Но информации о сейфе там не оказалось. – Натан положил кейс на письменный стол перед Анной. – Боюсь, что Кейт не оставила ключей от дипломата.
– Может быть, они в квартире, – проговорила Анна, беря чемоданчик со стола. Он оказался неожиданно легким, но в нем явно что-то было. Если бы его содержимое могло пролить свет на тайну, которая завладела матерью в последнее время! Однако каким легким на вес оказалось это непомерное бремя.
Вернувшись домой в Потато-Патч, Анна начала искать ключи к дипломату из крокодиловой кожи. В бюро орехового дерева ей удалось обнаружить несколько ключей без всякой маркировки, но ни один из них не подошел к изящному золоченому замку. В конце концов Анна взяла из ящика кухонного стола отвертку, взломала замок и приподняла крышку.
Внутри оказалось два свертка. Она сразу же открыла больший из них. В нем была стопка новеньких стодолларовых банкнот – всего двадцать тысяч. Слегка ошеломленная, Анна смотрела на деньги. Зачем понадобилось столько наличных денег? Во втором свертке находилось завещание. Оно было коротким и очень конкретным. В нем говорилось, что Кэтрин Келли, в девичестве Кэтрин Годболд, урожденная Катарина Киприани, оставляет все свое имущество, движимое и недвижимое, «своей любимой дочери Анне». И никаких других оговорок о возможных наследниках в этом документе не содержалось. В последнем параграфе упоминалось о необходимости католического погребения, что соответствовало вере завещательницы.
Анна убрала конверт со скорбным документом и почувствовала, как у нее на глаза наворачиваются слезы. Горячий комок застрял где-то в горле. Ей показалось даже, что мать нежно коснулась ее лица своей рукой. Отдавать себя всю в любви – это было так похоже на маму.
До этого момента Анна никогда реально не представляла себе смерть дорогого и любимого ею человека, своей мамы. В самом расцвете сил, не дожив до пятидесяти лет, – это выглядело совершенно невероятно для Кейт. И какой-то громила в огромных тяжелых ботинках ворвался в жизнь ее матери.
Впервые Анна осознала, что Кейт действительно навсегда может остаться в коме – безжизненное тело, прикованное к больничной койке.
А сегодня на севере Англии Эвелин Годболд должна лечь на операционный стол. Бедная, бедная Эвелин. Ей тоже предстоит провести по крайней мере несколько часов между жизнью и смертью.
В кейсе было еще что-то, в маленьком карманчике. Анна открыла его и вытащила авиабилет на Москву, зарегистрированный в Денвере, багажный ярлык и меню какого-то московского ресторана. Помимо этого здесь находились еще какие-то бумаги. Одна из них оказалась вырванной из записной книжки страничкой, исписанной материнским почерком:
Джозеф Красновский.
Концентрационный лагерь в Варге, Литва.
Апрель 1945 года, лагерь для военнопленных, Восточный фронт.
Май 1945 года, допрос в НКВД.
Сентябрь 1945 года, Горький.
Март 1947 года, Лубянка, Москва, предварительное следствие.
Следователи – Алексей Федоров и Михаил Вольский.
1948 год, Лефортовская тюрьма, Москва.
1949, ГУЛАГ 5431, Тамбов.
1952, ГУЛАГ 2112, Владивосток.
1956, пересыльный лагерь С-56, Ташкент.
1956, ГУЛАГ 732, Киев.
1957, ГУЛАГ 9513, Латвия.
1959?
Анна долго смотрела на эти записи, чувствуя, как мурашки бегут по спине. Прошло немало времени, прежде чем она смогла взять в руки другую бумажку. Это оказалась регистрационная карточка какой-то дешевой московской гостиницы. Наверху было отпечатано: «Гостиница «Одесса», Москва» с адресом и телефоном внизу. А еще ниже два слова оказались приписанными рукой, причем одно из них кириллицей, а другое – латинскими буквами:
РТУТЬ – Quecksilber.
Ни одно из этих слов ничего не значило для Анны. Почерк явно был не материнский. Буквы – на старинный манер, рука слегка дрожала при этом, причем русское слово выписали более тщательно, чем латинское.
Анна сняла телефонную трубку и набрала нью-йоркский номер Филиппа. Он ответил сразу:
– Анна?
– Привет. Я знаю имя человека, которого разыскивала моя мать.
– Как тебе удалось?
– Я нашла кое-какие бумаги в юридической конторе. Они были в кейсе, который мать брала в Россию. Всего несколько бумажек. Его имя – Джозеф Красновский. Это что-нибудь тебе говорит? – с надеждой спросила Анна.
– Само по себе – нет, но фамилия явно славянская. Большинство пропавших без вести – славянского происхождения, хотя они являлись американскими гражданами. Скорее всего, это и было причиной репрессий по отношению к ним.
