Катарина увидела, как напряглись мускулы живота юноши. – Но если ты хочешь, чтобы я оделась, то я обязательно оденусь.
Она нагнулась и взяла платье. Парень сделал шаг вперед, как раз когда Катарина выпрямилась. Лицо его словно застыло.
– Что? Что случилось? – спросила девушка.
– Я люблю вас, – выпалил парень.
Она замерла на месте. Ей вдруг захотелось улыбнуться, но не потому, что ее тронуло неожиданное признание, а, скорее, из-за наивности юноши. Катарина старалась сдержать улыбку, зная, как она может обидеть его.
– Спасибо, – серьезно произнесла девушка, прижав платье к груди.
– Я бываю здесь каждый день с тех пор, как вы появились.
– Ты что, – Катарина хотела было добавить: «шпионил за мной?», но вовремя осеклась, произнеся вслух, – действительно каждый день был здесь?
Парень кивнул в ответ:
– Вы самая красивая девушка из всех, что я видел. Вы похожи на богиню.
Они смотрели в глаза друг другу. Юноша был того же роста, что и Катарина, но тело его выглядело очень сильным от каждодневной физической работы. Руки юноши были грубыми и мозолистыми, а лицо удивительно тонким, напоминающим классические черты древнегреческой статуи. Он начал вдруг тяжело дышать.
– Хочешь заняться любовью?
Кейт отрицательно покачала головой, почувствовав неожиданное беспокойство:
– Нет.
– Я умею это, – не унимался парень, краснея с каждым словом.
– Уверена, что умеешь. – Кейт быстро надела платье.
– Ты девственница? – спросил он. Бровь Кейт неожиданно выгнулась: – Это не твое дело.
– Девственница. Я вижу.
Кейт ничего не ответила на это. Платье облепило еще влажное тело.
Теперь, когда она оделась, глаза парня без всякого стеснения жадно разглядывали ее тело:
– Боишься, что отец изобьет тебя?
– Я совсем не боюсь его, – сказала Кейт и прошла прямо по песку мимо парня.
– Я буду ждать тебя здесь каждый день, Катарина. Каждый день.
Но она не обернулась и начала карабкаться по камням, словно горная коза, спеша назад, к вилле.
Дневник исчез.
Кейт почувствовала, как сжимается ее сердце. Она всегда закрывала дневник в тумбочке у постели, надеясь, что никто не найдет ключ. Какой же глупой она была, надеясь, что они не решатся обыскать здесь все.
И теперь они взяли ключ, и ее самые сокровенные мысли станут всеобщим достоянием. От ненависти все мускулы ее тела напряглись.
Кейт выбежала из комнаты. Кто? Кто из них взял дневник? Эвелин? Дэвид? Кто-то из детей Коттерелл?
Она раскрыла дверь, ведущую в спальню Дэвида и Эвелин, и вошла. Отец сидел за письменным столом, а дневник лежал перед ним. Он взглянул на Кейт, когда она входила в комнату. Глаза его ничего не выражали, только странная гримаса исказила лицо. Дэвид перевернул страницу и прочитал вслух: «Мы рождены в стыде, мы незаконнорожденные, нежеланные дети. Но почему стыд не распространяется на тех, кто зачал нас? Кто же тогда больший грешник, мы или наши родители?»
– Как ты осмелился читать это! – Кейт чувствовала, как гнев сжимает горло.
– А как ты осмелилась писать такое? – спросил Дэвид сухим твердым голосом. А затем продолжал: «Я не перенесу эту необходимость все время быть с ним рядом. Когда я думаю о том, что он разрушил наши жизни, то не могу даже дышать от гнева». – У Дэвида побелели даже костяшки пальцев, когда он прочитал все это. – Надо полагать, что все сказанное имеет непосредственное отношение ко мне.
– Ты не имел права заглядывать в мой дневник.
– Ответь мне.
– Не буду.
