А русу дать нож – пусть защищается.
Мамай поморщился: лучше уж травля собаками. Бык, скорее всего, не станет гоняться за пленным, если тот не захочет дразнить его. Князь не такой дурак, как думает этот Герцог.
– Тогда оденьте его в крепкие шаровары из просмоленной кожи, затяните, чтоб сорвать не мог, да и отпустите на волю.
– На волю?
– Да. Но в шаровары надо насыпать горящих углей – он вам покажет смешные танцы.
Мамай усмехался: и на западе еще смеют бранить ордынских воинов за жестокость?!
– Ты великий воин, ты самый лучший на земле герцог! – Алтын бесцеремонно обнимал фряга. – Едем со мной! Наш Повелитель щедр, но он не любит вина и женщин – он великий полководец и правоверный мусульманин. А мы – его рабы и воины. Рабам все можно, воинам – тоже!
Пьяная речь Алтына ласкала Мамая, и все же он строго сказал:
– Хан Алтын, пировать ты можешь сколько угодно. Но твой тумен должен быть готов каждый час выступить и переправиться через Дон. Кто отстанет – будет казнен.
– Повелитель! Приказывай! У Алтына две головы – одна пьет вино, другая думает о войске.
Мурзы, толкаясь, покидали шатер. Орда, того и гляди, снимется, и горе тому, кто проявит нерасторопность. К огорчению Алтына, Герцог отказался поехать с ним. Наемник заявил, что должен проверить сторожевую службу и размещение своего отряда. Фряги продавали себя дорого, и начальник их стремился показать, что золото они получают не зря. Да и что за радость пьянствовать в вонючем шатре, любезничать с неумытыми красотками, от которых разит овчиной и кислым молоком? Вина и женщин у него еще будет довольно – только бы война началась.
Перед уходом Герцог прямо сказал Мамаю: его войско ждет второй части задатка, которая обещана по приходе на Дон.
– Сам помню, кому и когда платить, – нахмурился Мамай. – Ты еще не отслужил того золота, которое получил в Кафе. Однако ты получишь обещанное. Я свои договоры помню.
Герцог был прожженным кондотьером.
– Мы тоже помним свои договоры, хан. Но выполняем их, пока выполняет другая сторона. Свои жизни мы продаем не за звонкие слова, а за звонкий металл. Говорят, московский Димитрий – очень богатый князь.
– Коршун! – зло прошипел Мамай вслед фрягу.
Сборы на войну поистощили казну правителя Золотой Орды. И на смотре войска, позвенев монетой в одном тумене, нельзя было не позвенеть в другом. А Орда велика. В казне остался ограниченный запас серебра, который следует удерживать железной рукой. Мамай знал, как опасно правителю оставаться на мели. Он рассчитывал, что наемники подождут до большой военной добычи – зачем им золото в таком походе? Все другое он готов давать им даром, как подарил стада скота.
У Мамая в тайном хранилище лежал особый запас, на который можно снарядить большое войско. Но то – личный его запас, он рассчитан на самый крайний случай. Только сам Мамай знал глухой черный омут медленной степной речки, где лежали на дне тяжелые кожаные мешки с золотом и драгоценными камнями, охраняемые утопленником с железной гирей на шее. Он сам заколол и сбросил в омут того, кто помогал ему прятать богатство. Ближние мурзы знали о существовании тайной казны правителя. Если кому-то из них удастся свергнуть Мамая, тот, конечно, не станет убивать его, пока не выведает тайну степной речки. А каждый лишний час жизни даже в оковах дает возможность борьбы…
Погода устоялась сухая, степь, прокаленная за день, сохраняла тепло до утра, примятая трава не поднималась в безросные ночи, вяло и сухо шелестела под ногами; в восходящих струях воздуха созвездия колыхались, как живые, а костры причудливо удлинялись, повисая в пространстве гибкими огненными цветами. Мамай сам обходил посты своего куреня. Закутанный в темно-серый халат, он внезапно вырастал перед часовыми; нукеры цепенели, узнавая тихий шепот. В Орде имя правителя было окружено мрачной таинственностью, хотя Мамай, не в пример многим ханам, не чурался войска. Во всех битвах он одерживал победы – доступно ли такое человеку обыкновенному? Многие думали, что он сидит в своем шатре, думая о важных делах, а по войску бродит его дух. Мамая в войске не любили – его боялись, но в битвы за ним шли уверенно. Что еще нужно полководцу!
В ту ночь Мамай ждал вести от Темир-бека, который залучил в гости хана Темучина, подарив как бы от себя великолепного горского скакуна, пригнанного для Мамая аланским беком. Темир-бек взялся подпоить чингизида и осторожно выведать, не связан ли тот с Тохтамышем, не сам ли подослал убийцу-колдуна? «Если Темучин виноват, я зарублю его», – пообещал Темир-бек. Мамай уклончиво посоветовал быть осторожнее – ему не хотелось бы жертвовать преданным темником, если убийство случится и «принцы крови» потребуют казни Темир-бека.
