– Как не видать! Только што были тут, разговоры говорили.
– Как говорили?!
– А с ними наш один, из полоняников, он и толмачил.
– О чем толмачил? – изумился Тупик.
– Они, слышь, про князя Димитрия спрашивали, а мы и указали им на Коломну. Там-де его сыщете.
– Коломну?! – у Тупика вдруг задергалась щека, чего с ним никогда прежде не бывало. – Это кто ж им указал на Коломну?
– Я и указал, боярин.
– Ты-ы?.. Ты… предатель, лапоть, мразь посошная, да ты все наше дело врагу предал! – Он рванул было меч, но, опомнясь, схватился за плеть. Ратники шарахнулись к телегам, мужик стоял на месте с непокрытой головой, загорелое лицо его побледнело. Эта неподвижность мужика совсем озверила Ваську.
– Боярин! Не бей его! – женский крик с задней телеги, будто удар меча, подсек руку свирепого воина, и она вместе с плетью упала на луку. – Не бей его, то наши были татары, наши!
Никто из ополченцев не понял, отчего так обмяк в седле грозный всадник и медленно, словно боясь солнца в глаза, оборотился на крик. Копыто густо закашлял, сделал воинам знак, они проехали вперед, начали спешиваться, здороваясь с мужиками. Темнобородый, все еще неподвижный и бледный, растерянно мял шапку.
– Дарья?.. – У Тупика от зноя и скачки пересох рот, и слова выталкивались с трудом. – Ты… Дарьюшка?
Он страшился поверить, что молитва его услышана. Но она узнала его, закрылась длинным рукавом сарафана, всхлипнула. Тупик, словно во сне, спрыгнул с лошади, медленно пошел к телеге, на которой, подобравшись, как усталая птица, сидела девушка. Мужик вздохнул, надел шапку, побрел в голову колонны.
– Дарьюшка… вот и услышал бог мои молитвы.
Она всхлипывала, не открывая лица.
– Что ты, Дарьюшка, кто обидел тебя?
Она наконец отерла лицо рукавом, открылась, и Васька с трудом узнавал ее – так она исхудала, почернела, настолько стала старше за какую-нибудь неделю.
– Нет, Василий Андрсич, никто меня здесь не обижает. Нашла я дедушку моего, совсем нечаянно нашла…
Она помнила его имя, и это сказало Ваське многое.
– А я жалел потом, что не взяли мы тебя, и ныне жалею. Искать хотел, как битва кончится… Коли жив буду…
– Благодарствую, боярин Василий Андреич, да на что же тебе меня искать-то?
– В жены думал взять, коли согласишься, – выпалил Тупик и растерялся от того, как неловко и неуместно прозвучали теперь его слова. Но он был почти уверен, что другого случая сказать их уж не найдется.
Девушка горько улыбнулась:
– Ты шутишь, боярин. У тебя, поди, и невеста есть пригожая да в серебре, а то и в золоте. Неровня я тебе, может, только в холопки гожусь?
– Дарьюшка, – он взял ее безвольную руку. – Не зови меня боярином… Полюбилась ты мне сразу, как увидел, все о тебе думал, – он чувствовал, что напрасно и не к месту говорит теперь свои слова, что уходят они в душу девушки, как в пустыню, которая совсем неведома ему, но не мог остановиться. – Подожди меня из похода, Дарьюшка, я ведь правду сказал… А уж коли не люб, так и скажи.
Она улыбнулась его обиженной настороженности, качнула головой.
– Чего мне таиться – я тебя тоже вспоминала, Василий Андреич, кто ж забывает своих спасителей? Да какая ж с меня боярыня? Подожду, коли хочешь, теперь все ждут. А слово твое возвращаю. В холопки лучше пойду к тебе за спасение, хоть и грозен ты…
Не такого ответа ждал Васька Тупик, но в нем почуял связь между непреклонностью Дарьи и тем, как набросился на мужика, может быть, ее родственника. Выпустил безвольную руку, спросил:
– Те татары – кто они?