– Ответь! – закричал Дэвид, и его щеки вспыхнули от гнева. – Ответь, девчонка! Это все обо мне?
Кейт физически ощутила приступ его гнева. И вдруг ей захотелось рассмеяться ему прямо в лицо, а потом разрыдаться. Она захотела наорать на него, но в горле будто застряло что-то.
– Я специально писала по-английски, чтобы в один прекрасный момент ты все смог понять сам. Но сейчас мне не хотелось бы, чтобы ты это читал. Дневник еще не окончен.
Дэвид ударил кулаком по тетради в кожаном переплете:
– Что ты хотела сказать, когда писала, что я уничтожил чьи-то жизни?
– Тебе лучше знать. Ведь ты убийца. Это ты убил мою мать.
Дэвид уставился на Кейт. Девушка даже заметила, как появились красные прожилки вокруг голубых зрачков отца. Затем он бросил дневник в лицо Кейт.
Все произошло так быстро, что девушка даже не успела поднять руки, чтобы загородить лицо, – из глаз словно посыпались искры.
Дэвид посмотрел на дочь сверху вниз.
– Ты и больше никто. Только ты убила свою мать. Такого Кейт никак не ожидала.
– Нет! Нет!
– Ты убила ее! Ты! Не я. Она истекла кровью во время родов.
Кейт зарыдала:
– Это была только твоя ошибка и больше ничья.
– Ложь. Все это не имеет ко мне никакого отношения. Я был в Германии, в лагере для военнопленных. И только ты убила свою мать, находясь еще в утробе. Ты разорвала ее тело на части.
Кейт в ужасе зажала уши:
– Нет. Это ты бросил мою мать. Ты оставил ее умирать.
– Как ты смеешь бросать мне в лицо подобные обвинения? Что ты знаешь обо всем этом?
– Знаю. Ты оставил мать, а потом и меня.
Кейт показалось, что отец вновь собирается ударить ее.
– Я заботился о тебе, маленькая неблагодарная замарашка, совесть моя чиста.
– Слишком дешево ты ценишь свою совесть, если ее можно успокоить, выплачивая десять фунтов в месяц.
Дэвид тяжело дышал, его безупречно красивое лицо исказил гнев:
– Вполне достаточно для той, которая решила даже имя у меня украсть.
– Я не крала ничьего имени.
Дэвид расхохотался, грубо, цинично:
– Еще неизвестно, мой ли ты ребенок.
– Твой. Мать не была шлюхой.
Дети хозяйки собрались у открытой двери и внимательно следили за происходящим. Джун Коттерелл протиснулась сквозь них, пылая от гнева и смущения:
– Ради Бога, что происходит?
– Кто была твоя мать, мне лучше известно, – выпалил Дэвид. – И если она и была шлюхой, то все равно она была такой женщиной, какой тебе никогда не стать.
Джун не выдержала и закричала:
– Дэвид, Бога ради, прекрати!
– Я ненавижу тебя, – выпалила Кейт, словно бросая каждое слово в отца. – Все равно ты виноват, виноват. Я ненавижу тебя . Ты оставил мать умирать. Ты отвернулся от меня! – При этих словах в комнату вбежала Эвелин. Кейт бросилась к ней на грудь. – Зачем? Зачем меня привезли в Англию? Зачем забрали из Италии? Я не хотела ехать! Мне не нужна ваша жалость. Не нужны мне ваши деньги и тряпки. Он не хочет, чтобы я была здесь. Он никогда не хотел. Это ошибка! Ужасная ошибка!
Кейт обессилела и не могла даже идти. Она плакала навзрыд, и слезы текли по щекам. Дети смотрели на плачущую девушку, раскрыв от удивления и страха рты.
Дэвид продолжал тяжело дышать:
– Ну, ты добилась того, чего хотела, Эвелин.
– Дэвид, пожалуйста.