Неслышным кошачьим шагом ступает Мамай по притоптанной траве, и так же неслышно крадутся за ним телохранители. Легкая кольчуга из булатной стали успокаивающе облегает сильное тело, и рукоятка меча удобно лежит в ладони. На вид простой меч у Мамая, без единого украшения, но цена этого меча – власть над сотнями племен… От костра к костру, от поста к посту… Цепенеют нукеры при шепоте пароля и про себя возносят молитвы аллаху: обошлось. Для нерадивого часового существует одно наказание – смерть, и это не прихоть Мамая, но закон великой ясы, завещанной Повелителем сильных.
Недалеко от подножия холма, над ямой, где томились арестованные, шевельнулось в темноте серое пятно. Мамай подал знак телохранителям: внимание! Дрожа от охотничьего азарта, подкрался. Закутанная покрывалом фигурка склонилась над ямой. Женщина что-то опускала вниз. Не иначе, поклонница красавца-болдыря принесла ему пищу и воду. Мамай видел, как молодые рабыни, да и не только рабыни, пожирали его глазами на празднике сильных, слышал он и ядовитые слова дочери, обращенные к одной из бесстыдных княжон, – молодец, Наиля! Для женщины главный закон – сердце, но это не избавляет ее от законов Орды. Рабыня перед ним или не рабыня – она преступница. Мамай с силой толкнул вскрикнувшую женщину в яму… Телохранители надвинули творило на черный зев тюремной ямы, и Мамай двинулся дальше. Он до рассвета оставит раскрытие этой пикантной тайны. Хорошо бы в яме оказалась молодая жена какого-нибудь дряхлого «принца крови». Дочь «принца» – тоже неплохо. Любое пятно на любом чингизиде полезно безродному правителю Золотой Орды.
Мамай, ухмыляясь, думал, какие болваны попадаются среди мурз. Вместо того чтобы оставить большинство жен и наложниц дома, под надзором бесстрастных и бесполых евнухов, тащат за собой целые гаремы. Попробуй уследи за женщинами здесь, где нет высоких гаремных стен, а вокруг тысячи здоровых удальцов! Хорошо простым кочевникам, у которых по одной-две жены – с двумя сладить нетрудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
Мамай поморщился: лучше уж травля собаками. Бык, скорее всего, не станет гоняться за пленным, если тот не захочет дразнить его. Князь не такой дурак, как думает этот Герцог.
– Тогда оденьте его в крепкие шаровары из просмоленной кожи, затяните, чтоб сорвать не мог, да и отпустите на волю.
– На волю?
– Да. Но в шаровары надо насыпать горящих углей – он вам покажет смешные танцы.
Мамай усмехался: и на западе еще смеют бранить ордынских воинов за жестокость?!
– Ты великий воин, ты самый лучший на земле герцог! – Алтын бесцеремонно обнимал фряга. – Едем со мной! Наш Повелитель щедр, но он не любит вина и женщин – он великий полководец и правоверный мусульманин. А мы – его рабы и воины. Рабам все можно, воинам – тоже!
Пьяная речь Алтына ласкала Мамая, и все же он строго сказал:
– Хан Алтын, пировать ты можешь сколько угодно. Но твой тумен должен быть готов каждый час выступить и переправиться через Дон. Кто отстанет – будет казнен.
– Повелитель! Приказывай! У Алтына две головы – одна пьет вино, другая думает о войске.
Мурзы, толкаясь, покидали шатер. Орда, того и гляди, снимется, и горе тому, кто проявит нерасторопность. К огорчению Алтына, Герцог отказался поехать с ним. Наемник заявил, что должен проверить сторожевую службу и размещение своего отряда. Фряги продавали себя дорого, и начальник их стремился показать, что золото они получают не зря. Да и что за радость пьянствовать в вонючем шатре, любезничать с неумытыми красотками, от которых разит овчиной и кислым молоком? Вина и женщин у него еще будет довольно – только бы война началась.
Перед уходом Герцог прямо сказал Мамаю: его войско ждет второй части задатка, которая обещана по приходе на Дон.
– Сам помню, кому и когда платить, – нахмурился Мамай. – Ты еще не отслужил того золота, которое получил в Кафе. Однако ты получишь обещанное. Я свои договоры помню.
Герцог был прожженным кондотьером.
– Мы тоже помним свои договоры, хан. Но выполняем их, пока выполняет другая сторона. Свои жизни мы продаем не за звонкие слова, а за звонкий металл. Говорят, московский Димитрий – очень богатый князь.
– Коршун! – зло прошипел Мамай вслед фрягу.
