тревога за графиню, я чувствовала бы себя просто счастливой. Немного, правда, беспокоили мысли о том, что мой избранник – еретик… Но, честно признаться, я все равно была им очарована и успокаивала себя тем, что непременно обращу его в свою веру. Твердо решив, что так оно и будет, я предавалась сладким мечтам о будущей супружеской жизни.
У Елизаветы всегда было плохо с одеждой. Маргарет это очень огорчало, и вот я решила сделать девочке подарок к Новому году. Я подарила ей красивую желтую юбку, что обошлось мне в немалую сумму, но зато принесло много радости. Елизавета всегда бурно выражала свои чувства, и на этот раз счастью ее не было предела. Держа юбку обеими руками перед собой, она пустилась с ней в пляс по комнате, а Эдуард хлопал в ладоши, заливаясь смехом.
Потом я преподнесла подарок и Эдуарду – курточку алого цвета, расшитую золотыми нитками и жемчугом. Елизавета объявила, что наряд великолепен, и принялась одевать своего двухлетнего брата, который повиновался ей без звука. Взявшись за руки, они закружились по комнате, а Маргарет, сидя в кресле, любовалась ими, хотя и была начеку – не дай Бог, ребенок простудится. Это драгоценное дитя оберегали, как экзотический цветок, понимая, что король не простит, если его сын заболеет.
Елизавета жадно прислушивалась к моим рассказам о новой королеве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
Бедная Анна! Она тоже хлебнула горя – такова уж, видно, была судьба всех женщин, которые оказывались рядом с моим отцом.
А он-то совсем забыл о своем возрасте, полагая, что остался все тем же героем-любовником, каким был в молодости. Сгорая от желания поскорей увидеть ту красавицу, что была изображена на миниатюре Гольбейна, он мысленно уже держал ее в своих объятиях. Невесте был приготовлен подарок – самые лучшие соболя в королевстве – на пелерину или муфту.
Встреча должна была произойти в Рочестере. Не в силах дольше ждать, отец выехал навстречу, послав вперед своего главного конюшего Энтони Брауна сообщить Анне, что он с нетерпением ожидает встречи и приготовил для нее новогодний подарок.
Жаль, что я не присутствовала при их первом свидании. А посмотреть было на что – я имею в виду отца, который, к чести его будь сказано, при виде невесты сумел скрыть глубочайшее разочарование и подавить захлестнувший его гнев. Он не подал и виду, что был зол до безумия, и оказал ей подобающие знаки внимания. Но она была не глупа и, конечно, все поняла.
Рассказывали, что он дал волю своим чувствам, только когда она удалилась. Свидетели происшедшего с удовольствием разболтали обо всем, что видели и слышали: король был буквально в шоке, потрясенный столь разительным несоответствием портрета оригиналу. Где та нежная, прозрачная кожа? Ее лицо было испещрено оспинами. Он не любил крупных женщин, а она была отнюдь не миниатюрным созданием. Выглядела на все тридцать, хотя ей должно было быть двадцать четыре. Довольно грубые черты лица и полное отсутствие нежной женственности произвели на отца отталкивающее впечатление. Она была совсем не в его вкусе!
Он провел с ней всего несколько минут. Какой смысл притворяться, если ему хотелось завыть от злобы.
Лорд Рассел, присутствовавший при этой встрече, говорил, что он никогда в жизни не был свидетелем столь сильного душевного потрясения. Оставив ее на попечение придворных, отец, страшно покраснев, как будто его вот-вот хватит удар, едва смог пробормотать, что такого он не мог представить даже в страшном сне.
– Нет, нет, – повторял он, – я не вижу ни одной черточки, которая напоминала бы портрет. Мне стыдно, что меня так надули! Я не хочу ее!
Он даже не мог заставить себя пойти к ней и подарить обещанный подарок, а послал с соболями сэра Энтони Брауна.
Теперь он поносил последними словами всех, кто был виновниками этого обмана, кто подсунул ему эту кобылу, эту уродину, даже не говорившую по-английски! Но и хорошо, что не говорила, потому что он не мог слышать ее голоса!