– Посмотри на нее, Эвелин. Почитай ее дневник. А потом скажи еще раз, что это чудовище – действительно моя дочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
Она нагнулась и взяла платье. Парень сделал шаг вперед, как раз когда Катарина выпрямилась. Лицо его словно застыло.
– Что? Что случилось? – спросила девушка.
– Я люблю вас, – выпалил парень.
Она замерла на месте. Ей вдруг захотелось улыбнуться, но не потому, что ее тронуло неожиданное признание, а, скорее, из-за наивности юноши. Катарина старалась сдержать улыбку, зная, как она может обидеть его.
– Спасибо, – серьезно произнесла девушка, прижав платье к груди.
– Я бываю здесь каждый день с тех пор, как вы появились.
– Ты что, – Катарина хотела было добавить: «шпионил за мной?», но вовремя осеклась, произнеся вслух, – действительно каждый день был здесь?
Парень кивнул в ответ:
– Вы самая красивая девушка из всех, что я видел. Вы похожи на богиню.
Они смотрели в глаза друг другу. Юноша был того же роста, что и Катарина, но тело его выглядело очень сильным от каждодневной физической работы. Руки юноши были грубыми и мозолистыми, а лицо удивительно тонким, напоминающим классические черты древнегреческой статуи. Он начал вдруг тяжело дышать.
– Хочешь заняться любовью?
Кейт отрицательно покачала головой, почувствовав неожиданное беспокойство:
– Нет.
– Я умею это, – не унимался парень, краснея с каждым словом.
– Уверена, что умеешь. – Кейт быстро надела платье.
– Ты девственница? – спросил он. Бровь Кейт неожиданно выгнулась: – Это не твое дело.
– Девственница. Я вижу.
Кейт ничего не ответила на это. Платье облепило еще влажное тело.
Теперь, когда она оделась, глаза парня без всякого стеснения жадно разглядывали ее тело:
– Боишься, что отец изобьет тебя?
– Я совсем не боюсь его, – сказала Кейт и прошла прямо по песку мимо парня.
– Я буду ждать тебя здесь каждый день, Катарина. Каждый день.
Но она не обернулась и начала карабкаться по камням, словно горная коза, спеша назад, к вилле.
Дневник исчез.
Кейт почувствовала, как сжимается ее сердце. Она всегда закрывала дневник в тумбочке у постели, надеясь, что никто не найдет ключ. Какой же глупой она была, надеясь, что они не решатся обыскать здесь все.
И теперь они взяли ключ, и ее самые сокровенные мысли станут всеобщим достоянием. От ненависти все мускулы ее тела напряглись.
Кейт выбежала из комнаты. Кто? Кто из них взял дневник? Эвелин? Дэвид? Кто-то из детей Коттерелл?
Она раскрыла дверь, ведущую в спальню Дэвида и Эвелин, и вошла. Отец сидел за письменным столом, а дневник лежал перед ним. Он взглянул на Кейт, когда она входила в комнату. Глаза его ничего не выражали, только странная гримаса исказила лицо. Дэвид перевернул страницу и прочитал вслух: «Мы рождены в стыде, мы незаконнорожденные, нежеланные дети. Но почему стыд не распространяется на тех, кто зачал нас? Кто же тогда больший грешник, мы или наши родители?»
– Как ты осмелился читать это! – Кейт чувствовала, как гнев сжимает горло.
– А как ты осмелилась писать такое? – спросил Дэвид сухим твердым голосом. А затем продолжал: «Я не перенесу эту необходимость все время быть с ним рядом. Когда я думаю о том, что он разрушил наши жизни, то не могу даже дышать от гнева». – У Дэвида побелели даже костяшки пальцев, когда он прочитал все это. – Надо полагать, что все сказанное имеет непосредственное отношение ко мне.
– Ты не имел права заглядывать в мой дневник.
– Ответь мне.
– Не буду.
– Ответь! – закричал Дэвид, и его щеки вспыхнули от гнева. – Ответь, девчонка! Это все обо мне?
