Таршила слышал тяжелое, частое дыхание огромных зверей, видел, как бугрились их мускулы под плотной шерстью, наливались кровью глаза и тягучая пена стекала с губ. Старый вожак, уверенный в себе, привыкший к победам, мощно наступал; тесня молодого соперника, он ходил, словно гора, на прямых ногах, старался прижать голову врага к земле сверху, расходовал силы бесхитростно, зная, наверное, что их достанет на всех врагов в ближних лесах. Золотисто-рыжий, наоборот, приседал, стелился над землей, чтобы усилить сопротивление врагу, он весь подобрался, словно в отступлении собирал, накапливал в своем поджаром теле ту силу, которую самоуверенный противник расходовал без оглядки. Прошло четверть часа, молодому быку давно следовало бежать в лес, получив чувствительный, но не опасный удар в зад, – все-таки он доставил старому вожаку радость борьбы и победы, – однако звери по-прежнему ходили заведенным кругом, и отступление молодого становилось медленным, упорным; жестокая решимость проглядывала в его напряженной, лоснящейся туше, похожая на слепую решимость стрелы, вложенной в желобок арбалета и ждущей только мгновения, когда опустится сдерживающий тетиву крючок. Старый вожак, кажется, почувствовал это в своем враге, дыхание его стало хриплым, бока часто поднимались и опускались, подбрюшье медленно темнело от пота. Он еще наступал, но каким медленным, тяжким было его наступление! Мощные ноги дрожали и широко расползались на мягкой земле, взрывая лесную подстилку; ему требовалась хоть малая остановка – расслабить старые мускулы, чтобы прилила к ним новая яростная сила, – но, видно, он понимал, что останавливаться нельзя. И старый бык шел вперед, уповая не столько уже на силу, сколько на тяжесть своего громадного тела.
Захваченный борьбой, Таршила сам начал вздрагивать, невольно перенося сочувствие на вожака.
И пришел неизбежный миг, когда старый рогатый боец споткнулся. В тот же самый миг золотисто-рыжий присел, почти коленями упираясь в корневища, ринулся вперед, и темно-серый великан оторвал от земли передние ноги, – казалось, он хотел встать на дыбы и перескочить через противника, но рога еще были сцеплены с вражескими. В этом положении он и пополз назад, потом с усилием оторвался, метнулся в сторону, ударился о куст лещины, открыв бок и притененный потом нежно-белый живот. Как молния, ринулся вперед золотисто-рыжий зверь, и все шестнадцать костяных копий, венчавших его «лопаты», вошли в брюхо вожака; удар опрокинул старого лося в сломанный куст; Таршила видел лишь, как забились, задергались в воздухе задние копыта, а золотисто-рыжий горбатился над кустом, давил, бил, катал, и жалкое мычание дорисовывало картину… Потом сохатый вырвался из куста, высоко задирая окровавленные рога, страшный в своем победном великолепии, обошел поляну, послал в лес торжествующий рев, на который от ближнего болота отозвалась самка. Победитель кинулся на ее зов.
«Ах ты зверина! – шептал Таршила, дрожа от обиды за вожака. – Ах ты басурман бессердечный, семя злое, сатанинское! Одолел – твое счастье, но зачем до смерти убил сородича, который тебя же, окаянного, сызмальства хранил от зубов волчьих да от когтей рысьих? Погоди ужо, отродье волчье, начнется охота – получишь ты от меня стрелу в бок».
Не раз видел Таршила прежние схватки вожака. Легко одолев соперника, тот никогда не зашибал его насмерть; стоило тому побежать, как старый бык останавливался, трубным голосом оповещал лес о новой победе. А этот золотистый вражина, гляди, всех быков в лесу перепорет. Лишь когда, забросав тушу валежником, сбегал в село и вернулся с мужиками за мясом, подумал, отходя: «А может, так надо, чтобы не мешал старый, теряющий силы зверь молодому?» Минувшей зимой ему с двумя охотниками снова представилась лесная драма во всей жестокости. Та же волчья стая, заметно выросшая, – год был приплодный на дичь, и волки тоже расплодились, – окружила стадо сохатых, изрядно уменьшенное большой боярской охотой. Самки и взрослые быки прижали телят к плотной стене подлеска, бросались во все стороны, отгоняя наседающих хищников, тяжкие и острые, как сулицы, копыта мелькали в воздухе. Сохатые не убегали, видно понимая: на глубоком снегу волки скоро начнут настигать и рвать их поодиночке. Но хищники все ближе подступали к молодняку, телята метались – вот-вот начнут выскакивать из спасительного круга. Охотники спешили, прячась за деревьями. Следовало подойти на выстрел из лука, не спугнув зверей, иначе волки начнут погоню, за которой людям не поспеть.
Лоси как будто чуяли близость помощи, упорно дрались, яростно загоняли телят в круг. Но вдруг… С хриплым ревом на просторную поляну вырвался из леса серый смерч, и Таршила сразу признал молодого вожака, несмотря на его изменившуюся окраску и отсутствие рогов. Трудно сказать, почему он отходил от стада, – вернее всего, погнался за отвлекающей группой волков, – эти серые бестии очень коварны. Ярость лосиного князя была неописуема, он ринулся в самую гущу. Волчья засада – три опытных зверя – как обычно попытались перехватить его, но внезапно, на всем скаку, он оборотился, и один из хищников, перехваченный на лету страшным ударом, пластом упал в снег. Второй волк прыгнул на загривок быка, рванул зубами живое мясо, но от толчка могучего плеча покатился в снег, и два передних копыта ударили по нему враз. Третий проскочил мимо, не осмеливаясь напасть, серая стая завертелась на поляне, а свирепый бык, не обращая внимания на лязгающие возле горла клыки, бурей погнался за матерым волком, настиг у опушки и вбил в сугроб. Волки рассыпались. Вожак, всхрапывая, обежал стадо сородичей, будто проверял, все ли на месте, и повел в ближний осинник, косясь на мертвые серые комки в забрызганном кровью снегу. Понял Таршила: еще лет семь он может быть спокоен за лосиное стадо в звонцовских лесах. Особенно же после того, как подсмотрел новые брачные бои золотисто-рыжего. Теперь он поступал с побежденными соперниками, как и прежний вожак.
В полдень встретили звонцовские ратники отряд из соседней волости, соединились. Зимой дорога сама несет путника, но летом трудны пути на Руси и опасны. Трясет, ломает крепкие телеги на корневищах и гатях, по ступицу вязнут колеса то в песке, то в жиже болотной. Редки мосты через реки, но и те, что есть, того и гляди, обрушатся под ногами. Поэтому не любят вороги ходить на Русь летом. Русскому же человеку к своим дорогам не привыкать. К вечеру обоз утрясся, лишь у одной брички сломалось колесо. Его быстро заменили, а хозяин, Сенька Бобырь, получил суровый нагоняй от Фрола. Поскольку вместе с Сенькой пострадал и Филька (они, опорожнив Сенькину баклагу, присели на возок, задремали, напоролись на пень да и вывалились), мужики смеялись:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171