Мне было любопытно, а что, интересно, она подумала о своем женихе. Во время их непродолжительной встречи он был, скорей всего, любезен и сумел произвести выгодное впечатление, несмотря на свой возраст, далеко не стройную фигуру и хромоту. Его непостижимое обаяние оставалось при нем, так же как мелодичный голос, не говоря уж о королевском достоинстве, которое он сохранял в любых обстоятельствах.
Чего только не делал отец, чтобы избежать этого брака! Он пытался доказать, что Анна до него подписала контракт с герцогом Лоррейнским и, следовательно, была несвободна.
Но Анна поклялась, что ничего не подписывала. Тогда он сказал Кромвелю, глядя на него так, будто готов был убить его на месте:
– Так что, нет никакого средства освободиться от этого ярма? Или я против своей воли должен взвалить его на себя?
Через несколько дней после приезда Анны король наградил Филипа Баварского орденом Подвязки. Церемония награждения прошла очень торжественно. Я любовалась красотой и благородством Филипа. Слышались восторженные реплики – говорили, что он не только хорош собой, но прославился отвагой в боях. У него даже было прозвище Воинственный Филип, которое он заслужил после победы над турками несколько лет назад. С каждым днем он нравился мне все больше и больше.
Поводов для встреч у нас было достаточно, и Маргарет, глядя на мое сияющее лицо, заметила, что немногим принцессам королевской крови выпадает счастье влюбиться в своего будущего мужа.
Теперь Маргарет была всецело занята Эдуардом, хотя Елизавета тоже была при ней. Ее страх за меня исчез, так как мое положение при дворе не только не ухудшилось, но стало много лучше.
Мне же не хватало только одного – увидеть и хоть как-то утешить графиню Солсбери. Но о том, чтобы поехать в Тауэр, не могло быть и речи. Я думала о графине день и ночь, но, как ни старалась, мне ничего не удалось узнать.
Эдуард рос серьезным мальчиком, обнаружившим в столь раннем возрасте интерес к чтению. Елизавету, которая была его полной противоположностью, он обожал. Она же, ни минуты не сидевшая на месте, то танцевала, то прыгала, веселясь и требуя его внимания.
– Ты бы только видела, как он смотрит на нее, как светлеет его личико при виде сестры, – восторженно рассказывала Маргарет. Их двор находился тогда в Хаверинге.
Я разделяла ее восхищение Елизаветой. И была счастлива ощущать себя членом нашей семьи, хоть и разбросанной по разным местам. Мы постоянно балансировали на грани между жизнью и смертью, не зная, что ждет нас завтра. Ни я, ни Елизавета не могли быть уверены в постоянстве отца: сегодня мы – в фаворе, завтра – в изгнании.
На Рождество и Новый год вся семья собралась вместе. И если бы не тревога за графиню, я чувствовала бы себя просто счастливой. Немного, правда, беспокоили мысли о том, что мой избранник – еретик… Но, честно признаться, я все равно была им очарована и успокаивала себя тем, что непременно обращу его в свою веру. Твердо решив, что так оно и будет, я предавалась сладким мечтам о будущей супружеской жизни.
У Елизаветы всегда было плохо с одеждой. Маргарет это очень огорчало, и вот я решила сделать девочке подарок к Новому году. Я подарила ей красивую желтую юбку, что обошлось мне в немалую сумму, но зато принесло много радости. Елизавета всегда бурно выражала свои чувства, и на этот раз счастью ее не было предела. Держа юбку обеими руками перед собой, она пустилась с ней в пляс по комнате, а Эдуард хлопал в ладоши, заливаясь смехом.
Потом я преподнесла подарок и Эдуарду – курточку алого цвета, расшитую золотыми нитками и жемчугом. Елизавета объявила, что наряд великолепен, и принялась одевать своего двухлетнего брата, который повиновался ей без звука. Взявшись за руки, они закружились по комнате, а Маргарет, сидя в кресле, любовалась ими, хотя и была начеку – не дай Бог, ребенок простудится. Это драгоценное дитя оберегали, как экзотический цветок, понимая, что король не простит, если его сын заболеет.
Елизавета жадно прислушивалась к моим рассказам о новой королеве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113