Кейт физически ощутила приступ его гнева. И вдруг ей захотелось рассмеяться ему прямо в лицо, а потом разрыдаться. Она захотела наорать на него, но в горле будто застряло что-то.
– Я специально писала по-английски, чтобы в один прекрасный момент ты все смог понять сам. Но сейчас мне не хотелось бы, чтобы ты это читал. Дневник еще не окончен.
Дэвид ударил кулаком по тетради в кожаном переплете:
– Что ты хотела сказать, когда писала, что я уничтожил чьи-то жизни?
– Тебе лучше знать. Ведь ты убийца. Это ты убил мою мать.
Дэвид уставился на Кейт. Девушка даже заметила, как появились красные прожилки вокруг голубых зрачков отца. Затем он бросил дневник в лицо Кейт.
Все произошло так быстро, что девушка даже не успела поднять руки, чтобы загородить лицо, – из глаз словно посыпались искры.
Дэвид посмотрел на дочь сверху вниз.
– Ты и больше никто. Только ты убила свою мать. Такого Кейт никак не ожидала.
– Нет! Нет!
– Ты убила ее! Ты! Не я. Она истекла кровью во время родов.
Кейт зарыдала:
– Это была только твоя ошибка и больше ничья.
– Ложь. Все это не имеет ко мне никакого отношения. Я был в Германии, в лагере для военнопленных. И только ты убила свою мать, находясь еще в утробе. Ты разорвала ее тело на части.
Кейт в ужасе зажала уши:
– Нет. Это ты бросил мою мать. Ты оставил ее умирать.
– Как ты смеешь бросать мне в лицо подобные обвинения? Что ты знаешь обо всем этом?
– Знаю. Ты оставил мать, а потом и меня.
Кейт показалось, что отец вновь собирается ударить ее.
– Я заботился о тебе, маленькая неблагодарная замарашка, совесть моя чиста.
– Слишком дешево ты ценишь свою совесть, если ее можно успокоить, выплачивая десять фунтов в месяц.
Дэвид тяжело дышал, его безупречно красивое лицо исказил гнев:
– Вполне достаточно для той, которая решила даже имя у меня украсть.
– Я не крала ничьего имени.
Дэвид расхохотался, грубо, цинично:
– Еще неизвестно, мой ли ты ребенок.
– Твой. Мать не была шлюхой.
Дети хозяйки собрались у открытой двери и внимательно следили за происходящим. Джун Коттерелл протиснулась сквозь них, пылая от гнева и смущения:
– Ради Бога, что происходит?
– Кто была твоя мать, мне лучше известно, – выпалил Дэвид. – И если она и была шлюхой, то все равно она была такой женщиной, какой тебе никогда не стать.
Джун не выдержала и закричала:
– Дэвид, Бога ради, прекрати!
– Я ненавижу тебя, – выпалила Кейт, словно бросая каждое слово в отца. – Все равно ты виноват, виноват. Я ненавижу тебя . Ты оставил мать умирать. Ты отвернулся от меня! – При этих словах в комнату вбежала Эвелин. Кейт бросилась к ней на грудь. – Зачем? Зачем меня привезли в Англию? Зачем забрали из Италии? Я не хотела ехать! Мне не нужна ваша жалость. Не нужны мне ваши деньги и тряпки. Он не хочет, чтобы я была здесь. Он никогда не хотел. Это ошибка! Ужасная ошибка!
Кейт обессилела и не могла даже идти. Она плакала навзрыд, и слезы текли по щекам. Дети смотрели на плачущую девушку, раскрыв от удивления и страха рты.
Дэвид продолжал тяжело дышать:
– Ну, ты добилась того, чего хотела, Эвелин.
– Дэвид, пожалуйста.
– Посмотри на нее, Эвелин. Почитай ее дневник. А потом скажи еще раз, что это чудовище – действительно моя дочь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161