– Понятно. Но здесь еще и список. Он напоминает даты и названия русских концентрационных лагерей. Список завершается знаком вопроса, поставленным напротив даты 1959 год. Помимо этого, есть еще разные пометки, которые мне вообще ничего не говорят. А ты что об этом думаешь?
Филипп долго молчал, а затем заговорил:
– У меня есть кое-какие связи в американском совете по правам человека в Вашингтоне. Я позвоню и попрошу проверить это имя в компьютерах. Если там что-то есть на него, то мы все узнаем. Они обратятся в правительственный банк данных. Через день мы будем знать почти все о Джозефе Красновском. Может быть, ты и поймешь, почему твоя мать была так заинтересована в этом человеке.
Сердце Анны готово было вырваться из груди.
– Ты действительно так думаешь?
– Действительно.
– Это просто прекрасно.
– Прочти мне все, что ты нашла в бумагах, не пропуская ничего, – повелительно произнес Уэстуорд.
Медленно, слово за словом, она начала читать все, что было написано на листках, по буквам произнеся и русское слово, при этом стараясь изо всех сил. Когда Анна закончила, то ее вдруг осенила мысль, что беспорядочные записи являлись последними вехами той одиссеи, которую предприняла ее мать в течение последнего времени.
– Ведь это важно, не правда ли, – заключила наконец Анна. – Перед нами доказательство того, что Кейт не была сумасшедшей и не находилась во власти иллюзий.
– Я вообще никогда не думал, что она не в себе.
– Зато другие думали. А как насчет этого Quecksilber . Что оно означает?
– Это немецкий вариант слова «ртуть». А что обозначает русское слово, я не знаю. Но проверить смогу. Что ж, неплохо, Анна, теперь у тебя в руках два кусочка какой-то головоломки.
– Но другие, кажется, безнадежно пропали. И я даже представить себе не могу, какой должна быть картина в целом.
– Не будь так пессимистична. То, что появилось имя, – это большая удача.
– Я разговаривала со слесарем, просила прийти и открыть сейф. Внутри наверняка будут еще какие-нибудь бумаги.
– Хорошо.
Анна поколебалась немного, прежде чем спросить:
– А когда… когда ты вернешься?
– Завтра вечером.
– Тогда я приготовлю ужин. Здесь – на квартире матери, – решительно проговорила она в трубку.
– Прекрасно. Только будь осторожна, Анна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
– Может быть, они в квартире, – проговорила Анна, беря чемоданчик со стола. Он оказался неожиданно легким, но в нем явно что-то было. Если бы его содержимое могло пролить свет на тайну, которая завладела матерью в последнее время! Однако каким легким на вес оказалось это непомерное бремя.
Вернувшись домой в Потато-Патч, Анна начала искать ключи к дипломату из крокодиловой кожи. В бюро орехового дерева ей удалось обнаружить несколько ключей без всякой маркировки, но ни один из них не подошел к изящному золоченому замку. В конце концов Анна взяла из ящика кухонного стола отвертку, взломала замок и приподняла крышку.
Внутри оказалось два свертка. Она сразу же открыла больший из них. В нем была стопка новеньких стодолларовых банкнот – всего двадцать тысяч. Слегка ошеломленная, Анна смотрела на деньги. Зачем понадобилось столько наличных денег? Во втором свертке находилось завещание. Оно было коротким и очень конкретным. В нем говорилось, что Кэтрин Келли, в девичестве Кэтрин Годболд, урожденная Катарина Киприани, оставляет все свое имущество, движимое и недвижимое, «своей любимой дочери Анне». И никаких других оговорок о возможных наследниках в этом документе не содержалось. В последнем параграфе упоминалось о необходимости католического погребения, что соответствовало вере завещательницы.
Анна убрала конверт со скорбным документом и почувствовала, как у нее на глаза наворачиваются слезы. Горячий комок застрял где-то в горле. Ей показалось даже, что мать нежно коснулась ее лица своей рукой. Отдавать себя всю в любви – это было так похоже на маму.
До этого момента Анна никогда реально не представляла себе смерть дорогого и любимого ею человека, своей мамы. В самом расцвете сил, не дожив до пятидесяти лет, – это выглядело совершенно невероятно для Кейт. И какой-то громила в огромных тяжелых ботинках ворвался в жизнь ее матери.
Впервые Анна осознала, что Кейт действительно навсегда может остаться в коме – безжизненное тело, прикованное к больничной койке.
А сегодня на севере Англии Эвелин Годболд должна лечь на операционный стол. Бедная, бедная Эвелин. Ей тоже предстоит провести по крайней мере несколько часов между жизнью и смертью.