– Едут ко князю с важной вестью. Ушли от Мамая насовсем… Третьего дня повстречались мне в поле. Убежала я от тиуна ненавистного, от его насилия, да из огня в полымя… Кабы они крику моего не услыхали да не прискакали вовремя… Ох, долго о том рассказывать, Василий Андреич, да и страшно теперь… – Она вздрогнула плечами, словно на нее подуло холодным ветром. – Не думала прежде, что татары такими бывают. Второй раз от смертыньки страшной избавили, а я как их увидала, вся обмерла. Хорошо, с ними наш один был… И за всю ведь дорогу словечком не обидели, как за дитем малым ухаживали…
– Мы-то их за разведку приняли. Это такой хитрющий народ. Могут добрыми да ласковыми прикинуться…
– Я понимаю твой гнев, Василий Андреич. Дед мой тоже бранил дядьку Фрола – зачем-де про Коломну им сказал! Я же сердцем чую – наши они… Да разве в том лишь дело, боярин Василий Андреич!
– И я тебя понимаю, Дарьюшка, – глухо сказал Тупик. – Скоро ворочусь, только службу исправлю.
Васька оборотился к своим воинам, которые разговаривали с мужиками, не обращая никакого внимания на начальника, резко свистнул, и разведчики, словно только того и ждали – мгновенно оказались в седлах. Васька крикнул:
– Двигайте, мужики, торопитесь, мы скоро будем назад! За мной, сакмагоны!..
Облачко дорожной пыли скрыло витязей, а когда рассеялось, их словно и не бывало. Первым подал голос Сенька Бобырь:
– Ох, и зверюга, видать, этот Дарьин ухажер. Гляди, Таршила, станешь боярским тестем – сожрет. Гордыни в нем на трех князей.
– Не зверь он, – отозвался Таршила. – Парнем его знал, два брата его старшие вместе с Иваном моим на Пьяну были от Димитрия Ивановича посланы и там легли. Вся семья у них славная, воины добрые и товарищи верные. Тебе бы его службу…
Дед покосился на поникшую внучку.
– Война зверит, – вздохнул Фрол. – Да я-то, олух…
– Што ж што война? – буркнул Гридя. – Ить он как те прозвал? «Мразь посошная» – ишь ты! Я б ему за то по роже-т, хучь и блестит пузом. Што ж оне без посошной мрази на татар не пошли?
– Верно, Гридя! – поддержал Юрко. – Мы не скот убойный. Сами, охотниками, идем. Может, раньше его прольем кровь за нашу землю.
– Ну, навряд, – хмыкнул Таршила. – Глядишь, им уж сейчас выпадет с татарами схлестнуться. Этих не проведешь – разведка князя Димитрия.
– Он басурманов порубил и нашу деревню спас, – подала голос Дарья. – И рыжий, который перевязанный, там был.
– Слыхали, мужики, вон как поворачивается Васька Тупик. – Таршила внимательно посмотрел в лицо внучки. Она теперь не отрывала взгляда от дороги.
– Все ж добрые витязи у нашего князя, – вздохнул Сенька. – Был бы конь, как у них, кинул бы вас да увязался за боярином.
– Кобель он цепной, твой боярин, – проворчал кузнец.
– Будет, Гридя, – оборвал Фрол. – Не время считаться.
Колонна тронулась. Таршила, растревоженный разговором с Иваном Копыто, которого хорошо знал, шагал рядом с подводой, поглядывал на Дарью, вздыхал. Еще тревожнее стало ему за свою нечаянно обретенную радость, за родную кровиночку – ясноглазую внучку Дарьюшку. Лучшего жениха, чем Васька Тупик, он не мог бы ей пожелать, но приближалась битва жестокая, а в битвах первыми гибнут самые лучшие, самые честные, самые храбрые воины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171
– Как говорили?!