Сборы на войну поистощили казну правителя Золотой Орды. И на смотре войска, позвенев монетой в одном тумене, нельзя было не позвенеть в другом. А Орда велика. В казне остался ограниченный запас серебра, который следует удерживать железной рукой. Мамай знал, как опасно правителю оставаться на мели. Он рассчитывал, что наемники подождут до большой военной добычи – зачем им золото в таком походе? Все другое он готов давать им даром, как подарил стада скота.
У Мамая в тайном хранилище лежал особый запас, на который можно снарядить большое войско. Но то – личный его запас, он рассчитан на самый крайний случай. Только сам Мамай знал глухой черный омут медленной степной речки, где лежали на дне тяжелые кожаные мешки с золотом и драгоценными камнями, охраняемые утопленником с железной гирей на шее. Он сам заколол и сбросил в омут того, кто помогал ему прятать богатство. Ближние мурзы знали о существовании тайной казны правителя. Если кому-то из них удастся свергнуть Мамая, тот, конечно, не станет убивать его, пока не выведает тайну степной речки. А каждый лишний час жизни даже в оковах дает возможность борьбы…
Погода устоялась сухая, степь, прокаленная за день, сохраняла тепло до утра, примятая трава не поднималась в безросные ночи, вяло и сухо шелестела под ногами; в восходящих струях воздуха созвездия колыхались, как живые, а костры причудливо удлинялись, повисая в пространстве гибкими огненными цветами. Мамай сам обходил посты своего куреня. Закутанный в темно-серый халат, он внезапно вырастал перед часовыми; нукеры цепенели, узнавая тихий шепот. В Орде имя правителя было окружено мрачной таинственностью, хотя Мамай, не в пример многим ханам, не чурался войска. Во всех битвах он одерживал победы – доступно ли такое человеку обыкновенному? Многие думали, что он сидит в своем шатре, думая о важных делах, а по войску бродит его дух. Мамая в войске не любили – его боялись, но в битвы за ним шли уверенно. Что еще нужно полководцу!
В ту ночь Мамай ждал вести от Темир-бека, который залучил в гости хана Темучина, подарив как бы от себя великолепного горского скакуна, пригнанного для Мамая аланским беком. Темир-бек взялся подпоить чингизида и осторожно выведать, не связан ли тот с Тохтамышем, не сам ли подослал убийцу-колдуна? «Если Темучин виноват, я зарублю его», – пообещал Темир-бек. Мамай уклончиво посоветовал быть осторожнее – ему не хотелось бы жертвовать преданным темником, если убийство случится и «принцы крови» потребуют казни Темир-бека.
Неслышным кошачьим шагом ступает Мамай по притоптанной траве, и так же неслышно крадутся за ним телохранители. Легкая кольчуга из булатной стали успокаивающе облегает сильное тело, и рукоятка меча удобно лежит в ладони. На вид простой меч у Мамая, без единого украшения, но цена этого меча – власть над сотнями племен… От костра к костру, от поста к посту… Цепенеют нукеры при шепоте пароля и про себя возносят молитвы аллаху: обошлось. Для нерадивого часового существует одно наказание – смерть, и это не прихоть Мамая, но закон великой ясы, завещанной Повелителем сильных.
Недалеко от подножия холма, над ямой, где томились арестованные, шевельнулось в темноте серое пятно. Мамай подал знак телохранителям: внимание! Дрожа от охотничьего азарта, подкрался. Закутанная покрывалом фигурка склонилась над ямой. Женщина что-то опускала вниз. Не иначе, поклонница красавца-болдыря принесла ему пищу и воду. Мамай видел, как молодые рабыни, да и не только рабыни, пожирали его глазами на празднике сильных, слышал он и ядовитые слова дочери, обращенные к одной из бесстыдных княжон, – молодец, Наиля! Для женщины главный закон – сердце, но это не избавляет ее от законов Орды. Рабыня перед ним или не рабыня – она преступница. Мамай с силой толкнул вскрикнувшую женщину в яму… Телохранители надвинули творило на черный зев тюремной ямы, и Мамай двинулся дальше. Он до рассвета оставит раскрытие этой пикантной тайны. Хорошо бы в яме оказалась молодая жена какого-нибудь дряхлого «принца крови». Дочь «принца» – тоже неплохо. Любое пятно на любом чингизиде полезно безродному правителю Золотой Орды.
Мамай, ухмыляясь, думал, какие болваны попадаются среди мурз. Вместо того чтобы оставить большинство жен и наложниц дома, под надзором бесстрастных и бесполых евнухов, тащат за собой целые гаремы. Попробуй уследи за женщинами здесь, где нет высоких гаремных стен, а вокруг тысячи здоровых удальцов! Хорошо простым кочевникам, у которых по одной-две жены – с двумя сладить нетрудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171