И я предалась мечтам. Мне – одиннадцать. Ему – не то двадцать семь, не то двадцать восемь. Хоть и большая разница, но, во-первых, мы были друзьями, а, во-вторых, спасибо Вивасу! – я была хорошо образована, и между нами сразу возникло взаимопонимание. Вообще подобная перспектива была не столь уж невероятна, как могло показаться. Он был из королевского рода Плантагенетов, поэтому, когда я стану королевой, он вполне может быть королем. И народ будет доволен – соединятся две королевские ветви, что послужит стабилизирующим фактором для страны. В нашей истории подобное уже было – тогда, в результате брака моего деда Генриха VII и Елизаветы Йоркской, дочери Эдуарда IV, объединились два королевских дома, Тюдоров и Йорков, и был положен конец войне Алой и Белой розы.
Мысль о нашей женитьбе с Реджинальдом согревала меня в то смутное время.
Моя мать с графиней теперь ничего не имели против того, чтобы я присутствовала при их разговорах – раз уж я посвящена в «королевскую тайну» и от нее зависела моя судьба, так лучше мне было знать побольше.
От них я и услышала, какой фарс устроил кардинал в своем роскошном дворце в Йорк-плейс.
Туда был вызван король для дачи показаний по обвинению в аморальном сожительстве с женщиной, которая в глазах церкви не являлась его женой.
Смехотворным был сам факт вызова короля его подданными. Но он послушно приехал. Опустив голову, выслушал обвинения, предъявленные архиепископом Уорэмом, которые, естественно, были составлены самим королем.
– Присутствовал, между прочим, Джон Фишер, епископ Рочестерский, – с сожалением сказала графиня, – а я всегда считала его одним из святейших отцов церкви.
– Полагаю, что обвинение составлял доктор Уолмэн, – заметила моя мать.
– Не без участия советника короля доктора Белла, – презрительно добавила графиня. – Воображаю, как это звучало: «Генрих, король Англии, вы вызваны на суд архиепископа по обвинению в греховном сожительстве с вдовой вашего брата»… что-нибудь в этом роде.
– Как можно! – не удержалась моя мать. – Они же знают, что это неправда. По существу я никогда не была женой Артура!
Они, кажется, забыли о моем присутствии, я сидела тихо, боясь пошевельнуться, чтобы они только продолжали говорить так же откровенно.
Я старалась представить себе картину суда: отец с поникшей головой, выслушивающий столь вопиющее обвинение. Но если бы он сам этого не захотел, уже ни одного участника этого спектакля давно не было бы в живых. Доводы в защиту брака отца с моей матерью основывались на том, что ее брачные отношения с Артуром не могли иметь место из-за его болезни. Папа Юлиус II благословил короля на брак с Катариной Арагонской, и, следовательно, не было никаких оснований подвергать его сомнению.
– А теперь епископ Тарбский выдвигает столь чудовищное предположение!.. – воскликнула мать и замолчала, взглянув на меня.
Я сгорала от любопытства, но они так ничего и не сказали. Правда, вскоре они снова забыли о моем присутствии.
– Архиепископ Уорэм – старый человек, – сказала графиня, – а старые люди всегда пекутся о своем спокойствии. Он хочет спокойно прожить остаток жизни и сделает то, что скажет король.
– И нам хорошо известно, что он скажет, – трагическим голосом произнесла моя мать.
– Уорэм заявляет, что поскольку вы с Артуром были мужем и женой, значит, король женился на вдове своего брата.
– Нет, нет! Я была девственницей, когда вышла замуж за Генриха! – воскликнула моя мать.
– Джон Фишер – честный человек. Он сказал, что Папа дал свое благословение на ваш второй брак, чтобы король оставил всякие сомнения. Есть даже Папская булла, подтверждающая законность вашего брака с точки зрения церкви. – Графиня торжествующе смотрела на мою мать и, желая подбодрить ее, продолжала: – Король говорил о вас с большой теплотой. Он сказал, что все эти годы был счастлив с вами и не мог представить себе более достойной супруги.
– За исключением одного… – грустно заметила мать.
– Это не больше чем намек, высказанный епископом Тарбским… Но мы же знаем, что это не так, – графиня снова запнулась, глядя на меня, – ничего особенного. Просто король…
– Просто ему нужны сыновья, – продолжила мать.
– Он во всеуслышание заявил, что, если бы ему пришлось жениться вновь и он не счел бы это грехом, он женился бы только на вас.
– Слова, – с горечью произнесла моя мать, – слова, призванные скрыть правду.
Они долго сидели молча.
– Но ведь они ничего не решили, – сказала наконец графиня, оживившись.
– Полагаю, король весьма ими разочарован. Он очень надеялся, что вопрос будет решен.
Графиня взяла руку королевы и крепко сжала.
– Этого не будет. В церкви есть хорошие люди, и они не допустят этого… Народ – тоже.
– Боюсь, что вы недооцениваете ту решимость, с какой король взялся за дело.
Затаив дыхание, я наблюдала за ними. Мне стало ясно, что развод затянется надолго.
* * *
Посол Испании прибыл в Гринвич и попросил аудиенции у королевы. Они долго беседовали. Узнать мне ничего не удалось, так как графиня ходила с отсутствующим видом и подступиться к ней было невозможно. Мне было обидно, что они по-прежнему считают меня ребенком, в то время как на карту поставлено мое будущее. Все равно ведь рано или поздно я обо всем узнаю!
Узнала же я, что сказал епископ Тарбский, – все секреты во дворце быстро становились известны. А он еще во время торжеств по случаю приезда французов выразил сомнение – если брак короля признают недействительным, то не бросит ли это тень на принцессу, и что скажет король Франции, который был готов женить своего сына на принцессе Уэльской, наследнице английского престола, а не на незаконнорожденной дочери короля.
Генри Фитцрой тоже был незаконнорожденным.
Так, дело о законности брака родителей непосредственным образом затрагивало мои интересы. Причем многие, в том числе и отец, не встали на мою защиту.
Отец, боявшийся Божией кары за греховное сожительство с вдовой брата, мог бы согласиться с мнением уважаемого всеми епископа Рочестерского. Но не захотел.
На то у него были свои причины.
Именно тогда я впервые услышала имя Анны Болейн.
* * *
А тем временем в Европе произошло событие, потрясшее весь христианский мир. Священный город был разграблен солдатами. Римские святыни были поруганы. Даже в страшном сне такое не могло бы присниться. Подробности я узнала от Реджинальда.
– В истории, пожалуй, не было подобной трагедии, – сокрушался он, – это совершили солдаты Бурбона под водительством одного из его коннетаблей.
– Французы?..
– Нет. Бурбон уже давно воюет на стороне императора Карла против Франциска.
– Значит, это сделали союзники императора!
– Если бы он знал, он не допустил бы взятия Рима.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113