– А с ними наш один, из полоняников, он и толмачил.
– О чем толмачил? – изумился Тупик.
– Они, слышь, про князя Димитрия спрашивали, а мы и указали им на Коломну. Там-де его сыщете.
– Коломну?! – у Тупика вдруг задергалась щека, чего с ним никогда прежде не бывало. – Это кто ж им указал на Коломну?
– Я и указал, боярин.
– Ты-ы?.. Ты… предатель, лапоть, мразь посошная, да ты все наше дело врагу предал! – Он рванул было меч, но, опомнясь, схватился за плеть. Ратники шарахнулись к телегам, мужик стоял на месте с непокрытой головой, загорелое лицо его побледнело. Эта неподвижность мужика совсем озверила Ваську.
– Боярин! Не бей его! – женский крик с задней телеги, будто удар меча, подсек руку свирепого воина, и она вместе с плетью упала на луку. – Не бей его, то наши были татары, наши!
Никто из ополченцев не понял, отчего так обмяк в седле грозный всадник и медленно, словно боясь солнца в глаза, оборотился на крик. Копыто густо закашлял, сделал воинам знак, они проехали вперед, начали спешиваться, здороваясь с мужиками. Темнобородый, все еще неподвижный и бледный, растерянно мял шапку.
– Дарья?.. – У Тупика от зноя и скачки пересох рот, и слова выталкивались с трудом. – Ты… Дарьюшка?
Он страшился поверить, что молитва его услышана. Но она узнала его, закрылась длинным рукавом сарафана, всхлипнула. Тупик, словно во сне, спрыгнул с лошади, медленно пошел к телеге, на которой, подобравшись, как усталая птица, сидела девушка. Мужик вздохнул, надел шапку, побрел в голову колонны.
– Дарьюшка… вот и услышал бог мои молитвы.
Она всхлипывала, не открывая лица.
– Что ты, Дарьюшка, кто обидел тебя?
Она наконец отерла лицо рукавом, открылась, и Васька с трудом узнавал ее – так она исхудала, почернела, настолько стала старше за какую-нибудь неделю.
– Нет, Василий Андрсич, никто меня здесь не обижает. Нашла я дедушку моего, совсем нечаянно нашла…
Она помнила его имя, и это сказало Ваське многое.
– А я жалел потом, что не взяли мы тебя, и ныне жалею. Искать хотел, как битва кончится… Коли жив буду…
– Благодарствую, боярин Василий Андреич, да на что же тебе меня искать-то?
– В жены думал взять, коли согласишься, – выпалил Тупик и растерялся от того, как неловко и неуместно прозвучали теперь его слова. Но он был почти уверен, что другого случая сказать их уж не найдется.
Девушка горько улыбнулась:
– Ты шутишь, боярин. У тебя, поди, и невеста есть пригожая да в серебре, а то и в золоте. Неровня я тебе, может, только в холопки гожусь?
– Дарьюшка, – он взял ее безвольную руку. – Не зови меня боярином… Полюбилась ты мне сразу, как увидел, все о тебе думал, – он чувствовал, что напрасно и не к месту говорит теперь свои слова, что уходят они в душу девушки, как в пустыню, которая совсем неведома ему, но не мог остановиться. – Подожди меня из похода, Дарьюшка, я ведь правду сказал… А уж коли не люб, так и скажи.
Она улыбнулась его обиженной настороженности, качнула головой.
– Чего мне таиться – я тебя тоже вспоминала, Василий Андреич, кто ж забывает своих спасителей? Да какая ж с меня боярыня? Подожду, коли хочешь, теперь все ждут. А слово твое возвращаю. В холопки лучше пойду к тебе за спасение, хоть и грозен ты…
Не такого ответа ждал Васька Тупик, но в нем почуял связь между непреклонностью Дарьи и тем, как набросился на мужика, может быть, ее родственника. Выпустил безвольную руку, спросил:
– Те татары – кто они?