В кейсе было еще что-то, в маленьком карманчике. Анна открыла его и вытащила авиабилет на Москву, зарегистрированный в Денвере, багажный ярлык и меню какого-то московского ресторана. Помимо этого здесь находились еще какие-то бумаги. Одна из них оказалась вырванной из записной книжки страничкой, исписанной материнским почерком:
Джозеф Красновский.
Концентрационный лагерь в Варге, Литва.
Апрель 1945 года, лагерь для военнопленных, Восточный фронт.
Май 1945 года, допрос в НКВД.
Сентябрь 1945 года, Горький.
Март 1947 года, Лубянка, Москва, предварительное следствие.
Следователи – Алексей Федоров и Михаил Вольский.
1948 год, Лефортовская тюрьма, Москва.
1949, ГУЛАГ 5431, Тамбов.
1952, ГУЛАГ 2112, Владивосток.
1956, пересыльный лагерь С-56, Ташкент.
1956, ГУЛАГ 732, Киев.
1957, ГУЛАГ 9513, Латвия.
1959?
Анна долго смотрела на эти записи, чувствуя, как мурашки бегут по спине. Прошло немало времени, прежде чем она смогла взять в руки другую бумажку. Это оказалась регистрационная карточка какой-то дешевой московской гостиницы. Наверху было отпечатано: «Гостиница «Одесса», Москва» с адресом и телефоном внизу. А еще ниже два слова оказались приписанными рукой, причем одно из них кириллицей, а другое – латинскими буквами:
РТУТЬ – Quecksilber.
Ни одно из этих слов ничего не значило для Анны. Почерк явно был не материнский. Буквы – на старинный манер, рука слегка дрожала при этом, причем русское слово выписали более тщательно, чем латинское.
Анна сняла телефонную трубку и набрала нью-йоркский номер Филиппа. Он ответил сразу:
– Анна?
– Привет. Я знаю имя человека, которого разыскивала моя мать.
– Как тебе удалось?
– Я нашла кое-какие бумаги в юридической конторе. Они были в кейсе, который мать брала в Россию. Всего несколько бумажек. Его имя – Джозеф Красновский. Это что-нибудь тебе говорит? – с надеждой спросила Анна.
– Само по себе – нет, но фамилия явно славянская. Большинство пропавших без вести – славянского происхождения, хотя они являлись американскими гражданами. Скорее всего, это и было причиной репрессий по отношению к ним.
– Понятно. Но здесь еще и список. Он напоминает даты и названия русских концентрационных лагерей. Список завершается знаком вопроса, поставленным напротив даты 1959 год. Помимо этого, есть еще разные пометки, которые мне вообще ничего не говорят. А ты что об этом думаешь?
Филипп долго молчал, а затем заговорил:
– У меня есть кое-какие связи в американском совете по правам человека в Вашингтоне. Я позвоню и попрошу проверить это имя в компьютерах. Если там что-то есть на него, то мы все узнаем. Они обратятся в правительственный банк данных. Через день мы будем знать почти все о Джозефе Красновском. Может быть, ты и поймешь, почему твоя мать была так заинтересована в этом человеке.
Сердце Анны готово было вырваться из груди.
– Ты действительно так думаешь?
– Действительно.
– Это просто прекрасно.
– Прочти мне все, что ты нашла в бумагах, не пропуская ничего, – повелительно произнес Уэстуорд.
Медленно, слово за словом, она начала читать все, что было написано на листках, по буквам произнеся и русское слово, при этом стараясь изо всех сил. Когда Анна закончила, то ее вдруг осенила мысль, что беспорядочные записи являлись последними вехами той одиссеи, которую предприняла ее мать в течение последнего времени.
– Ведь это важно, не правда ли, – заключила наконец Анна. – Перед нами доказательство того, что Кейт не была сумасшедшей и не находилась во власти иллюзий.
– Я вообще никогда не думал, что она не в себе.
– Зато другие думали. А как насчет этого Quecksilber . Что оно означает?
– Это немецкий вариант слова «ртуть». А что обозначает русское слово, я не знаю. Но проверить смогу. Что ж, неплохо, Анна, теперь у тебя в руках два кусочка какой-то головоломки.
– Но другие, кажется, безнадежно пропали. И я даже представить себе не могу, какой должна быть картина в целом.
– Не будь так пессимистична. То, что появилось имя, – это большая удача.
– Я разговаривала со слесарем, просила прийти и открыть сейф. Внутри наверняка будут еще какие-нибудь бумаги.
– Хорошо.
Анна поколебалась немного, прежде чем спросить:
– А когда… когда ты вернешься?
– Завтра вечером.
– Тогда я приготовлю ужин. Здесь – на квартире матери, – решительно проговорила она в трубку.
– Прекрасно. Только будь осторожна, Анна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161