– Едут ко князю с важной вестью. Ушли от Мамая насовсем… Третьего дня повстречались мне в поле. Убежала я от тиуна ненавистного, от его насилия, да из огня в полымя… Кабы они крику моего не услыхали да не прискакали вовремя… Ох, долго о том рассказывать, Василий Андреич, да и страшно теперь… – Она вздрогнула плечами, словно на нее подуло холодным ветром. – Не думала прежде, что татары такими бывают. Второй раз от смертыньки страшной избавили, а я как их увидала, вся обмерла. Хорошо, с ними наш один был… И за всю ведь дорогу словечком не обидели, как за дитем малым ухаживали…
– Мы-то их за разведку приняли. Это такой хитрющий народ. Могут добрыми да ласковыми прикинуться…
– Я понимаю твой гнев, Василий Андреич. Дед мой тоже бранил дядьку Фрола – зачем-де про Коломну им сказал! Я же сердцем чую – наши они… Да разве в том лишь дело, боярин Василий Андреич!
– И я тебя понимаю, Дарьюшка, – глухо сказал Тупик. – Скоро ворочусь, только службу исправлю.
Васька оборотился к своим воинам, которые разговаривали с мужиками, не обращая никакого внимания на начальника, резко свистнул, и разведчики, словно только того и ждали – мгновенно оказались в седлах. Васька крикнул:
– Двигайте, мужики, торопитесь, мы скоро будем назад! За мной, сакмагоны!..
Облачко дорожной пыли скрыло витязей, а когда рассеялось, их словно и не бывало. Первым подал голос Сенька Бобырь:
– Ох, и зверюга, видать, этот Дарьин ухажер. Гляди, Таршила, станешь боярским тестем – сожрет. Гордыни в нем на трех князей.
– Не зверь он, – отозвался Таршила. – Парнем его знал, два брата его старшие вместе с Иваном моим на Пьяну были от Димитрия Ивановича посланы и там легли. Вся семья у них славная, воины добрые и товарищи верные. Тебе бы его службу…
Дед покосился на поникшую внучку.
– Война зверит, – вздохнул Фрол. – Да я-то, олух…
– Што ж што война? – буркнул Гридя. – Ить он как те прозвал? «Мразь посошная» – ишь ты! Я б ему за то по роже-т, хучь и блестит пузом. Што ж оне без посошной мрази на татар не пошли?
– Верно, Гридя! – поддержал Юрко. – Мы не скот убойный. Сами, охотниками, идем. Может, раньше его прольем кровь за нашу землю.
– Ну, навряд, – хмыкнул Таршила. – Глядишь, им уж сейчас выпадет с татарами схлестнуться. Этих не проведешь – разведка князя Димитрия.
– Он басурманов порубил и нашу деревню спас, – подала голос Дарья. – И рыжий, который перевязанный, там был.
– Слыхали, мужики, вон как поворачивается Васька Тупик. – Таршила внимательно посмотрел в лицо внучки. Она теперь не отрывала взгляда от дороги.
– Все ж добрые витязи у нашего князя, – вздохнул Сенька. – Был бы конь, как у них, кинул бы вас да увязался за боярином.
– Кобель он цепной, твой боярин, – проворчал кузнец.
– Будет, Гридя, – оборвал Фрол. – Не время считаться.
Колонна тронулась. Таршила, растревоженный разговором с Иваном Копыто, которого хорошо знал, шагал рядом с подводой, поглядывал на Дарью, вздыхал. Еще тревожнее стало ему за свою нечаянно обретенную радость, за родную кровиночку – ясноглазую внучку Дарьюшку. Лучшего жениха, чем Васька Тупик, он не мог бы ей пожелать, но приближалась битва жестокая, а в битвах первыми гибнут самые лучшие, самые честные, самые храбрые воины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171